Александра Батанова

В интервью газете «Панорама» Пиркка Тапиола высказал свое мнение о причинах столь медленного хода реформ в Республике Молдова, рассказал о перспективах подписания меморандума о сотрудничестве с МВФ и о том, почему в Брюсселе Молдову больше не называют «историей успеха».
Об МВФ

— В преддверии запланированной на 24 апреля масштабной акции протеста оппозиции хотелось бы узнать, как вы считаете, удастся ли Молдове достичь политической стабильности? 

— Самое важное сейчас – сосредоточиться на внедрении реформ. Как вы знаете, Совет ЕС делал декларации по этому поводу в феврале. В марте, когда у нас был совет по ассоциации, молдавская сторона представила дорожную карту с определенными датами. Для меня самое важное, чтобы все эти законы не только были приняты, но и эффективно внедрялись. Для нас крайне важна программа с МВФ, который определит, что макроэкономическая ситуация в стране находится на этапе стабилизации. Мы понимаем, что есть определенные вопросы, связанные с доверием общества, и мы считаем, что для восстановления доверия необходимо проводить реформы, и граждане должны их видеть. Если доверие удастся восстановить, это определенно поможет достижению политической стабильности. 

— В последнее время правительство активно принимает законопроекты, предусмотренные в рамках сотрудничества с ЕС. Насколько это приближает Молдову к подписанию меморандума с МВФ? 

— Тут есть два отдельных вопроса. Первый — это общее стремление к реформам. У нас принято, что реформы должны быть проведены для молдавского общества. Мы, как внешний игрок, можем только наблюдать и анализировать, оценивать, что и как двигается вперед. Поэтому я не буду спекулировать и рассуждать, будут проведены эти реформы или нет. Есть обещания реформ, мы будем следить и оценивать ситуацию, периодически выступая с комментариями. Что касается МВФ, могу сказать, что предпосылки для переговоров с Фондом всем известны. МВФ их неоднократно озвучивал. Было условие о ликвидации трех банков, это уже сделано. Еще одно условие касалось диагностического аудита в трех банках, которые находятся под спецнаблюдением, это тоже сделано. Сейчас, насколько я знаю, происходит анализ этого аудита, исходя из которого и будет разработан определенный план действий. Когда вся предварительная работа будет сделана, МВФ примет решение, готовы ли они послать сюда миссию для ведения переговоров о программе сотрудничества. Мы надеемся, что это будет скоро и что эти переговоры будут успешными. После выполнения всех общих и узконаправленных условий МВФ можно будет говорить о восстановлении помощи бюджету.

— Представители экспертного сообщества неоднократно заявляли, что без меморандума с МВФ внешней помощи от партнеров не будет.

— Это черно-белое восприятие вопроса. Внешняя помощь продолжается все время, она бывает разная: есть экспертизы, есть премии-инвестиции. Так вот они продолжают поступать, но есть часть фондов, которые не придут без реформ, без гарантии финансовой стабильности, которую может дать МВФ.

О реформе юстиции 

— В Молдове был принят закон о реформе прокуратуры. Действительно ли он приведет к деполитизации этой структуры? 

— Я на это надеюсь. Скажем так, закон хороший, но надо еще изменить Конституцию. Есть второстепенное законодательство, которое надо принять. Я надеюсь, что все пойдет по плану и закон вступит в силу 1 августа 2016 года. Но вопрос, который я упоминал и раньше, остается открытым. Можно иметь самое лучшее в мире законодательство, но если нет политической воли внедрять законы, тогда это законодательство не поможет. Мне все говорят, что сейчас эта политическая воля есть. Надеюсь, что это так, мы ждем результатов. 

— Реформа юстиции в РМ началась еще в 2011 году и сейчас уже должна завершиться. Как вы считаете, почему за столько лет граждане так и не почувствовали на себе эффекты от этих преобразований? 

— Для внедрения стратегии реформирования юстиции потребуется больше времени, мы не на финишном этапе. 

— Говоря о реформе юстиции, не могу не затронуть тему отставки примара Тараклии. После того как вы назвали это решение «политически мотивированным», с критикой в ваш адрес выступила Ассоциация судей Молдовы, а также экс-советник Траяна Бэсеску Юлиан Кифу. С чем связана такая острая реакция с их стороны? 

— Им самим придется отвечать на этот вопрос. Мы заботимся о независимости судебной системы. Это была еще довольно мягкая реакция. 

— Это была ваша личная позиция?

— Нет, я понимаю, что занимаемая мною должность исключает возможность высказывать личную позицию. Мы обсудили эту тему с послами стран Евросоюза, мы встречаемся раз в неделю. Я говорил об этом и с Брюсселем. Тот факт, что из-за вырубки нескольких деревьев демократически избранный примар теряет свою должность, вызывает принципиальные вопросы. Мы решили разместить этот комментарий на моей странице в Facebook, потому что ее активно читают. Когда работаешь послом, ты знаешь политические рамки, знаешь, какие слова использовать, чтобы месседж был услышан правильно. 

О провалившейся «истории успеха» 

— Как вы считаете, почему Молдова из так называемой «истории успеха» стала разочарованием Европы? 

— Надо понимать, что мы работали на разные этапы развития. Если мы будем говорить о 2009-2011 годах, тогда было разработано очень много хороших стратегий и идей, было начато несколько важных реформ. Могу вам сказать, что миграционные вопросы для ЕС являются крайне чувствительными, так что без реформ визовой либерализации не было бы. Так что все реформы, которых мы требовали для введения безвизового режима, были проведены. Второй вопрос – профессионализм молдавского правительства в контексте переговорного процесса по Соглашению об ассоциации с ЕС. Главным переговорщиком была Наталья Герман, а с ней Октавиан Калмык, они профессионалы высокого уровня. Эти два требования были выполнены, это сблизило нас, требования, предъявляемые к реформам, стали выше. При этом мы видели, что стратегия реформирования юстиции не принесла ожидаемого эффекта, об этом мы говорили еще тогда, когда стали урезать бюджетную помощь. Мы наблюдали усиливающееся соперничество между определенными политиками, которое выявило степень политизации госинститутов. Я не хочу говорить о том, что Молдова стала разочарованием, но определенную озабоченность такое положение дел вызывает. Эта озабоченность была отражена и в заявлении министров ЕС в феврале. У меня такое чувство, что это заявление не связано с нынешним правительством. Любое правительство, которое пришло к ответственности, я не люблю слово «власть», услышало бы точно такое же заявление от представителей ЕС. 

— К июню должна быть подготовлена новая Глобальная стратегия ЕС в области внешней политики и политики безопасности. Затронет ли этот документ наш регион и, в частности, Молдову? 

— Я не знаю, на каком этапе этот план, потому что работа над ним идет в Брюсселе. Но я думаю, что это затронет Молдову как страну в нашем восточном соседстве. Но при этом я думаю, что стратегия будет носить общий характер, а не затрагивать конкретные страны. 

О доверии 

— В Молдове у власти находится проевропейское парламентское большинство, при котором популярность проевропейского курса развития страны стремительно снижается. Как соотносится с понятием демократии то, что структуры власти в РМ пользуются наименьшим доверием населения? Можно ли называть демократическим это правление? 

— Любое правительство должно слушать мнение общества. В своем заявлении мы призывали власти к диалогу с протестующими и к работе над общими приоритетами. Я замечу, что слово «проевропейское» сейчас не слишком часто звучит, и это хорошо, так как в обществе наблюдается определенная поляризация. Любому правительству было легко называть себя «проевропейским» или «антиевропейским», ведь это геополитика. У меня есть такое ощущение, что люди не всегда меня понимают, когда я говорю, что самое главное – это движение страны вперед. Вперед для меня – это реальные реформы, это не слоганы или заявления, это реальные преобразования в области демократии, юстиции, инвестиционного климата. Это реформы, которые дадут стране культуру подотчетности, откроют новые возможности для бизнеса и граждан. Для меня промолдавская политика, которая сосредоточена на реформах в Молдове, это и есть проевропейская политика. Я не хочу говорить о геополитике, я больше хочу говорить о том, что именно означает флаг ЕС, что означает в реальности культура управления демократией. 

— В Молдове многие убеждены, что, стоит только вступить в ЕС, как все проблемы исчезнут. Хочу попросить вас, как официального представителя Евросоюза, прокомментировать эти настроения. 

— Действительно, сближение с ЕС будет влиять на такие вопросы, как повышение пенсии и прочее. Но важно понимать весь механизм этого сближения. Глубина и качество наших отношений зависят от качества правосудия, демократии и реформ. Европейская система дала нам много общих благ, даже сейчас, когда все говорят о кризисе в Еврозоне, блага все еще есть. Да, у людей есть определенные опасения, которые влияют на негативное отношение к Еврозоне. Но если мы посмотрим, что нам даст общий рынок с ЕС, интегрированная экономика, общие ценности в том, что касается прав человека, общие принципы защиты прав потребителей, санитарные и фитосанитарные нормы — все это даст защиту людям и определенные возможности, это даст равные условия для всех. Но потом возникнет вопрос, ЕС — не Советский Союз, где есть центр, обеспечивающий всех. Почему в Германии или Италии такие хорошие пенсии? Потому что правительства этих стран работают ответственно, внедряют необходимые реформы. Ничего в этой жизни не приходит просто, как чудо. Над всем следует работать. О расширении ЕС за счет Молдовы речь сейчас не идет, но это не исключается в будущем. У нас были жесткие условия в том, что касается реформ, демократии, борьбы с коррупцией, защиты прав человека и т.д. Чтобы стать членом ЕС, надо было начать активно это внедрять, чтобы не было такой пропасти между нами. В ЕС есть и бедные страны, но работу для евроинтеграции выполнял не Брюссель, а правительства этих стран. Никто не приедет из ЕС, чтобы управлять вашими министрами и премьер-министрами, они не могут, это ваша страна. Однако в обществе есть ожидание, что кто-то придет и сделает за вас. Но так не бывает. Допустим, придет этот кто-то и все сделает, а потом уйдет, что тогда случится? Все разрушится. 

— Некоторые эксперты отмечают тенденции к возникновению политической изоляции Молдовы. В качестве аргументов они приводят отсутствие экономических отношений с Россией, отсутствие меморандума с МВФ и соглашения со Всемирным банком. А что вы думаете по этому поводу?

— Политической изоляции Молдовы нет. Мы заинтересованы в этом партнере. Молдова — наш сосед стратегической важности. Для Европы важно, чтобы РМ развивалась и люди получали экономические и демократические возможности. Тот факт, что нет меморандума с МВФ, нельзя считать изоляцией. Здесь есть представитель Фонда, который следит за ситуацией, и мы все работаем над тем, чтобы предпосылки для подписания программы с МВФ были. Диалог между Брюсселем и Кишиневом очень активный, я и моя команда работаем круглосуточно. Рынок ЕС открыт, 64% молдавской торговли — с ЕС. Это нельзя назвать изоляцией. Конечно, мы бы хотели видеть гораздо более стремительный ход процессов в стране. 

— После трех лет работы в Молдове не появилось ли у вас чувство разочарования? Вам не хочется бросить все и уехать? Ведь такое чувство уже посетило почти треть граждан этой страны. 

— Мы не ищем легких путей. Я такой дипломат, который всегда хотел работать со странами и обществами транзиции, чтобы помочь, иногда подтолкнуть вперед немного. Конечно, бывают моменты фрустрации, особенно когда видишь, что страна маленькая и проводить в такой стране результативные реформы довольно легко. Это мы видели на примере балтийских стран. Но, с другой стороны, у тебя возникает чувство, что ты можешь попробовать повлиять на процессы, которые со временем могут дать результат. Если и бывают эти моменты фрустрации, то только лишь потому, что очень хочешь видеть результат. Сейчас я скажу кое-что личное. Большую часть своей карьеры я работал в странах постсоветского пространства и хотел видеть, как все меняется, люди начинают жить лучше, и у меня сформировалась определенная эмоциональная связь с этими результатами, которые я хотел видеть. Я работал и в Азии, там другой тон дискуссии и совсем другой мир, но я всегда работал в обществах, в которых происходят важные внутренние процессы, и стремился им помогать. Если бы мне пришлось выбирать — работать в таких условиях или где-то, где проблем меньше и процессы мельче, я скажу, что я предпочитаю работать со странами первого типа. Это дает ощущение того, что ты попытался работать над тем, что для людей и для будущего Европы истинно важно.