Молдавский сайт eNews опубликовал сенсационную статью румынского историка Михая Мачь «В лабиринте памяти. Проработка прошлого в посткоммунистической Румынии», которая посвящена недавно принятому в Румынии новому закону, вызвавшему бурные дискуссии в румынском обществе. В статье анализируется проблема румынского национализма и эволюция массовых представлений о прошлом в последние десятилетия, подробно рассказывается о том, что происходило и происходит с исторической и коллективной памятью в Румынии.

Бухарест, 24.12.1989. Дворцовая площадь, рядом с рестораном «Cina». Фото Ливиу Джеорджеску

Как написал переводчик статьи и издатель Сергей Эрлих, Михай Мачь «убедительно демонстрирует, что Румыния ведет гораздо более просвещенную политику памяти, в сравнении с другими странами «концлагеря социализма», включая Россию»:

Румыны приняли ряд законодательных актов, которые запрещают прославлять своих Бандеру и УПА (Корнелиу Кодряну и Легион Михаила Архангела), а также своего Сталина — Антонеску. В Румынии не стали перекладывать всю вину на Гитлера и Сталина, а приняли на себя ответственность за уничтожение евреев и цыган в годы Второй мировой войны, за поход на СССР вместе с германскими нацистами, за массове участие в преступном коммунистическом режиме, принесенном в 1944 на советских штыках. Румынский пример — хороший урок для всех стран, где палачей возводят в ранг национальных героев, где отказываются брать на себя ответственность за прошлое, обвиняя в своих бедах внешние силы Зла. Михаил Мачь считает, что стратегия снятия с себя вины за прошлое обрекает на поражение в настоящем и лишает шансов на достойное будущее. Надо добавить, что Румыния идет вне восточноевропейского «тренда» не только в сфере политики памяти. В противовес повсеместному росту этнического национализма здесь действует Европейская хартия региональных языков, а также (второй случай в истории современной Европы) президентом страны избран этнический немец. Все эти факты показывают, что Румыния успешно преодолевает свое тяжелое ксенофобское наследие. В ней идут необычные для сегодняшней Восточной Европы процессы. Статья Михая Мача — прекрасный повод внимательно присмотреться к этой малоизвестной нам соседней стране.

Приводим некоторые тезисы и отрывок из статьи румынского историка.

30 июля 2015 года в Румынии вступил в силу закон 217/2015 [Legea 217/2015], который вызвал скандал, будучи воспринят обществом как катастрофа: «антирумынский закон», «покушение на национальную память», «последний чаушистский закон», — писали тогда румынские СМИ. Что же такого крамольного содержит этот закон? Он внес изменения и дополнения в чрезвычайное постановление правительства 31/2002 «О запрете организаций и символов фашистского, расистского и ксенофобского характера, а также пропаганды культа лиц, виновных в совершении преступлений против мира и человечества» [Ordonanţa 31/2002].

Закон 2015 года, благодаря изменениям, внесенным в постановление 2002 года, открыто объявляет, что отныне участники легионерского движения и лица, виновные, «в соответствии с определениями международного права», в военных преступлениях, преследованиях и казнях (в том числе расистского характера) отныне не могут являться объектами публичного культа, восхваления в СМИ, увековечивания в памятных знаках.

«Антирумынский характер» закона заключается в том, что отныне причастность исторических деятелей, независимо от степени вовлеченности, к перечисленным законом преступным действиям не может ни умалчиваться, ни оправдываться. На законодательном уровне поднята проблема ответственности Румынии за преступления Второй мировой войны. Именно «поднята», потому что, как подчеркивает Михай Мачь: «предназначение закона состоит в том, чтобы начать дискуссию о том прошлом, которое отказывается проходить». Новый закон «говорит о том, о чем мы предпочитаем молчать», а вовсе не запрещает доступ к прошлому и не закрывает дискуссии о нем, несмотря на то, что прошлому дается в законе однозначное определение: «закон 217/2015 через 25 лет после Революции говорит нам о том, что мы тогда не поняли».

Скандал без причины и трагедия без имени

Дискуссии, порожденные законом 217/2015, доказывают, что в отношениях памяти с реальностью прошлого равновесия достичь не удалось.

Закон требует всего лишь запрета насилия и культа насилия в общественном пространстве. Запрет насилия (особенно на основе признанных мировым сообществом судебных решений) и пропаганды насилия, ненависти, расизма и ксенофобии является нормой гражданского общества, приверженного ценностям демократии. Невозможно призывать к демократической законности, европейской идентичности и гражданскому достоинству, позволяя экстремистам — во имя свободы слова — пропагандировать свою идеологию. Свобода торговли не снимает запрета на торговлю наркотиками. Демократия не означает, что разрешается делать все, что взбредет в голову. Напротив, каждый может делать только то, что не вредит другим. Пропагандировать расизм, ксенофобию, ненависть или восхвалять отдельных лиц либо организованные группы, которые в прошлом занимались подобной пропагандой и, более того, осуществляли на практике преступные действия и были за это осуждены, означает наносить ущерб не «определенной части общества», а обществу в целом.

Общество может считаться открытым до тех пор, пока оно способно впускать в себя любого иностранца и договариваться с ним в проблемных ситуациях, преобразуя посредством юридических процедур внутреннее напряжение в механизмы развития. Как только общество начинает руководствоваться идеями расового, этнического, религиозного и т.д. очищения, тут же начинается самоизоляция, устанавливается мелочный контроль мысли и поведения. Никто, кроме тех, кто определяет критерии чистки, не застрахован от участи ее жертвы. По этим соображениям, «организации и символы фашистского, расистского или ксенофобского характера» не имеют права на гражданство в цивилизованном обществе.

Утверждение, что и такой подход является разновидностью чистки, является дешевым парадоксом. Тогда можно сказать, что и болезнь не надо лечить, так как лечение нарушает равновесие организма и болезнь — это только разновидность разбалансирования его функций. Подобными парадоксами можно обосновать все что угодно. К счастью, и в логике и в теории аргументации, существует достаточно способов доказать ложный характер подобных доказательств [Shermer, 1997].

Проблемы с упомянутым законом не относятся к области логики. Очевидно, что никто из нас не захочет находиться под угрозой со стороны другого лица, наделенного властью контролировать наши мысли и поведение, правом распоряжаться нашей собственностью, семьей и личностью. Любой вменяемый человек в состоянии отличить повседневные проблемы и угрозы существованию, которые присутствуют и в самом благополучном обществе, от прямой опасности изгнания из дома, ареста, побоев или убийства со стороны лиц, которые не дают никому отчета в совершаемом насилии. Трудно поверить, что кто-то сознательно согласится с подобным порядком вещей.

С другой стороны, возможность подобного в недавнем прошлом побуждает нас считать, что предосторожности, в первую очередь юридического порядка, необходимы. Осуждение насильственных действий становится эффективным, когда оно направлено не только против насилия, жертвами которого были мы сами, но и против того, которое мы совершали в отношении других. Закон, осуждающий ненависть и ее возбуждение, обязательно должен быть суждением о себе, которое не только заставляет сожалеть о прошлом, но и препятствует его повторению.

В определенном смысле закон 217/2015 через 25 лет после Революции говорит нам о том, что мы тогда не поняли.

Бухарест, декабрь 1989 года.

Революция декабря 1989 была столь же жестока, сколь внезапна. Она во многом повторяла сценарии многочисленных переворотов XX в. Среди них: отставка «прогерманского» правительства Маргиломана осенью 1918, восшествие на престол Кароля II 8 июня 1930, его свержение 6 сентября 1940, свержение диктатуры Антонеску 23 августа 1944. Несмотря на радикализм общественных перемен во всех упомянутых случаях сохранялась преемственность политической культуры. «Фигуранты» истории менялись местами. Вчерашний победитель становился побежденным и наоборот.

Казнь супругов Чаушеску, арест некоторых членов Политисполкома и постоянные обвинения анонимных «террористов» в преступлениях, совершенных в декабре 1989, не только сплотили общество против одновременно персонифицированных и невидимых сил зла, но и превратили всех румын, независимо от их прошлого, в жертв и, одновременно, в героев. Все, кроме перечисленных выше «преступников», в дни Революции могли гордиться тем, что были невинными жертвами безжалостной репрессивной системы. Чем более жестокой была система, тем более бесспорным был статус жертвы. В стране, где оппозиция коммунизму была близка к нулю, где число реальных диссидентов не превышало десятка, жертвенное самоощущение расценивалось, как сопротивление и едва ли не героизм. Можно сказать об эпохе, когда мы все находились под идейным и политическим гнетом Партии, что все сопротивлялись, правда пассивно, и наша повседневная борьба за жизнь сама по себе была оппозицией произволу власти.

Бухарест, 24.12.1989. Университет, недалеко от больницы Coltea. Фото Ливиу Джеорджеску

В первые дни демократии произошли странные изменения, которые определяют общественное сознание последней четверти века: пассивность либо, даже, содействие режиму расцениваются как гражданская доблесть; неспособность противостоять давлению власти трактуется в жертвенном ключе, как форма героизма. Поскольку лишь незначительное меньшинство выступало против коммунизма, не эти маргиналы стали нашими героями, а «молчаливое большинство», которое покорно переносило абсурд последних лет правления Чаушеску. Придавая формуле «жертва — герой» самодостаточное значение, толпы, собравшиеся на площадях в декабре 1989, прославляли сами себя. Возможно, феномен именования страха и несостоятельности храбростью и героизмом возник в те дни спонтанно, но его воздействие на румынскую публику имело неблагоприятные последствия. В тот момент восхищения свободой мы были убеждены, что революция превращает нас в современных людей, которые отныне будут двигаться в одном направлении с остальным миром. Мы не заметили, что Декабрь 1989 направил нас назад не в меньшей мере, чем вперед.

Бухарест, 24.12.1989. Путь Победы рядом с кольцом военных. Фото Ливиу Джеорджеску

Прежде всего, мы открыли персонажей истории, о которых прежде не знали: аппаратчиков времен Георгиу-Дежа, среди них Сильвиу Брукан, представителей т.н. «исторических партий», в их числе лидера возрожденной Национал-Царанистской партии Корнелиу Копошу. Да и тот факт, что румынский король жив, тоже стал откровением. Двадцать пять лет сведения новейшей истории к истории Партии, а истории Партии к восхвалению «золотой эпохи» Чаушеску привели к тому, что люди старшего поколения были вынуждены таить свои воспоминания. Те, кому в 1989 было до сорока, ничего не знали о прежней эпохе, кроме рассказов шепотом старших. Для них было шоком обнаружить, что настоящее сосуществует с прошлым.

В 1990 румынское общество выглядело как срез различных геологических эпох. Еще были живы легионеры, сторонники Карла II, поклонники короля Михая и апологеты Антонеску. Существовали адепты Георгиу-Дежа, Чаушеску и приверженцы Илиеску с памятью о «коммунизме с человеческим лицом» между 1964 и 1971. Воскресли царанисты, либералы и социал-демократы. Сторонники венгерской автономии вспоминали о «третьей Европе» Габсбургов. Постмодернисты открывали Америку. Католики и греко-католики — Рим. Теософы все объясняли в символическом ключе. Националисты всюду усматривали опасность и т.д.

Каждый из этих идейных лагерей имел собственную историю румынской нации, высшим и неоспоримым критерием которой являлись свидетельства очевидцев. Произошел моментальный переход от «единой истории» Партии к бесконечному числу исторических рассказов. Их субъективный характер не брался в расчет. Ведь это были свидетельства жертв безжалостных преследований, которыми были насыщена история Румынии XX в.

Слово жертвы творило историю прошедших десятилетий. Политическая свобода дала жертвам возможность говорить. Чем драматичнее был рассказ, тем глубже он впечатывался в общественное сознание. Жанр литературной и телевизионной исповеди должен был не только обеспечить контакт общества с миром, о котором оно не подозревало. Описание ужасов объясняло, с чем именно румыны расстались в декабре 1989. Литературный критик Дан Михайлеску имел основания определить приобщение к мемуарам первого послереволюционного десятилетия, как восстановление человечности через погружение в прошлое [Mihăilescu, 2004].

Среди «мемориальных» телевизионных передач того времени особенное внимание публики привлекли «Упражнения в восхищении» — беседы с Эмилем Чораном и Петрей Цуцу (режиссер Габриел Лийчану, 1992) и программа «Память страдания» (режиссер Лучия Хоссу-Лонжин, выходила с 1991 до конца 1990-х). Документальные кадры и интервью (как с жертвами, так и с их мучителями) рассказывали о коммунистических репрессиях, в том числе об одном из самых жутких их проявлений — феномене Питешт. О нем уже было известно из книги Виржила Ерунки [Ierunca, 1990; Bacu, 1963; Bacu, 1991;Mureşan, 2008]. Обширные отрывки из нее передавались радиостанцией «Свободная Европа».

Тюремный эксперимент над студентами был начат в 1949 в Питештах и продолжен в 1951 в Герле. По своей жестокости он превосходил все, что было известно об ужасах лагерей. Согласно замыслу, цель которого не до конца ясна, студенты, заключенные в тюрьму, были обязаны «перевоспитывать» друг друга посредством непрерывных пыток. Пройдя через длинный ряд физических и нравственных мучений, жертва сама становилась палачом. Жуткий эксперимент был прекращен в 1952. За использование террора по приказу, якобы полученному от (!) легионеров из-за рубежа, были осуждены студенты-мучители (16 из них были казнены) и некоторые работники тюрьмы. История питештской тюрьмы, рассказанная людьми, которые сорок лет были принуждены молчать по поводу перенесенных страданий, имела огромное эмоциональное воздействие.

Вывод, который делает Михай Мачь в конце статьи: «Цель закона 217/2015 заключается не только в создании корректной историографии, но, в первую очередь, в принятии ответственности за провал столь желанной модернизации. Ни евреи, ни русские, ни венгры, ни американцы заставили нас заблудиться в лабиринте «нового мира». Вина за это лежит на самих румынах. Путь к достойному будущему неизбежно проходит через принятие ответственности за содеянное в прошлом. Каким бы тяжким и удручающим это прошлое не было нам необходимо признать эту горькую истину».

Сокращенную версию статьи можно прочесть на eNews и сайте Историческая экспертиза. Полностью статья Михая Мачь будет опубликована в издании «Историческая экспертиза» 2015 № 4 (5).