Ксения Собчак. Это имя на слуху у всего столичного бомонда. Пафосная избалованная девочка, заядлая тусовщица, любовница Джабраилова — чего только не судачат об этой весьма популярной персоне.

У прессы она ассоциируется сегодня с тремя вещами — скандальной историей с похищением драгоценностей, откровенными снимками в одном глянцевом журнале и сомнительным бойфрендом. В последнее время на светских тусовках Ксения часто появляется в компании своего нового друга — Александра Шусторовича, нью-йоркского бизнесмена, которого ФСБ подозревает в работе на американскую разведку. В России Шусторович известен как несостоявшийся издатель мужского журнала “Penthouse”. В последние годы он переключился на торговлю ювелирными изделиями. Какая же она на самом деле, дочь Анатолия Собчака и Людмилы Нарусовой?

— Ксения, насколько мне известно, в Москву ты переехала не так давно. Что заставило тебя покинуть родной Петербург?

— Я живу в столице уже полтора года. По понятным причинам мне психологически было очень тяжело оставаться в Питере. Вообще всю свою жизнь я делю на два периода: до того, как умер папа, и после. Я долго не могла прийти в себя, и мне хотелось что-то кардинально поменять. Тогда и поступило предложение перевестись в МГИМО.

— Говорят, питерская публика недолюбливала тебя?

— Напротив, меня там очень любили. В Северной столице у меня осталось много друзей. Питерское общество меньше, чем московское, поэтому там я знала всех, начиная от булочницы и заканчивая видными деятелями культуры. Все салоны, клубы, рестораны этого города были открыты моими друзьями. Питер — мой дом.

— Правда, что во время учебы в школе все срывы уроков приписывали тебе, а если у кого-то в классе заводились вши, учителя в один голос кричали: “Это Собчак принесла”?

— Это не совсем так. Просто я поменяла шесть школ. Поэтому у меня никогда не было возможности сойтись с каким-то определенным кругом людей. Я училась в обычных школах, где дети постоянно ставили мне в упрек мое положение. Со мной всегда ходила охрана, родители никуда меня не отпускали, я приезжала и уезжала из школы, естественно, никакие дискотеки и общественные мероприятия не посещала. Я была чужаком. Со мной никто не дружил. Когда я отвечала урок, за каждым моим движением, словом напряженно следил весь класс. Из-за этого у меня выработался огромный комплекс. Я чувствовала, что я не такая, как все, поэтому всеми силами старалась быть ближе к народу. Мне хотелось прокатиться в метро или съесть какую-то жуткую сосиску в тесте вместо того, чтобы нормально пообедать дома. Я мечтала делать вещи, которые для других казались обычными, а для меня были из ряда вон выходящими. Впоследствии меня перевели в частную школу, где учились дети примерно такого же социального положения, как я. Здесь мне удалось найти друзей и понимание, на меня не показывали пальцем и не говорили: “Вон дочка Собчака идет”. Именно тогда я пришла к выводу: люди должны общаться в своей среде.

— Охране ты доставляла массу хлопот?

— Когда мы встречаемся с моими бывшими охранниками, они смеются и говорят, что со мной прошли самую жесткую школу. После такой практики они могут охранять кого угодно, включая самых высокопоставленных лиц государства. Ведь я постоянно искала удобного случая, чтобы сбежать от них.

— Например?

— Однажды я попросила их прокатиться в метро. Мы сели в вагон, и в последнюю минуту я успела выскочить. Двери закрылись, я сделала им ручкой. У меня оставалось десять минут, чтобы убежать, пока они доедут до следующей станции и обратно. Также у меня была негласная договоренность с соседом по дому, Сережей Боярским. Он жил на первом этаже, мы — на четвертом. Когда мне нужно было уйти, я приходила к нему в гости, быстро переодевалась, вылезала в окно и убегала. Охрана все это время ждала меня на лестнице в полной уверенности, что я нахожусь в гостях. Вечером по условному стуку Сережа открывал окно, и таким способом я возвращалась.

— Когда ты почувствовала себя свободным человеком?

— Когда папа проиграл выборы. Я понимала, что это большая травма для него и для нашей семьи, но в душе я была безумно счастлива, потому что наконец-то у меня началась нормальная, полноценная жизнь.

— Наверное, в твоем положении тяжело было найти молодого человека?

— Тогда о молодом человеке я не думала, ведь мне было всего 14 лет. Хотя, конечно, у меня возникали влюбленности, но все заканчивались слезами. Нравились мне исключительно мальчики-хулиганы, из неблагополучных семей. В любом классе всегда есть самый высокий юноша, про таких говорят: все ушло в рост. Все девочки были в него влюблены. Я не исключение. Любовь не была взаимной. Он постоянно меня чморил по поводу моей охраны и моего образа жизни.

— Ты верила тому, что писали газеты про твоего отца?

— Когда я прочитала первую статью, мне показалось, что это абсурд. Но когда я взяла в руки сто двадцать первую, честно говоря, засомневалась и... поверила. Я до сих пор не могу себе этого простить, все в жизни этому противоречило. Ведь папу я знала лучше всех. Я каждый день видела его на кухне, слышала, как они с мамой обсуждали финансовые вопросы и какое отношение было у них ко всем черным пиар-кампаниям. И, несмотря на это, я все-таки засомневалась... А потом то же самое случилось со мной. Большинство людей, с которыми я сейчас дружу, говорили мне: “Мы представляли тебя совсем другой, монстром, а не человеком, ведь в прессе проходило столько негатива...”

— Помнится, однажды тебя обвинили в употреблении наркотиков?

— Газеты осветили мой первый в жизни поход на дискотеку, на которую я со слезами на глазах уговорила маму отпустить меня. Мне было 13 лет. В ночном клубе выступала группа “Агата Кристи” с программой “Опиум”. Наши бдительные спецслужбы решили: раз программа называется “Опиум”, то без опиума там не обойдется. В клуб ворвались люди в масках, с автоматами, всех положили на пол, и начался досмотр. Я была в шоке! У меня тогда ничего не нашли, но для газетчиков это не имело значения, поэтому они написали, что я успела куда-то сбросить десять грамм кокаина.

— Это был твой первый и последний поход на дискотеку?

— Да. Больше меня не отпускали. Пока мой папа был мэром города, я вообще не тусовалась. Более того, я практически не выходила из дома. В этом нет ничего удивительного, так положено по протоколу. Дочери президента охраняются сегодня точно так же. Например, первый раз я попала в магазин канцтоваров в 14 лет. Это ненормально!

— Анатолий Собчак был строгим отцом?

— Строгая была мама, она постоянно следила за моей личной жизнью. С папой у нас сложились добрые отношения. Мы много говорили, он любил пофилософствовать, рассказать какие-то интересные исторические факты.

— Мама до сих пор следит за твоей личной жизнью?

— Сейчас я уже взрослый человек. Она, конечно, в курсе моих романов, но понимает, что вряд ли может повлиять на мой выбор. Другое дело, когда возникают какие-то сложные ситуации, я могу с ней поделиться.

— В последнее время много писали о твоем романе с Умаром Джабраиловым.

— С Умарчиком у нас сложились очень хорошие отношения, мы давно общаемся и по-настоящему дружим. Но это не роман. У меня всегда были молодые люди, которых он знал, да и рядом с ним постоянно находятся какие-то девочки. Я очень прониклась к этому человеку, потому что во многом он такая же жертва обстоятельств, как и я. Про него тоже пишут разные гадости, совершенно не зная его.

— Говорят, что с твоим новым бойфрендом, Александром Шусторовичем, тебя тоже познакомил Умар. Также ходят слухи, что ФСБ подозревает Александра в работе на американскую разведку.

— Начнем с того, что Алекс Шусторович, с которым я действительно сейчас встречаюсь, с Умаром познакомился через меня. Знаем мы с Алексом друг друга достаточно давно, и только сейчас наши отношения переросли во что-то большее. Во-вторых, Алекс действительно подданный США, но не все граждане Америки — разведчики. Мы очень смеялись, прочитав такую информацию.

— Ксения, тебя смело можно причислить к золотой молодежи. Ты не пропускаешь ни одной модной вечеринки, посещаешь светские тусовки, общаешься со столичным бомондом. Не понаслышке я знаю, что подобные мероприятия не обходятся без кокаина или дорогих спиртных напитков...

— Кокаин и алкоголь — уже не модно. Нужно понимать, что я начала тусоваться в 17 лет. А тогда, на мое счастье, мода на наркотики, на рейв отошла, началось другое движение. Уже нет дискотек, на подиуме отсутствует героиновый шик, в клубах люди кушают и общаются. Это мне нравится. На дискотеках меня сегодня не увидишь. Мне это уже неинтересно.

— У тебя есть вредные привычки — алкоголь, сигареты?

— Я не люблю алкоголь. Если я пью, то коктейли и шампанское. Была дурная привычка — курила, но сейчас бросила. Наркотиков в моей жизни не было никогда, я слишком себя люблю для этого.

— Наверняка ты общаешься с детьми высокопоставленных чиновников — например, Борей Ельциным или сыном Яковлева?

— Никогда не общалась. Да и желания такого не возникает. Конечно, я знакома с некоторыми детьми высокопоставленных родителей, но они никогда не входили в круг моих друзей. Я считаю, что им очень не повезло в жизни. Расти в знаменитой семье — большое бремя. Это развивает комплекс на всю жизнь, от которого очень трудно избавиться. Тебя постоянно сравнивают с родителями, а достигнуть того уровня, на котором находятся они, очень тяжело. Я вижу, что многих это сломало. И самое главное, эти дети лишены свободы. Поэтому я принимаю всю ту грязь, которую льет на меня пресса. Я готова заплатить такую цену, потому что я имею свободу. Я не собираюсь менять свой образ жизни ради общественного мнения. Я хочу прожить полноценную молодость. Слишком долго я жила в несвободе.

— Ты часто влюбляешься?

— Нет. А еще я никогда не влюбляюсь с первого взгляда. Отношения со всеми моими молодыми людьми были достаточно долгие и прочные. Также я люблю дружить с мужчинами. Я верю, что, если правильно выстроить отношения, дружить с мальчиками можно. И эти отношения не будут носить сексуальный характер. С мужчинами намного интереснее. В этих отношениях нет зависти, как с подружками, нет сплетен. Поэтому у меня две близкие подруги и огромное количество друзей.

— При выборе молодого человека имеет значение его финансовое состояние?

— Не буду лукавить, конечно, имеет. Не потому, что деньги сами по себе что-то значат, нет, это бумажки, но они дают возможность посмотреть мир, расширить кругозор, побывать в хороших местах, узнать о хорошей еде. Тот человек, с которым я общаюсь, должен понимать, о чем я говорю, будь то какая-то страна или национальная кухня. Конечно, я общаюсь и с теми, у кого нестабильное материальное положение, но нам друг друга сложнее понять чем людей моего круга. Большую роль для меня играет интеллектуальное развитие человека.

— О замужестве еще не думаешь?

— Нет. Я еще молоденькая девочка, хочу погулять. А семья, брак — вещи серьезные.

— Давай вернемся к нашумевшим делам минувших дней, к краже твоих драгоценностей. Нашли виновных?

— Никого не нашли и, я думаю, уже не найдут. Жалко, конечно, ведь украдены очень дорогие и даже бесценные вещи, но это всего-навсего материальные ценности. Я пережила такую травму, что по сравнению с этим любая, даже самая дорогая стекляшка не стоит моих слез. Я не сделала из этого трагедию.

— Ты по характеру мамина или папина дочка?

— По характеру я больше похожа на маму. Она у меня — агрессивный боец, непробиваемый танк. От папы кроме внешности я переняла рациональный склад ума и вдумчивость. Мама очень эмоциональна, обычно она сначала что-то скажет и только потом начинает думать.

— Кто же был главой семьи?

— Мои родители — две яркие противоположности, поэтому они всегда дополняли друг друга. Они были партнерами во всем. Это были отношения, где присутствовало все — и ссоры, и советы, и любовь, и страсть.

— Недавно ты снялась для одного глянцевого журнала в довольно откровенных нарядах. Это говорит о том, что ты собираешься опробовать на себе профессию фотомодели?

— Вот чего-чего, а этого я не хотела никогда. Я снималась много, но с такой откровенностью — впервые. Существует стандартное мнение, что модели не отличаются высоким интеллектом. Это действительно так, и можно понять почему. Ради этих шести фотографий я провела около восьми часов в студии и вышла оттуда с полным ощущением, что у меня от мозгов ничего не осталось. Это случилось после восьми часов. Представляю, какая деградация происходит за несколько лет...

— Тебе часто бывает стыдно?

— Не часто, но бывает. Но другое дело, когда я по утрам смотрю на себя в зеркало, мне не противно, потому что никаких больших подлостей я не делала. Все мои не очень красивые поступки касались любовных романов. Я не всегда тактично заканчивала отношения с молодыми людьми. Но, в конце концов, в любви правил нет, сердцу не прикажешь, ради жалости нельзя сохранять отношения. Другое дело, это к тебе всегда вернется.

— Тебя бросали мужчины?

— Только однажды, но это запало на всю оставшуюся жизнь. Я до сих пор вспоминаю те отношения, хотя никаких чувств уже не осталось, но осталось то неприятное ощущение, когда ущемили мое самолюбие. Всех остальных мужчин бросала я.

— Ксения, ты ревнива?

— Очень. По отношению к родителям и к друзьям. Я большой собственник. У меня есть лучшая подруга, которую я настолько люблю, что ревную даже к ее знакомым. Это не лесбийская любовь, просто она мне близкий человек, и я считаю, что она полностью должна принадлежать мне. Она должна сидеть у меня в шкафу, как любимая игрушка, и больше ни с кем не общаться. Это относится и к моим молодым людям. Я пытаюсь избавиться от этого чувства, но пока не получается. Я сама полностью отдаюсь человеческим отношениям. Я очень преданный друг и пойду до конца с теми людьми, которые мне дороги. Может, поэтому я тоже требую большой отдачи.

— Ты приспособленный к жизни человек, могла бы выжить на необитаемом острове?

— Я легко подстраиваюсь под окружающих. Если бы я попала на необитаемый остров и там жили бы стаи обезьян или носорогов, я бы могла стать и носорогом, и обезьяной. Я умею чувствовать людей и быть на их волне. С другой стороны, я... настолько неприспособленный к жизни человек, что невозможно передать. Меня избаловало, что я была единственной дочкой в семье. Я совсем не умею готовить. Мое фирменное блюдо — чай из пакетиков, это максимум, на что я способна. Также я никогда не стирала. Я даже не знаю, с какой стороны подходить к этой ужасной стиральной машине. К счастью, всем этим примитивным вещам научиться несложно, в конце концов, это не диссертацию защитить. Наверное, когда жизнь заставит, я буду это делать.

— Какие черты характера ты ненавидишь в себе?

— Я — скандалистка. Папа был глубоко интеллигентным человеком, любой конфликт мог уладить. Он бывал даже слишком мягок, и люди этим пользовались. Я видела, как ему хамили официанты, шоферы, и он никогда не шел на конфликт. Я не такая. Если мне не тот номер в гостинице дали или не тем накормили в ресторане, я устраиваю страшный скандал, начинаю спорить, кричать и до последнего отстаивать свои права. Я агрессивная девушка и остро реагирую на хамство. Я не тот человек, который подставит левую щеку, — я скорее “око за око”. Если мне нахамят, я могу очень жестко ответить. Когда нужно — матом.