Олег Кашин

Когда очередная запретительная инициатива российских властей исходит непосредственно от Владимира Путина или возникает из обезличенной среды депутатов Госдумы, это по-своему логично. С именем Путина непосредственно связан ультраконсервативный разворот в российской политике последних лет, а депутатов для того и рассадили по думским креслам, чтобы они его поддерживали. Хуже, когда в роли ограничителя очередных свобод выступает Дмитрий Медведев.

Медведева мы помним добродушным президентом-модернизатором, любителем социальных сетей и модных гаджетов, поэтому, когда какая-нибудь непопулярная инициатива исходит из его правительства, кажется, что Медведев предает самого себя. Ведь говорил он когда-то, что свобода лучше, чем несвобода, а теперь сам расправляется со свободой.

Страничка российского премьера в Facebook, последний артефакт модернизаторских времен, теперь состоит из совсем не либеральных лозунгов, будь то импортозамещение или критика Украины. Людям, которые когда-то связывали с именем Медведева надежды на проводимые сверху перемены, теперь неловко об этом вспоминать. Был Медведев - и нет Медведева.

Премьер в России - меньше, чем премьер

Понятно, что российская власть сегодня до такой степени путиноцентрична, что наивно было бы говорить о каких-то самостоятельных решениях главы правительства. Премьер в России - меньше, чем премьер, самостоятельного политического веса у Медведева сейчас нет - или, что тоже может быть вполне логично, он старательно его скрывает.

Комментировать слухи о скорой отставке Дмитрия Медведева давно уже стало дурным тоном. Cлухи эти ходят с самого начала его премьерской карьеры, а он никуда не девается, продолжает работать, более того, чем ближе очередные российские выборы, тем меньше вероятность смены правительства.

Любой новый человек на месте Медведева - хоть Кудрин, хоть Шойгу - автоматически будет восприниматься как почти гарантированный преемник Владимира Путина, а это уже альтернативный центр власти, нездоровые настроения в самых разных кругах, конфликты, нестабильность. Нет уж, пусть лучше остается Медведев.

За годы его премьерства самым сильным качеством, гарантирующим устойчивость позиций Медведева, стало как раз вот это - почти комедийный публичный образ и демонстративно оставленные в прошлом амбиции. Его никто не воспринимает всерьез, он никому не мешает, а значит, и отставка его крайне маловероятна.

Медведев - второй Хрущев?

Публичная иерархия российской власти едва ли совпадает с реальным распределением ролей в Кремле и правительстве. Если судить по частоте упоминания в СМИ, самым влиятельным после Путина российским политиком является Дмитрий Песков, что вряд ли соответствует действительности.

Кто составляет ближний круг Владимира Путина? На кого он сделает ставку, когда захочет безболезненно расстаться с властью? Имя Дмитрия Медведева - последнее, которое приходит в голову среднестатистическому политологу, но в этом-то и может заключаться главный политический секрет российского премьера.

Возможно, это не вполне корректное сравнение, но в ряду грозных соратников Иосифа Сталина, за каждым из которых стоял огромный силовой и административный ресурс, наименее серьезным персонажем на протяжении многих лет был Никита Хрущев, о котором мемуаристы писали, что Сталин заставлял его плясать гопак. Закономерно, что именно самый несерьезный соратник в результате и стал диктатором.

В закрытом кругу "коллективного руководства" сильнее всего рискуют и почти всегда проигрывают именно те, кого считают сильными и серьезными, и когда они перегрызают друг другу глотки, на сцену почти всегда выходит тот, который плясал или тихо улыбался. Если тебя не принимают всерьез - это самая сильная фора, о которой можно мечтать.

Если бы Медведев оставался публично верен себе, продолжал говорить о модернизации и возражать консерваторам, его карьера давно бы закончилась. Сегодня он, пожалуй, ведет себя правильнее всех в команде Путина. Состояние власти в России таково, что сильнее всех рискуют именно те, кто не скрывает своих амбиций.

Впрочем, само то обстоятельство, что о режиме Путина сегодня можно вполне всерьез рассуждать, описывая его категориями сталинских аппаратных традиций - крайне неутешительный диагноз для российской власти. Византийство как политическая философия всегда было отличительной чертой обитателей средневековой крепости, из которой управляется Россия, но не стоит забывать, что Византия давно пала и никакие традиции аппаратного интриганства ее не спасли.