Глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров встретился с корреспондентами РИА Новости в Грозном. В ходе полуторачасовой беседы он рассказал о своем отношении к расследованию убийства Бориса Немцова, к работе некоммерческих организаций в России, о сотрудничестве Чечни с арабскими странами и о развитии спорта и туризма в республике. 

Кадыров рассказал, как "Исламское государство" вербует российских граждан, раскритиковал методы коалиции, признался, что сам с радостью бы поехал воевать с ИГИЛ, и предложил российскому президенту Владимиру Путину взять на себя урегулирование ситуации и стать главным миротворцем. Он также заявил, что Нажуд Гучигов и его молодая жена живут счастливо и любят друг друга, и рассказал, что каждая чеченская девушка плачет, когда выходит замуж. 

Рамзан Кадыров также признался, что по призванию он воин, а не политик, но встал на этот путь, чтобы защитить свой народ, заявил, что для экономики региона будет лучше, если его заменит "очкарик в белой рубашке", и призвал общество в сложное время проявить патриотизм и поддержать государство.

— Видно, что республика развивается, город строится. Но понятно, что санкции, которые сейчас по всей России распространяются, они наносят определенный ущерб экономическим связям, экономике в целом. Интересно вашу оценку узнать, как санкции повлияли на экономику республики, приостановились ли какие-то проекты? И каким образом вы ищете выходы из сложившейся ситуации?

— Нам действительно повезло в этом направлении, мы только начали работать с Европой. Сильно, я думаю, пострадали такие промышленно развитые регионы, как Татарстан и другие регионы. А мы только начали. Ну приостановили проекты, потому что они не разрешают завозить оборудование и так далее. Мы особо не пострадали. Экономический рост, который у нас есть, и тот темп, который мы задали, мы не остановили, мы заканчиваем все наши предприятия в сельскохозяйственном направлении, стройиндустрии. Полностью все мы выполняем, и ни один проект мы не остановили. Но надо было работать с другими государствами, которые относятся к нам более приемлемо. Мы предпочитаем арабские страны, Турцию, которые не предали и не предадут нас, Россию.

Думаю, что и санкции особо долго не продержатся, потому что без России Европе не продержаться. Как бы и что бы Америка ни говорила, они придут к тому, чтобы снять санкции для своей же безопасности экономической. А мы, чеченский народ, жили, так скажем, без ничего, терпели трудности и, если для государства это нужно, готовы и дальше проявлять патриотизм, любовь к Родине, приумножать и дальше идти вперед. Я думаю, что все народы понимают это, что это не против одного человека, а против нашего государства, против народа. Поэтому на санкции мы, простые жители, не должны обращать внимание, этим занимаются компетентные органы, правительство, другие организации. Мы на местах должны работать, несмотря ни на что, и я думаю, успех только тогда будет.

— Вы говорили про арабские страны, у вас достаточно плотные контакты и с руководством различных стран. Нет такого ощущения, что идет давление на арабские страны со стороны США по поводу того, что с Россией нужно поменьше общаться? Европейцы время от времени признают, что есть давление, а вот как с арабскими странами?

— Если даже будут давить на них, они об этом не будут говорить, но видно, что всегда давили. Кто-то слово сказал не то — и сразу салам алейкум. Кто-то свое мнение высказал — и все. Друг Америки Саддам Хусейн и министр обороны Америки — они были кенты. И вот они повесили его. Ливия — убили, Египет — разрушили, Сирия — разрушили. Дальше идет беспредел, поэтому более умные страны, такие как Эмираты, Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, — они так дружат и так держат атмосферу в правильном направлении.

А то, что Америка старается давить на всех, это видно. Если они напали, так скажем, на Россию, об арабских странах и говорить нечего. Россия — ядерная держава, мощное государство, и если они с нами начали играться, то маленькие государства, которые только строятся — Эмиратам всего 20-30 лет, — с ними играться легко, если они с нами стараются это делать. У нас близкие братские отношения, и если послушать их разговоры о наших отношениях, то они сами объявили, что у нас должны пойти инвестиционные проекты уже начатые. Здесь Эмираты уже строят у нас гостиницу, торгово-развлекательные центры, международный университет и сейчас плотно занимаются малым средним бизнесом.

Я недавно встречался с министром обороны, а он не только министр обороны, он возглавляет еще инвестиционный фонд Саудовской Аравии. Они уже приготовили к отправке к нам в сентябре три группы. Они готовы взаимодействовать с регионами РФ по ряду договоренностей с Путиным и с Королевством Саудовская Аравия, готовы вкладывать инвестиции. С ними плотно работают Татарстан и другие регионы. Они изъявили желание, что по линии сельского хозяйства и промышленности в республику будут инвестировать.

— А каков объем примерно инвестиций?

— Об этом мы не говорим сейчас. Их делегация должна приехать, потом нашу делегацию, он сказал, лично примет. Их делегацию будет возглавлять министр иностранных дел, это будет в сентябре. Вот такие у нас хорошие отношения, тесные. Турецкие инвесторы уже по линии сельского хозяйства вкладывают. Импортозамещение. Поставленную задачу руководством государства в лице президента мы выполняем.

Думаю, что лет пять нам нужно, чтобы выстроить хорошие отношения, чтобы мы конкретно встали на ноги, чтобы мы не зависели от бюджета федерального. Как и все другие регионы, мы зависим от федерального бюджета. Мы тоже платим налоги, и наша нефть уходит, и наш газ, свет, как и у остальных субъектов РФ. Прилично там. В отношении чеченского народа и, в частности, Кадырова принято говорить, что "наши налоги уходят в Чечню". Как и другие регионы, мы получаем большие дотации из федерального бюджета. Так построен бюджет. Все платят налоги — в федеральный и в местный бюджет. Особый статус есть у Татарстана, а все остальные регионы, как и мы, платят. И после этого собирается бюджет и выделяются средства.

— Вы рассказывали, что договорились с бизнесом из ОАЭ о грантах в 50 тысяч долларов начинающим бизнесменам. Много уже выделено?

— Этим занимается правительство, и в конце августа должны провести такой форум. Специалисты из Эмиратов будут читать лекции и выбирать проекты, которые есть у нас. Они сами будут определять. Я сказал, что мы не будем вкладывать, чтобы дать самим нашим начинающим предпринимателям возможность проявить себя — чтобы сами выбирали, сами платили и сами потом контролировали. Если человек взял деньги, он может не знать, как дальше идти. А мы знаем, что у Эмиратов менеджмент поставлен правильно, они выстроили такие отношения во всем мире и построили такой бизнес. Если мы смотрим на один город, то они смотрят еще и на прилегающие территории, до которых несколько часов еще лететь самолетом. Исходя из этого, они строят бизнес.

Мы тоже говорим, что хотим построить молодежный центр не только для чеченцев, которые здесь проживают, но и для всего Северного Кавказа. Потому что ехать из Ставрополя 3,5 часа, из Махачкалы до Грозного — час, из Ингушетии — 20 минут, из Осетии то же самое. Исходя из того, что нас много, это не 1,3 миллиона (население Чеченской Республики — ред.), а десятки миллионов человек, мы и строим свои экономические планы, культурно-развлекательные и молодежное направления.

— Это и развитие транспорта в том числе?

— Да, и развитие транспорта. Если делать экономический проект, предусмотренный, в частности, для Чеченской Республики, это мало, содержать республику не получится. Чтобы привлекать всю молодежь Северного Кавказа, надо такое сделать, какого нет еще во всей России. Самолетом же час пятьдесят — два часа лететь из Москвы. Если у нас будут новые, хорошие самолеты. Если у нас будут все условия — и санатории, и курорты, и для молодежи, и международные институты, исследования. Если мы в таком формате не построим, то у нас будущего не будет. Мы говорим, что у нас нефть есть. Нефть есть? Нефти нет. Нас обманывали, что у чеченского народа есть нефть.

— А что, нет нефти?

— По информации "Роснефти", у нас практически этим никто не занимается. Сегодня вкладывать в это направление тебе никто не разрешает. Поэтому надо другие направления искать.

— То есть вы с "Роснефтью" не договорились об увеличении добычи?

— "Роснефть" последнее время активно занимается. Они даже разведку увеличили, ищут места. Специалисты, я думаю, не в тех местах ищут. Не там ищут.

— Пока не нашли?

— Мы сейчас подписали соглашение с Игорем Ивановичем (Сечиным — ред.). Мы должны еще раз встретиться, обсудить. У нас налаживаются контакты, которых не было последние годы. Как принято говорить, никто не принимал решение. Но Игорь Иванович принимает решения.

— Когда вы будете с ним встречаться?

— Мы подписали соглашение после Питерского форума, теперь в правительстве его помощники и заместители работают над теми соглашениями, которые мы подписали. После этого пройдет время. Это государственная компания, у него много дел. Если он выберет время, мы полетим или он полетит к нам. Он в гостях у нас не был. Посмотрит, что и как на самом деле.

— А по НПЗ?

— НПЗ — это на сегодняшний день нереально. Если когда-то было реально. Тянут-тянут — ни да, ни нет. Работаем над этим. Я думаю, что президент примет решение. Он сам озвучил, он сам сказал: мы будем строить. Он все свои мысли и решения, высказанные в предвыборную кампанию, выполняет. Мы ждем очереди. Дойдет очередь, он скажет: надо строить — и все!

— Помимо "Роснефти", никакие компании не рассматриваются?

— С компанией "Россети" у нас есть проекты, с "Газпромом" есть проекты. Они уже вкладывают деньги в республику.

— А объемы какие?

— Там приличные объемы. Миллиарды.

— Миллиарды рублей?

— Долларов не бывает. Мы не считаем в долларах. Мы в рублях считаем.

— Если еще коснуться темы нефтянки — по поводу добычи попутного газа у вас же были обсуждения с "Роснефтью"?

— На самом деле я всегда говорю как есть. Из-за этого у меня всегда бывают…

— Проблемы?

— Проблемы какие могут быть у меня? Я выполняю поставленные задачи — обеспечение безопасности населения, решение социальных вопросов населения, экономический подъем. Это поставленные президентом страны задачи. Я особенно внимания не обращаю. Я перед президентом чист. Народ, если спросить, поддерживает ту политику, которую мы проводим, им нравится это. Все благодаря Всевышнему. Те, кто недоволен, — пусть они будут недовольными. Я высказываю свое мнение как есть. Я не умею хвалить человека, когда он этого не заслуживает. Поэтому, когда приписывают нам столько объемов газа, который даже невозможно через трубу закачать, я говорю: эй, вы продаете газ, ну хотя бы чуть половину уберите нам, чтобы более реально это было. У нас были непонятки, после этого Дмитрий Анатольевич Медведев провел совещание. Он обещал создать комиссию. Я сказал: начните с нас. Пусть ясность какая-то будет, а то на нас такие миллиарды, которые мы никогда не сможем выплачивать, и мы всю жизнь будем в долгах.

Такая построена система в нижних коридорах власти. Они для того, чтобы отвести глаз начальства, придумывают всякие документы. Если у них есть рычаги — их слышат больше, нежели нас, бедных руководителей регионов, которые берут в долг и покупают костюм (смеется). Нам очень-очень трудно бывает. В последние годы мы уступаем, более гибко поступаем, чтобы как-нибудь получать помощь для региона, для народа. Поэтому у нас наладятся отношения и с "Газпромом", и с "Регионгазом", и с "Роснефтью". Спорим, чтобы защищать интересы региона. Для этого я есть. Если я со всеми буду соглашаться, какой я руководитель региона? Я гарант конституции, отвечаю за свой регион, который мне доверили. Им доверили другие направления — компании, департаменты, они отвечают за это. Поэтому мы должны спорить, обсуждать, находить более благоприятные решения, чтобы и овцы были целы и волки сыты.

— Здесь есть какое-то движение после того решения, которое было принято?

— Да, есть. Потихоньку идем. Какие-то проблемы бывают. Сегодня жаловаться нехорошо. У "Газпрома" свои проблемы, у "Роснефти" свои проблемы на международном уровне. Если мы сейчас, в последнее время, не требуем того, что мы должны получать, потому что у них проблемы, мы должны с пониманием отнестись. Это государственные компании, которые дают основные налоги в федеральный бюджет. Мы стараемся не мешать, но чтобы они не забывали про нас, что мы есть. Мы же видим, как наши банки страдают, как наши компании страдают из-за санкций. И плюс мы будем говорить о своем? Нет, мы, пока у них плохо, мы их должны поддержать. Когда у них все будет хорошо и они от того, что у них все хорошо, будут через нас смотреть, мы скажем: эээ, подожди, мы тоже есть, на нас тоже посмотри.

—  Ваши оценки уровня добычи реальные какие?

— У нас из-за того, что специалисты плохо работают, добыча снизилась. У нас 500 тысяч. На самом деле Чеченская Республика может добывать больше нефти. И объем запасов у нас много больше, чем их цифры. Им неинтересно. Любая компания, которая есть, любой завод, который перерабатывает, — там 2 миллиона, 3 миллиона, 4 миллиона, а наш — 500 тысяч — миллион. Им, по-моему, просто неинтересно этим заниматься. Мы свои предложения внесли в соглашение, они над этим поработают и, думаю, увеличат в разы объем добычи нефти.

— Разведка и бурение?

— Да, разведка и бурение у нас идет. По-моему, в Джалкинске они уже закрыли, сказали — не то, не получается там. Не там ищут. Есть места, где можно найти нефть.

— Это проблемы компаний, которые ведут разведку, или какая-то несогласованность?

— По-моему, это разведка компаний, специалистов, которые есть, — по их вине угробили даже наши скважины. Они их полностью открыли, все что есть, и за десятки лет, которые нужно было выкачивать нефть, эти бедные скважины за год-полтора выкачивали. Поставили не те штуцеры, и давай качать. И угробили эти скважины, которые есть у нас.

— А экология не страдает?

— Экология страдает, и даже наши определенные люди, компетентные органы, которые должны были защищать природу, они писали, говорили, но они везде, где работают, там проблемы создают.

— То есть, насколько я понимаю, сейчас вы нефтяную отрасль не считаете локомотивом чеченской экономики.

— Нет. Давно не считаем.

— А что тогда является тем, что движет экономику Чеченской Республики?

— Мы больше хотим сделать торгово-развлекательного, курорты, санатории, туризм — в этом направлении хотим развивать. В плане образовательного направления. А нефть только убивает экологию. У нас будет прекрасный, с самым чистым климатом регион.

— То есть вы на туризм делаете ставку?

— Да, вот так вот, эти направления. Я думаю, что, если сделать хорошие условия для молодежи — у нас нет таких условий, это перспектива в Северо-Кавказском регионе свободного пространства, в которое ты можешь привлекать молодежь, сделать молодежный центр Кавказа — Грозный. Высшее образование и мероприятия, которые в Дубае. Там нефть есть, но помимо нефти у них есть бизнес. Они не только у себя сейчас строят бизнес. Они расширяются по всему миру. Правильно поставленная индустрия, и все развивается. Наши специалисты, которых мы привлекаем, не только российские, но и международные, они сейчас делают нам проекты программ, по которым мы должны пойти. Я думаю, что специалисты знают, что необходимо и что можно для кавказских народов и какая будет востребованность этого. Я по жизни считал себя воином, не экономистом, не строителем, поэтому я вникаю, работаю, стараюсь. Сейчас хочу надеть очки, отпустить волосы, чтобы мягче выглядеть, чем с бородой. Шучу.

— А могла бы выйти замечательная новость: Рамзан Кадыров меняет имидж.

— Да, имидж поменять. Бывает, что поделать? Для народа стараешься же.

— То есть приходится вникать детально во все направления?

— Когда я стал председателем правительства, я шесть месяцев — до этого я вообще не интересовался, что, как, где, чем занималось правительство и руководство республики, — шесть месяцев сидел и изучал, смотрел. Пока я смотрел — время шло. Сейчас работать, решать вопросы легко. Я был вице-премьером, председателем правительства, главой республики. А сегодня ситуация привлечения инвестиций — я думал, что это легко. А сегодняшнее отношение, которое есть к нам, даже наши такие банки, у которых на международном уровне есть авторитет, даже с ними договариваться, чтобы вкладывать, даже совместно, в республику средства, очень трудно. Поэтому если есть в регионе проблема, то правительство, министерства экономики и финансов должны определить те параметры, которые должны поддержать регион. Они должны дать сигнал, что нужно инвестировать в ту или иную политику.

Мы подписали с министерством финансов соглашение, и наша ошибка, что с нами не было Министерства экономического развития РФ. Они должны знать, что надо, где надо, как надо, и давать сигнал руководителям банков, чтобы они работали с теми регионами, которые сегодня хотят, у которых есть интересные проекты, у которых есть компаньоны, с которыми они вместе строят бизнес, предприятия. Но им тоже неинтересно. Им нужны такие мощные компании, которые сотни миллиардов вкладывают. Поэтому мы, такие маленькие регионы, страдаем от этого. И на Кадырова смотрят: он с бородой, с автоматом бегал там, опасный человек, не связываться лучше. Лучше я найду себе очки, длинные волосы, белая рубашка, запонки розовые.

— А вы с такой инициативой не собираетесь в правительство выходить?

— Мы выходим, говорим, обсуждаем. Все равно пока сегодня у правительства другие задачи, более глобальные. Мы сейчас особо не стараемся. С бюджетом у них проблемы, поэтому они срезали, там закрыли, это закрыли. Ну, это для государства нужно. Здесь надо проявить патриотизм. Надо понять — и народу, и всем главам, и всем общественным, религиозным, политическим организациям, что реально сегодня мы должны поддержать руководство государства, которое делало и делает все для нашего народа, народа Российской Федерации. И сегодня, если мы будем ныть, плакать и проявлять свою несостоятельность, это будет неправильно. Поэтому мы должны народ настраивать на худшее, чтобы выход был лучший.

— Чтобы иллюзий не было?

— Да, а то мы сегодня говорим одно. Завтра может быть худший вариант. Если они готовы будут к худшему варианту, то лучший выход из ситуации будет более интересным. Народ должны настроить, что это не шутки. Не просто так они затеяли такую политику против нашего государства. Санкции. Как Европа могла? Такие мелкие государства позволяют себе все что угодно. Президент Владимир Владимирович делал все, чтобы у нас не было конфликтов, он шел на уступки, хотя мы могли сказать: "Пошли вы все к чертовой матери".

Украина, Грузия — зачем это все? Это все против России. В Чеченской Республике не прошло (противодействие России — ред.), и дальше они собираются как-нибудь поставить под санкции 150-миллионное население. Они готовы сделать так, чтобы мы с голоду померли или встали на колени. А как можно поставить нас на колени и дальше управлять нами? Я не хочу, мне политика Европы, Запада не нравится.

Мне политика государства нашего нравится. У нас здоровый образ жизни, правильное воспитание. Да, есть люди, которые хотят равняться на кого-то (на Западе — ред.), но я не хочу ни на кого равняться. У нас есть своя культура, менталитет, обычаи, традиции. В России разрешают строить мечети, здесь для нормального человека созданы все условия. Самые благоприятные условия из всех государств, в том числе исламских, это в России. Поэтому мы должны поддержать сегодняшнюю ситуацию и показать, что мы готовы на все, на любые трудности, чтобы отстоять свою самостоятельность, целостность, независимость.

— Вы говорите, что в первую очередь вы воин…

— Я вошел в эту грязную политику как воин (смеется).

— Сейчас есть большая проблема, с которой вы тоже наверняка сталкиваетесь и которая для вас, как воина, ближе с точки зрения возможных решений. Речь об "Исламском государстве", ИГИЛ.

— Нет, исламского государства и близко нет там. Это шайтанское государство.

— Они за достаточно короткий срок добились определенных военных успехов, они ведут активную пропаганду. Какова, на ваш взгляд, угроза ИГИЛ и ее пропагандистской работы для Чеченской Республики?

— В частности, для Чеченской Республики я абсолютно никакой опасности от них не вижу. Потому что чеченский народ определился. Могут (думать иначе — ред.) один, два, три человека. А в общем народ знает, какое зло они (ИГИЛ — ред.) несут. В общем для государства нашего есть опасность. Все думают, что ваххабизм, терроризм — это на Кавказе. Не смотрят другие регионы, даже Москву. Духовные управления — не в обиду им — работают плохо над этим. Они (террористы — ред.) нередко вербуют людей в мечетях, в соцсетях. И в общем есть опасность. Это опасная структура, поддерживаемая Европой и Западом. Просто так создать такую мощную группировку невозможно. Я все прошел, я это все знаю.

Сегодняшняя ситуация, когда настолько они укрепились — продают нефть. Кому они продают нефть? Зарабатывают деньги, получают самое современное от западных государств оружие, европейское. И я всегда говорю: на Европу не нападают, на Израиль не нападают, на американское и другие западные государства не нападают. Только нападают на те государства, в которых проживают мусульмане. Всегда говорил: они не угрожают Америке так, как угрожают России. Значит, для чего-то сделана эта группировка. Я уверен, над этим работают компетентные органы. Главы субъектов, духовное управление, общественные организации должны работать, вести разъяснительную работу.

Первое, с кого они могут брать пример и кого они могут приглашать как специалистов, это мы, чеченцы. Потому что мы все это пережили. После нас — Дагестан. Им тоже досталось. Наши кавказские регионы — не те, которые сидят в муфтиятах, — у нас есть другие, более подготовленные специалисты, ученые на исламском направлении, которые знают глубоко опасность этого, знают, что про них в Коране сказано, в хадисах пророка сказано. С ними мы должны объединиться, проводить конференции, молодежные встречи, диалоги. Надо очень много работать, чтобы это зло остановить.

Отток молодежи есть. Из Чеченской Республики уходят, из Москвы уходят, из других регионов уходят. Я официально заявляю, не просто от себя заявляю, я со всеми учеными, великими учеными исламского мира имел беседу — у них (ИГИЛ — ред.) с исламом и суннами пророка ничего общего нет. Поэтому они шайтаны. Я их называю шайтанами. Я их раньше называл и сейчас называю шайтанами. Я для них враг номер один, они готовят людей (мы получаем информацию), чтобы убить Кадырова. Если бы они могли, они бы это раньше сделали. Поэтому я заявил и сейчас говорю: кто ушел от России туда — надо лишать гражданства.

— Это ваше высказывание вызвало определенную критику…

— Если террорист уходит в ряды тех, кто говорит, что мы придем в Россию и уничтожим ваше государство, если этот человек уходит и становится с ними в один ряд, — это наш гражданин, что ли? Разве он мусульманин, он чеченец или ингуш, он русский? Он никто. Он шайтан, и от таких шайтанов надо избавляться. Мы привозим их, родственники выезжают за ними, привозят… Это такие бедолаги. Таких людей, шайтанов, даже не хочу называть чеченцами. У него что-то не в порядке. Если у него все нормально, он не ушел бы туда.

Поэтому, если даже критика… Все, что я говорю, кому-то надо критиковать, чтобы его заметили. Кому-то надо похвалить, чтобы его заметили. Если я говорю что-то, сразу везде подхватывают: вот, Кадыров то сказал! Вот он, боец тот, который фамилию Кадыров назвал, он не боится Кадырова. А что меня бояться? Я гражданин России. Я из тех людей, которые делают все для того, чтобы у нас был закон, чтобы у нас была конституция. Я стоял с нашим президентом рядом, я был его верным помощником и солдатом. Я пехотинец Путина. Бояться зачем? Вот они связывают, как бы что-то сказать. Хотя он считает, что это правильно. Но, если будет опасность для России, шайтан, который критикует меня, — он убежит. У него дети сидят в Европе, учатся, получают образование. Их дети не ходят в школу у нас (в России — ред.). Что-то нечисто у них бывает, если проверить.

— По-вашему, значит, нужно менять законодательство, если лишение гражданства не предусмотрено?

— Это мое предложение, это мое мнение. Это даже не предложение, это мое мнение. Я их в Чеченскую Республику, сказал, пускать не буду, подумайте, обратной дороги у вас нет. Закон, не закон… Они тоже раньше нарушали закон. По букве закона с ними воевать не получается. И даже каждое выступление, каждое слово — а у тебя погибшие люди, твой город горит — ты думаешь, как бы сказать, чтобы юридически правильно! Ты воюешь сам, погибают люди, и ты, когда там что-то спрашивают или что-то говоришь на совещании, — ага, я сейчас найду, как правильно высказаться по закону Российской Федерации! Я что-то говорю там — и все! Правозащитники говорят: Кадыров нарушает права человека. Если я права нарушаю, пусть меня накажут. Я это делаю во благо народа республики. Каждое слово — можно зацепиться.

Слабые люди они. Нет любви к Родине у них, нет патриотизма. Я люблю свою Родину, я много отдал за это. Все отдал, я потерял своего самого близкого человека. Отца. Друга. Брата. Что еще я должен делать? И отдать сегодня в руки кому-то все это — не развалится? Нет, не развалится — мы этого не позволим. Мы встали на этот путь — стать кем-то. Мы встали на этот путь, чтобы защитить свой народ. Нас не призывали, нас не заставляли. Мы сами шли, зная, что мы поколениями будем страдать из-за этого. Потому что воевать между чеченцами — это очень сложно, это долгая, давняя история.

И я знаю, что я должен отвечать за все это. Когда даже сегодня я себе позволяю как глава субъекта, я завтра буду мирным жителем, придут ко мне и скажут: э, Кадыров, ты там что-то сделал. Я за это несу ответственность. Я знаю, что мои дети должны за это нести ответственность. Исходя из этого, я строю политику. И ни один человек не может сказать, что я неправильно, не по справедливости поступил. Поэтому я знаю, куда я иду. Мой отец знал, он сказал, когда мы все были вместе: "Я знаю, какую ношу я беру на себя, на вас. Я знаю, что у вас спокойной жизни не будет. Но я должен это делать ради народа". Поэтому мы с открытыми глазами, трезво, ради народа, ради Всевышнего идем дальше. И, как говорят, собака лает — караван идет. Пускай лают — собаки, шайтаны, черти, много их. И если считаться с каждым мнением и прислушиваться к ним, то отсюда не выйдешь и никуда не пойдешь. Поэтому у меня есть свои взгляды, как строить, как делать жизнь счастливой нашего народа.

— С военной точки зрения что делается не так против ИГИЛ? Что бы делали вы?

— Как?

— Сейчас есть коалиция, которая просто наносит удары по Сирии, по Ираку, где расположены их базы. Как бороться с ними?

— Никак, там ничего они не делают. Сначала они (ИГИЛ — ред.) объявили халифат, мы не понимаем этого. Сначала мы должны понять, что это такое. Объявили халифат: все мусульмане, давайте! И потом, чтобы их разделить, чтобы они начали между собой воевать, разделили… 11 группировок сделали. И потом представьте — который на коленях стоит, говорит: "Нет Бога, кроме Аллаха!" И тот, который режет его, говорит: "Аллах Акбар! Аллах Велик!" Представьте, как они воюют и с кем они воюют! Сами с собой. Вот группировка — вчера они вместе были, сегодня они разделились и расстреливают друг друга. Чтобы больше привлечь людей… Есть группировки суннитов, есть группировки ваххабитов, есть группировки шиитов. И вот так они привлекают. Сначала в общем призыв был. А сейчас… Я говорю одному: "Ты что поехал?" — "Я думал, я против ваххабитов иду. Я суннит, я не люблю ваххабитов, я пошел воевать туда". Я говорю: "Ты, черт тебя, почему не согласовал?" Он говорит: "Я видел ролики и поехал туда".

— То есть из-за одного ролика поехал?

— Да, ролик смотрит, как ваххабиты убивают суннитов. А шииты смотрят, как сунниты убивают шиитов. А сунниты — как шииты убивают суннитов. Сейчас они (ИГИЛ — ред.) разделили их и между собой убивают. Это целая программа придумана. Сейчас Израиль официально сказал, что они больше не будут лечить этих шайтанов из ИГИЛ. До этого они же там лечили их, построили целые больницы, госпитали. Там они лечили их. Сейчас они официально сказали, что больше не будем лечить этих шайтанов.

— Интересна ваша оценка относительно того, сколько боевиков осталось на территории Чеченской Республики. Есть такой Сулейманов, была информация, что он якобы принес присягу на верность ИГИЛ. У вас есть информация по этому поводу? И, вообще, насколько велика опасность от боевиков в Чечне?

— Откуда они? Где они? В норах?

— Не знаю: норы, леса…

— Он видео отправил, что принес присягу. Ну и что от этого? Бывают те, которые флаг рисуют или фотки делают. То же самое это. В пещере, в которой он спрятался, болеет там. Забыл его имя, видео его видел последнее. Мне его жалко стало. Главный шайтан в Чечне, как его имя? Он такой бедолага, такой убитый весь, больной. Говорит: "Я не знаю, что делать. Я больше трех месяцев у себя в норе, только вышел, увидел солнце, опять за мной охотятся. Что мне делать?" Он сам, сам не знает, что делать! Он за себя боится.

— Сколько их?

— Есть несколько. Десять, двадцать, тридцать, которые есть там, и то они уехали сейчас в Турцию. Главный из них, про которого думали, что он в Чечне, сейчас находится на границе Турции с Сирией. Он командир там. Любой чеченец, который уезжает туда, для них это находка.

Ничего не делается для того, чтобы разрулить ситуацию. И они никогда не смогут этого добиться. Единственный человек, который может урегулировать ситуацию и стать гарантом, — это президент Путин.

— То есть надо создавать некую коалицию во главе с Россией?

— Главным смотрящим в этом должна стать Россия.

— А вы обсуждали с Владимиром Владимировичем это?

— Я не обсуждал, я не имею права, я не министр иностранных дел и не руководитель Совбеза, чтобы об этом говорить. Исходя из ситуации, которая есть, Иран, Саудовская Аравия. Сирия, Эмираты могут сегодня повлиять на ситуацию. И то, если они отстанут от той политики, которую проводят Запад и Европа. Единственный, кто может стать нейтральным, со статусом и силой, возможностями и авторитетом, — это Россия в лице президента страны Путина. Если он это сделает, то можно добиться мира и все это уладить. Это огромный труд, большая ответственность, нагрузка на президента будет. Только тогда можно закончить эту ситуацию. И отправить этих шнурков домой, наказать кого-то, кого-то проучить, кому-то сказать: смотри у меня там! А так, в сегодняшней ситуации никто не хочет этим заниматься. Если и Саудовская Аравия, и Эмираты, и Сирия примут такое решение и обратятся или Россия обратится, то можно сделать что-то там. А так — это катастрофа для всех и в том числе для России.

— Учитывая успехи, которых они добились, в течение какого времени это может стать реальной опасностью для наших южных границ?

— Абсолютно они не будут делать ничего на юге наших границ, они будут делать это в глубине.

— ИГИЛ уже выходит к северу Афганистана…

— Они могут делать то, что у них получится на свободных территориях.

— Ирак и Сирия?

— Да, они там сейчас укрепляются. Им помогают. Ну не понравилась Америке какая-то группировка — они бомбят. Несколько человек погибли — и дальше поехали. А главари, которые там есть, они свободно себя чувствуют, ездят.

Мои люди тоже есть там, они дают информацию, чтобы владеть ситуацией. И наших мы ловим, которые там есть. И они (главари ИГИЛ — ред.) комфортно чувствуют себя там. И этих бедолаг, которые приехали туда со всего мира, они направляют туда на пушечное мясо.

— Вы сказали, что ваши люди есть на границе Турции и Сирии?

— Не наши люди, а чеченец, который один из главных бандитов, есть на границе, с ним вместе 150 человек.

— Тоже выходцы из Чечни?

— Нет, со всего мира. Там есть и турки, и курды, и сирийцы, и другие. Он командир.

— Сколько всего выходцев из Чечни там, по вашим данным?

— На 100%, сколько там чеченцев, сказать невозможно, потому что больше чеченцев, которые уехали из Европы. А наши там — на сегодняшний день я точную цифру не могу дать, потому что там каждый день меняется. Но я знаю, что за несколько дней привезли оттуда троих или четверых человек. Буквально на днях… Оттуда привезли, они из Сирии шли. С ними работают люди.

— А дело возбудили уже?

— Да, конечно.

—  Они обратились за помощью?

— Мы отправили родственников за ними. Если поехал туда, у тебя забирают паспорт. Все, паспорта нету, ни российский, ни заграничный паспорт тебе не нужен. У тебя будет свой исламский паспорт отдельного "государства". Все, он без документов, его не выпускают. А ты отправляешь родственников, они в Турции обращаются в посольство и берут справку, что он был потерян, вот забрали, — и так через Азербайджан привозим. Вчера говорили, он все говорит как есть — разочарованность первых дней и желание уехать обратно.

— Что рассказывают?

— Бардак, там никакого ислама. Если нужны люди, головы, загружают, отправляют, оттуда не возвращаются, за ними никто не смотрит. Человек вышел туда — все, ты на путь Всевышнего встал, тебе больше никто не нужен, ни родственник, ни брат, ни сват. Убьют тебя — закопаем тебя.

— А тот главарь, выходец из Чечни? Какие-то действия против него вы будете предпринимать?

— Мы не против, если была бы воля, поехать воевать, я бы с удовольствием сделал это, потому что я свою жизнь посвятил борьбе против этих шайтанов. Я дал клятву, что буду всю жизнь воевать против них. У нас в республике возвращают домой, больше 7 тысяч амнистировали (после войны в Чечне — ред.). Тоже надо вести такую политику. У них СМИ очень развиты, очень в соцсетях мощно работают, у них самые лучшие специалисты в мире, по-моему. Видели, как в голливудских фильмах снимают, невольно заставляют быть актерами всего этого, каждый себя представляет в роли какого-то актера, поэтому туда тянет. Больше берут на этом молодежь.

— Главное — не военная операция, на ваш взгляд, а пропаганда?

— Да. Они якобы преподносят, что это из Корана. Мусульмане допускают ошибки, и я, и все, и они на этих чувствах играют в каждом регионе. Вот видите, они плохие, а мы хорошие.

— Вы считаете, Россия должна активно участвовать в борьбе, в том числе военными методами?

— Россия могла бы, я считаю, стать главным миротворцем в этой ситуации — не Россия, а Путин со своим авторитетом, со своими волевыми решениями, который может сказать: давайте все сделаем, чтобы остановить военные действия. Нагрузка будет на нас сильная, но все равно кто-то должен взять на себя это. Это может взять Путин. Больше в мире нет другого такого человека.

— То есть, если бы Россия приняла участие в военной коалиции против ИГИЛ, вы бы поехали воевать?

— С удовольствием, это моя мечта. Быть воином — это быть самым добрым человеком в мире. Действительно, смысл жизни — быть полезным и пожертвовать собой, своей жизнью ради Всевышнего и ради народа. Это счастье.

—  По поводу Украины — говорят, что в Донбассе воюет достаточно много выходцев из Чечни?

— Нет, нас там нету, сейчас там вообще не должно быть ни одного человека. Которые были у нас там, хулиганы, мы их привели домой.

— Вернули всех?

— Да, мы их вернули, хулиганов, и некоторые сидят там в тюрьме, которые поехали, совершили преступления. Если бы была политика такая, если бы нам была необходимость выехать в Донбасс… Зачем я буду выезжать в Донбасс, если есть Киев? Пока человек не почувствует запах пороха, он не поймет, что такое война. И те политики, которые сидят там в парламенте, в других кабинетах, им легче говорить о войне, когда война далеко от них. Когда они почувствуют, что такое война, они быстро примут решение. Если бы, как они говорят, Россия участвовала в этом, то они давно почувствовали бы это.

— Речь идет о добровольцах…

— Добровольцы были там, сейчас нет. Когда перемирие было, всех наших добровольцев пригласили домой: давайте, сидите дома. Но все равно будут добровольцы. Есть такой тип человека, который любит воевать, — это его жизнь, ему нравится это.

— Говорили, что и на стороне украинских силовиков есть выходцы из Чечни?

— Да, есть там наши бывшие чеченцы, они продали свою идею европейцам, и Европа их вооружила и отправила. Они жили в Европе давно. Отсюда никто не поехал. Мунаева убили, Осмаев стал главным — батальон имени Джохара Дудаева воюет в Украине. Почему против нас не воюют? Если бы они воины были бы, они давно были бы дома: или погибли, или добились бы чего-то. Они никто.

— А сколько их?

— 150, мне говорили, разные цифры, точно никто не знает. Они не воины — наркоманы, алкоголики собрались там. Они давно уехали, 15 лет назад еще уехали из Чеченской Республики. По-разному. В 2000, 2005, 2003, 2007-м году уехали, и там их вербовали. Мы знали, что их вербуют.

— То есть речь идет о наемниках?

— Да, вот они завербовали и отправили.

— По вашим оценкам, сколько боевиков осталось на Северном Кавказе?

— Я не могу сказать.

— Это некие разрозненные небольшие группы?

— Есть, есть они. Нет у них общего командования, они друг с другом не видятся. Вот наш, который (Хамзат) Битюкаев, он не виделся со своими подчиненными даже в республике, несколько месяцев не мог отправить даже запись. Столько времени не давал команды своим подчиненным — как он будет командовать?

— А пресекаются попытки терактов в последнее время?

— Конечно, все равно в Чеченскую Республику направляют большие деньги. И даже сейчас ИГИЛ заинтересовано что-то сделать у нас в республике. Они готовят специалистов, отправляют деньги.

— Отправляют специалистов в Чечню?

— Да, вот чтобы там где-то взрыв, что-то сделать. У нас есть информация, мы над этим работаем.

— Именно ИГИЛ отправляет?

— Да, именно, они уже есть, они заявили о себе как о мощной организации, у них есть все — деньги, оружие, специалистов хватает, поэтому нам надо быть осторожными.

— Сколько пресечено терактов за последние полгода, год? Чтобы вы понимали, что это именно оттуда прибыли.

— Сейчас не могу сказать, но случаи есть.

— Вы сказали, что в ИГИЛ считают вас врагом и пытаются подобраться. А вот были сообщения о покушениях на вас в 2003-2005 годах, больше не было?

— Очень много было, я просто не говорил об этом, неудобно бывает.

— Последнее когда?

— Несколько месяцев назад, в Черноречье. Четыре месяца назад. Я каждый раз проверял объект. Труба, которая есть там. Трубу заминировали. Там такая площадка была, которую я каждый день смотрел, инвестиционная площадка вокруг "Грозненского моря". Там заминировали.

— То есть это весной было?

— Да. Неудобно про них говорить.

— Ясно, кто это был?

— Да, битюкаевский он, такой пацан еще, смешной, интересный, совсем молодой. Он ушел в лес, ему дали задание — пойти в Грозный и убить Кадырова. Он готовился взрывать меня. Мы всех их уничтожили, он один остался.

— То есть там группа была?

— Да. Я такие случаи еще могу назвать. Вот из Дагестана приехали два парня, молодые пацаны. Они тоже готовили теракт. Потом мы их задержали. Ребята, видно, что из бедной семьи. Я говорю, расскажи о своей семье. Отца убили, брат ранен, в больнице, мама потеряла процентов 75 зрения, нет 50 тысяч рублей, чтобы сделать операцию. Я говорю, на тебе 100 тысяч рублей, другому тоже 50 тысяч рублей, говорю, повези их домой.

— Вы их отпустили?

— Да, говорю, живите у себя дома c мамой, помогите маме, это будет для тебя джихад такой. Таких случаев десятки есть. Живут сейчас в Дагестане нормально, никуда не ходят.

— На заказчика-то вышли?

— Заказчики и есть шайтаны. Это Битюкаевы, Умаровы, они и есть заказчики.

— Еще одна тема, в связи с которой вы неоднократно высказывались и вокруг ваших высказываний было много разговоров, — это расследование убийства Немцова. Вы говорили, что, в принципе, готовы поговорить со следствием, если такой запрос поступит. Поступал запрос?

— Нет, еще меня не вызвали никуда. Да это смешно же — Дадаев, который сидит в тюрьме, доказано, что он вообще на этой территории не был, в этом районе не был. Это смешно. Виновных искать надо через эту женщину, девушку, которая там гуляла с ним.

— То есть вы как сначала говорили про украинский след, так и сейчас считаете?

— Если человек, которого они подозревают в убийстве, если доказано, что он не был в этом районе, о чем можно говорить? Задержали его бедного, он сидит в тюрьме. Сейчас они вышли в Лондон, там банкир дает показания. Сегодня мне принесла пресс-служба, что пишут: вышли на тех, кто должен дать показания, потом им облегчение будет, другое будет. Это смешно. Так можно расследовать убийство? Это отход от всего. Дадаев непричастен, он не убил Немцова.

— А что касается Геремеева, его же так и не нашли?

— Геремеева, если его посадят, то он пойдет к ним? Его тоже посадят, и дальше будет буча — где он был, что он. Он говорит: я готов пойти, но стоит ли это делать?

— То есть вы знаете, где он находится?

— Для правоохранительных органов это не проблема абсолютно — найти Геремеева.

— К вам обращались с просьбой помочь найти его?

— Я не Следственный комитет. Геремеев может быть где угодно — это его воля.

— А правоохранительные органы Чечни как-то участвуют в расследовании, привлекают их?

— Нет. Они приехали — одного там задержали, его оцепили, он взорвал себя. Там участвовали чеченские силовики, МВД, ОМОН участвовал. Больше я не слышал.

— На ваш взгляд, это политическое убийство, некая провокация или бытовая версия имеет право на существование?

— Провокация. Немцов кому мешал? Он болтал, не особо болтал, просто болтал. Или митинги. Думали, что Немцова убьют и все соберутся и надавят на Россию. И Березовский, и другие все — кому кто мешал? Сами убирали, сами забирали, сами мешали. Одно и то же.

— Недавно было интервью Ходорковского, в котором он сказал, что знает, кто убил Немцова, и увязал это с его критическими высказываниями в адрес Путина.

— Нет. Он давно критически высказывался против Путина. Ходорковский, он кто? Я про него даже не хочу говорить. Мама попросила, Путин — добрый человек. Если бы я был на его месте, я бы его не отпустил. Его отпустили — он убежал. Сейчас он что говорит? Как он может так? Он же знает, как он хотел продать даже идею нашего государства быть независимым. После этого про него говорить и его цитировать… Он про меня тоже, про нашу республику переживает. Он забыл, как просил помощи у моего отца.

— А что это была за просьба?

— Когда первый раз его посадили, он через своих родственников, общих знакомых отправлял, просил: Ахмад-хаджи, ты великий человек… Он сейчас беспокоится за наш регион, представьте? Не чеченец, не мусульманин, переживает за наш регион, фильмы снимает, финансирует.

Как он может переживать за нас? Он же вообще никогда не был в Чечне. Что он потерял? Чтобы о нем начали говорить, чтобы Кадыров про него говорил, надо как-то зайти в оппозиционном направлении. Есть Кадыров, значит, через Кадырова постараюсь. Зачем Ходорковскому это нужно? Зачем мне Ходорковский нужен? Мы абсолютно разные люди, далеки друг от друга. Это смешно.

— А по поводу ваших отношений с этой частью либерального спектра и в том числе с правозащитными организациями. "Комитет против пыток", офис которого есть в Грозном, вошел в число НКО, которые могут попасть в стоп-лист. Вы какие-то действия будете предпринимать сейчас?

— Они сделали заявление, по-моему, они сказали, что хотят закрыть свой офис у нас. Если по закону, по справедливости — "Комитет против пыток" что делает у нас? Это неправильно. В Нижнем Новгороде они, здесь у них офис. Приезжают люди, работают. Это западноевропейская организация, финансируемая ими. Мы упустили очень много времени. Все организации, которые у нас есть, антинастроенные — их тоже финансировал Кремль через министерство культуры. Pussy Riot финансировались через министерство культуры, гранты получали. Те, кто мост разрисовали питерский, они тоже грант получили. Которые в музее там натворили — тоже через министерство культуры по представлению Кремля получали гранты. Националистически настроенные организации получали гранты от Кремля. Было время. Люди, которые там вели политику, они все делали. А потом они зашли в церковь… Надо сейчас смотреть, кто финансировал, почему финансировали. Кто дал идею пойти в церковь и натворить такое. Или разрисовать мост питерский. Это наше, государственное, туда приезжают смотреть десятки, сотни, миллионы людей — когда открываются, когда закрываются.

— А на ваш взгляд, правозащитные организации нужны в целом? Как они должны выглядеть?

— В первую очередь глава субъекта и глава государства — он и есть правозащитник. Первая его официальная присяга: клянусь при осуществлении полномочий защищать и охранять права человека и гражданина.

— А гражданское общество?

— Кто будет лучше защищать права моего народа, чем я? Если они есть (правозащитники — ред.), они должны совместно работать. Я им предложил еще в 2007 году, пригласил всех правозащитников: вы обвиняете меня в том плане, что я нарушаю права, давайте совместно будем работать, давайте вместе будем собираться — не отдельно вы, мы все вместе, я защищаю права людей. Если где-то что-то не так, вы сразу мне скажете, и можем делать прямые эфиры, все что угодно. Вы думаете, что они захотели? Нет, конечно.

— Но это когда было, сколько времени прошло?

— В 2007 году. Те же организации, ни один человек не поменялся, те же самые диалоги. Потому что у них цели не обеспечивать общественный порядок и защищать права людей, у них есть интерес зарабатывать деньги, выполнять поставленные задачи. Как бы это объяснить. Если вы даете своему журналисту сделать материал. Говорите, поедешь к Кадырову, делай все что хочешь, говори все что угодно, плохо сделай материал, ты должен выявлять ошибки. И он будет мучить меня до тех пор, пока я не допущу ошибку, и эту ошибку он будет использовать во всем, будет искать людей, которые согласны с ним. Если что-то не то Кадыров сказал или его подчиненный, все… Видите, он такое сказал! Девушка вышла замуж 17-летняя. Об этом месяцами говорят! А если у нас до 12 лет изнасилованных девушек в России до 4 тысяч или более 4 тысяч, об этом никто не говорит, ни международная, ни общественно-политическая организации.

— Многие говорят, что это две разные проблемы. Девушка выходит в 17 лет замуж и изнасилование — это разные вещи.

— А что хуже? Если девушка дала согласие по нашим обычаям. Вы сейчас найдите мне девственницу в Москве 17-летнюю!

— Наверное, есть такие…

— Ну есть. Из ста процентов сколько процентов будет?

— Это же не проверишь.

— Ты живешь в Москве, ты же знаешь. Эта девушка вышла, она говорит: оставьте меня в покое, я вышла замуж. Невеста плачет на кавказской свадьбе. Я зашел в ютьюбе посмотрел кавказские свадьбы, просто смотрел, что там. Потому что плохо влияют некоторые, мы теряем культуру, обычаи проведения свадеб. И я смотрел, что там. Там взрослая невеста выходит замуж, эта невеста плачет. У нас все девушки, когда выходят замуж, плачут. У нас не принято радоваться девушкам на свадьбах. И у всех встал вопрос: почему она грустная? Как будто больше проблем нет в республике и России! Невеста грустная! Прямые эфиры по этому поводу, все ведущие СМИ об этом говорят.

— Вы считаете, что все нормально?

— Я не считаю. Они считают, они живут, радуются, весело им, любят друг друга. Это не первый случай, когда просят руки у родственников и выдают замуж.

— Без согласия?

— Вот я женился, мне нашли невесту мои отец и мама. Они сказали, что есть девушка, нам можно и нужно породниться с этой семьей, это достойные люди. Иди посмотри. Я женился, и я счастлив. Я люблю свою жену, и я счастлив. В 17, в 20 лет о чем ты думаешь? Ты о будущем не думаешь, смотришь, вот она красивая… Надо родниться с теми, кто достоин этого. Они нормально поженились… Можно тысячу девушек каждый день отправлять замуж вот так, чем одного ребенка насиловать…

— Спору нет.

— Я на вас сильно обиделся, что вы сказали, это разные вещи, что она не согласна была… Она, будучи не согласна, вышла замуж красиво, а ребенок, которого мучают, убивают, просит помощи, и этому ребенку нет и 12 лет. А эта девушка может говорить, что она хочет, понимает, что означает выйти замуж… Это нормально. У нас очень многие выходят в 17, 16 лет, в Башкирии с 14 лет. В Москве с 16 лет — и никто об этом не говорит. У нас в 17 лет вышла замуж, и нормально…

— Недавно вы снимались в фильме голливудском. Кто режиссер, как вам поступило предложение? Когда мы сможем увидеть этот фильм?

— Секрет. Фильм непросто снять. Мы привыкли быстро снимать фильмы, а смысл теряем. Если я участвую, это должен быть такой фильм, исторический, которые живут во все времена.

— Это исторический фильм?

— Не буду говорить. Спонсоры не разрешили разглашать тайну.

— Разрешились ли проблемы со скаковыми лошадьми в Чехии?

— Да, они разрешили нам участвовать в скачках и расходовать заработанные скакунами средства только на их личные расходы. Остальное не трогать. Ну хорошо хоть лошади живут комфортно.

— Сколько их у вас всего?

— Много. Не знаю сейчас, сколько.

— Помимо Чехии, в каких еще жокейских клубах они зарегистрированы?

— Если я буду называть их, завтра они арестуют их. У нас были во Франции лошади, которые не попали под санкции, они забыли про них. У меня хорошие лошади, одни из лучших в мире. В десятку-пятерку лучших входят.

— Надо точно их увозить…

— Да, надо увозить.

— Говорят, что у вас, помимо футбола, еще в ближайшее время начнет развиваться хоккей, это так?

— Да, хотим…

—  Кто будет тренировать?

— Хорошие специалисты будут. Найдем наших хороших. У нас хоккей всегда был хорошо развит и в Советском Союзе и в России.

— Новый ледовый дворец будете строить? Когда?

— Скоро. Обстановка меняется в мировом сообществе, и с этим трудно. Элементарно мы закупали оборудование в Германии и в связи с санкциями еле-еле его привезли. Поэтому по срокам мы не можем пока определиться.

— А как называться будет команда?

— Не думал об этом. Это специалисты будут думать. Хорошее название придумают. Боевое, хоккейное.

— А с футболом — довольны вы (Рашидом) Рахимовым?

— Я очень доволен Рахимовым и командой доволен. С нашим бюджетом, возможностями наша команда играет очень хорошо.

— А какие задачи перед ней поставлены?

— Всегда задачу ставим быть первыми, это безусловно. Играть в футбол очень сложно. Это как погода в сельском хозяйстве — дождь не вовремя, футболист заболел. Сейчас практически мы пустили полузащитников на защиту. Защитники (Ризван) Уциев, (Федор) Кудряшов получили травмы. И сейчас мы должны купить таких защитников, которые могут сегодня стоять на защите, поменять Уциева, Кудряшова. Полузащитнику стоять на защите очень тяжело, они никогда на этих позициях не играли. Такие у нас дела. Команда очень хорошая. Если персонально подходить к каждому футболисту, они на своих позициях одни из лучших.

— А еще будут у вас большие покупки из-за рубежа?

— Мы ищем в России, а если не найдем… Сейчас очень ценны российские футболисты. В связи с изменениями, решением президента страны еще спрос увеличился. Поэтому стараемся. Мы уже своих футболистов — (Адлана) Кацаева, Уциева и (Магомеда) Митришева привели. Уже пять-шесть футболистов наших, чеченцев, заявлено. Вчера первую игру сыграл в домашнем матче наш (Заур) Садаев, нападающий. Хорошо сыграл, я очень доволен. Я раньше всегда был недоволен, но вчера он показал хороший футбол. Старался по крайней мере. Показал, что он уже опасен для ворот противника и что может забивать голы.

— Как вы считаете, сможет "Терек" играть в еврокубках?

— Должны играть! Защитил сейчас чемпионский пояс боксер наш (Руслан) Чагаев. И еще трое — один чеченец и двое русских. Они все нокаутом выиграли в Германии бои. Сейчас тоже готовятся хорошие соревнования 24 августа (бойцовское шоу "Ахмат" пройдет в спорт-холле "Колизей" в Грозном 22 августа — ред.). За наш клуб будут драться легендарный Бадр Хари, (Забит) Самедов и Муамер Хукич (немецкий боксер боснийского происхождения Марко Хук, имя при рождении — Муамер Хукич — ред.). Они будут защищать наш клуб "Ахмат". И чеченские ребята будут.

— Спорт развивается?

— Спорт развивается. И дзюдо, бокс, борьба, штанга — все, кроме футбола.

— Вы говорили, что пришли в политику с поля боя. Где вы комфортнее себя чувствуете, где труднее?

— На поле политики очень трудно. Большинство людей в политике не знают ценностей жизни. Они не болели, не переживали за народ, не видели страдания населения. И, когда ты объясняешь одно, они воспринимают не так, бывает обидно. А на войне ты видишь врага народа и должен сделать все, чтобы он не представлял опасности для твоего народа, государства. И ты знаешь, как с ним поступить. А в политике — не то сказал, не это сказал, не так встал, не посмотрел, сейчас его снимут. Вот я как стал главой республики, так меня и снимают.

— Вы говорили, что просили об отставке?

— И не раз. Это не мое. Никто не верит, думают, вот у Кадырова власть. А я говорю: это не мое, я не люблю совещания, я говорю — мое время прошло. Когда было нужно, я был там. Сейчас более умные, гибкие люди должны прийти во власть в Чеченской Республике, они должны вести экономические вопросы.

— Есть такие люди?

— Есть. У нас очень хорошая команда.

— То есть, если вы уйдете, вы знаете, кто пойдет за вами?

— Нет, конечно. Я просто знаю, что есть люди и что будет хорошо в экономическом плане, если меня заменит очкарик в белой рубашке.

— Если уйдете, чем будете заниматься?

— Пчелами буду заниматься! Не знаю пока, найдем. Главное — свобода.

— А вам не предлагали что-то на федеральном уровне?

— Никогда в жизни из меня федеральный чиновник не получится. У меня другая натура, другая жизнь. Им очень трудно. С Путиным работать в правительстве и Кремле не так уж просто. Я бы даже не справился, не знаю, как они справляются. Если все поручения, поставленные президентом, выполнить на 100%, он должен быть таким уникальным и профессиональным человеком. А я, если надо подняться на 100 ступенек, я еще на первую не встал.

— Вам интересно это?

— Нет, неинтересно. Интересна свободная жизнь. Поехал, когда хочешь. Когда хочешь, приехал. Быть политиком, чиновником. Кто хочет быть у руля — я этим людям очень удивляюсь.

— В своей республике вам приходится это делать. Это же огромная ответственность.

— Эта ответственность меня пугает. В судный день ты должен отвечать за себя и за народ. Каждый день, проведенный мною во главе республики, я отвечаю за все. Поэтому чем быстрее уйдешь, тем меньше будет ответственности.

— Санкции, введенные против вас, как-то повлияли на вашу жизнь? Путешествовать не хочется?

— Я никогда не путешествовал, и не хочется. Я еду путешествовать в наши горы. Я не любитель этого всего. Я люблю у себя дома отдыхать. Мы создадим условия для всех, чтобы к нам приезжали. Я ни разу не подумал — пойти куда-то, посмотреть. Включу телевизор, посмотрю, если интересно.

— Нет ни одной зарубежной страны, где бы вам хотелось побывать?

— Абсолютно. Кроме Мекки. Святые места. Я был в Израиле, я Мекку посетил, Медину посетил. Святые места, где похоронены наши пророки. Остальное мне неинтересно.

— А что хочется сделать дальше?

— Дальше хочется создать все условия. Назло врагу, на радость тем людям, которые дружат с нами. Хочется делать все на высшем уровне, чтобы все гордились чеченским народом. Чтобы нас не обвиняли, что мы враги. Чтобы все национальности, все народы дружили с нашим народом, были в братских отношениях. Чтобы понимали, что чеченцы никогда не были террористами, экстремистами, сепаратистами. Чтобы чувствовали, что Кавказ, в частности Чеченская Республика, — главная защита всего российского народа.

— На ваш взгляд, есть ли у России какая-то геополитическая миссия?

— Я не знаю, этим я не занимаюсь. Там есть компетентные органы. Я занимаюсь у себя в регионе.