Солдаты Красной армии, освобождавшие в 1945 году Германию от нацизма, помогли выжить очень многим простым немцам, из-за войны лишенным средств к существованию. Тем самым были разрушены мифы, насаждавшиеся гитлеровской пропагандой.

О том, как это было, в интервью РИА Новости рассказал немецкий актер Отто Мелис, сыгравший в советском телесериале "Семнадцать мгновений весны" солдата Хельмута, который ценой своей жизни помог радистке Кэт с детьми бежать из гестапо.

— Что значит для вас праздник 9 мая?

— Для меня это очень крупный рубеж в жизни. Тогда, в 1945-м, мы были все ослеплены, отравлены нацистской пропагандой. И даже в конце войны еще верили в окончательную победу гитлеровцев.

В 1945 году мне было 14 лет. Нам говорили, что русские — нелюди. Нас уверяли, что, когда придут русские, они возьмут младенцев и будут разбивать им головы о стволы деревьев. И в это верило много людей.

По этой причине моя семья решила покончить жизнь самоубийством, отравившись. И я тоже хотел это сделать. Моя мать, моя старшая сестра и три ее сына в ту ночь умерли, а я был единственным, кто очнулся. И меня откачали соседи.

Они меня приняли, ухаживали за мной и поставили на ноги. Но надо было как-то жить дальше. Тогда люди были свободны как птицы. Действовало право кулака — кто не мог себя обеспечить, погибал от голода. В моем родном городе Штольп в Померании не было врачей.

И вот я как-то шел по улице с перевязанной рукой — у меня была рана — и вдруг на одном из дворов увидел много лошадей. А я был просто помешан на лошадях. Я вошел на этот двор и спросил, чьи они. Выяснилось, что они принадлежали советской комендатуре, на них развозили продовольствие для советских солдат.

Я подошел к начальнику этой конюшни и сказал: "Я хочу есть, мне надо как-то жить. Может быть, когда я выздоровею, смогу у вас работать?" И он ответил: "Можешь остаться у нас". Я получил работу, еду, а жил у тех своих соседей.

— А как вы общались с этим начальником?

— Там были два молодых советских солдата, которые немного говорили на ломаном немецком. Но мы понимали друг друга.

— Ваш Хельмут из "Семнадцати мгновений весны" — возможно, первый немецкий солдат в советском кино, который имел душу, был способен на сочувствие. Для многих зрителей это было откровением. А что для вас стало таким же открытием в знакомстве с советскими людьми?

— Когда я рассказал начальнику конюшни, что со мной случилось, он сказал: "Знаешь, я буду немного присматривать за тобой".

И сказал он это как родной отец. И затем общался со мной как отец. Вот это для меня было освобождением от той бессмыслицы, которую нам вбивали в головы. Я вдруг увидел русских совсем по-другому.

Или вот у моих соседей, у которых я жил, как-то загорелся дом. Прибежали советские солдаты, мы вместе тушили огонь, передавали друг другу ведра с водой. Мы были как одна семья.

А когда в 1947 году я поступил в театральное училище в Шверине, я начал с жадностью узнавать Россию, ее культуру. Я смотрел очень много фильмов, например, цикл по трилогии Горького — "Детство", "В людях", "Мои университеты". Нам показывали фильм о Большом театре. Это произвело на меня такое сильное впечатление, что я сказал себе — тоже хочу стать таким. Я тогда понял, на что способно искусство. О чем иногда сегодня забывают.

Позже, когда я снимался в фильме "Доктор Шлютер" и три недели съемки шли на Байкале, я узнал множество чудесных советских людей. Мы были с ними в очень тесном контакте, и приходилось только за голову хвататься — как можно было быть настолько отравленным нацистской пропагандой?!

После этой картины я обнаружил у себя в почтовом ящике в Берлине одно письмо — из Владивостока. На конверте вместо адреса было написано "Господину доктору Шлютеру, Германия" и больше ничего. Это было очень приятно.

— А как шли ваши съемки в "Семнадцати мгновениях весны"?

— Мне доставило огромное удовольствие играть Хельмута. А работа с режиссером Татьяной Лиозновой была просто замечательной.

У Хельмута в фильме были свои сложности и-за ранения — он ведь был ранен. И попал в необычные обстоятельства. И вот эта молчаливая симпатия, помощь, взаимная поддержка — по-моему, это очень трогательно. И зрители так это и восприняли.

У меня был еще такой случай с этим фильмом — меня попросили на студии дубляжа в ГДР озвучивать Вячеслава Тихонова — Штирлица. Я ответил — это невозможно, я ведь и сам играю одну из ролей в этом фильме. Но мне сказали, что эту роль тоже дублируют. Так что я озвучивал Тихонова, а меня переозвучивал другой актер.

— Во время съемки вы немного научились говорить по-русски?

— Я ведь был всего восемь, даже меньше, съемочных дней в Москве, на киностудии Горького, а остаток доснимали в Берлине. И всегда, когда мы работали с советскими коллегами, мы общались с помощью жестов, и времени учить русский или немецкий особо не было. Но ведь во всем мире как врачи понимают друг друга, так и артисты понимают друг друга. Говорят на одном языке. Так было и у нас.

Материал подготовлен при содействии Службы документальных фильмов ВГТРК