Меир Дизенгоф (1861-1936), основатель и первый мэр Тель-Авива, которого часто называли «хозяином города», вряд ли нуждается в особом представлении. Но вот о том, что, кроме хозяина, у Тель-Авива была еще и хозяйка - сегодня помнят немногие. А, между тем, история этой женщины заслуживает того, чтобы ее рассказали…

Жизнь Меира Янкелевича или, если угодно, Михаила Яковлевича Дизенгофа – это вообще сюжет для романа, такого же авантюрного и безумного, как и город, который он создал. Уроженец бессарабского местечка Акимовичи, сын владельца небольшой кожевенной фабрики, он после переезда с родителями в Кишинев сумел сдать экзамены экстерном на аттестат зрелости, поступил на службу в царскую армию и – невиданное дело для еврея! – в 20 лет стал офицером и в этом качестве оказался в 1881 году в Житомире.

Здесь он в силу самой противоречивости своей натуры сделал два несовместимых друг с другом шага, во многом определивших его дальнейшую судьбу. Во-первых, стал членом кружка "Народная воля" и занялся революционной деятельностью. А во-вторых, сдружился с городским раввином Шломо Бренером. А у Житомирского раввина, само собой, была дочка. Правда, звали ее не Ента, а Зина, но дальше все похоже: она была "такая тонкая, как шелковая лента; такая нежная, как севрская посуда; такая умная, как целый том Талмуда". Читатель уже догадался, что произошло дальше: Меир и Зина (она же в ивритском произношении Цина) полюбили друг друга. 
Но стоп, читатель! 

Если Меиру-Мише Дизенгофу шел в то время 22-й год, то Зине было… только 11. И если бы между ними что-нибудь в то время произошло, то в наши дни это бы назвали педофилией. Да и тогда, понятное дело, столь ранняя любовь совсем не одобрялась.

Может быть, именно для того, чтобы сублимировать возникшее у него противоестественное чувство к ребенку, наш Михаил Яковлевич оставляет службу и спешно уезжает в Одессу, чтобы целиком отдать себя революции. Последствия не заставляют себя долго ждать: в 1885 году его арестовывают.

Зина-Хая Бреннер, позже Цина Дизенгоф

В тюрьме с ним происходит душевный переворот, который происходил затем со многими евреями: теперь он видит свое жизненное предназначение в служении еврейскому народу. И в 1886 году, сразу после освобождения, едет в Кишинев, где основывает местное отделение общества "Ховевей Цион" ("Возлюбившие Сион"). Но по пути как бы ненароком заглядывает в Житомир, в дом рава Бренера, и снова сталкивается с Зиной. Теперь ей уже 15, она чудо как хороша, и Меир ей явно нравится… 

Но он снова одергивает себя: нет, еще не время. Не время. 

Затем Меир уезжает в Париж – учится в Сорбонне на инженера-химика, а затем проходит стажировку на стекольном заводе. В 1891 году он возвращается в Россию и снова появляется в Житомире. На этот раз ему удается объясниться с уже вполне взрослой Зиной-Хаей. Он делает ей предложение, но раввина Шломо Бренера такой брак дочери, похоже, явно не устраивает. Влюбленным надо бы договориться, как им действовать дальше, но тут Меир уезжает в Палестину: барон Ротшильд пригласил его стать директором завода по производству бутылок для разлива вина с его виноделен. 

Так Меир Дизенгоф появляется в Тантуре и буквально с нуля создает стекольный завод. Он как-то с ходу, мгновенно овладевает арабским языком и становится своим среди местных арабов – что значительно облегчает ему работу по налаживанию производства. В числе его близких друзей оказывается и местный шейх, а арабы, однажды заглянув в его лабораторию, начинают называть его не иначе, как доктор – у кого же еще, как не у доктора может оказаться столько склянок с разными жидкостями и порошками.

Поэтому, когда у шейха заболела единственная и любимая дочь Фатима, он обратился с мольбой к Дизенгофу с просьбой ее вылечить. Что именно сделал с девушкой Михаил Яковлевич неизвестно, но спустя несколько дней она и в самом деле пошла на поправку – может быть, просто благодаря молодости. 

Но еще через пару недель Фатима призналась отцу, что без памяти влюбилась в еврейского "доктора". Шейх, как уже было сказано, безумно любил дочь, а потому вызвал Дизенгофа и сказал, что готов ради Фатимы на все – в том числе, на то, что объявить его своим зятем и наследником своего огромного состояния. Дизенгоф любезно поблагодарил друга за это предложение, но ответил, что у него уже есть невеста в России, а у них, евреев, не принято иметь двух жен. 

В это самое время Зина-Хая и в самом деле спешила к любимому (с разрешения или без разрешения отца - история умалчивает, но, скорее всего, верно последнее), и в 1893 году влюбленные встретились в Александрии, где тут же встали под хупу. Так что в Палестину Дизенгоф вернулся женатым человеком. Более того – его молодая жена ждала ребенка! 

Дела между тем у директора стекольного завода дела шли хуже некуда. Тантурский песок не подходил для производства бутылок. Из-за его социалистических убеждений у него крайне напряглись отношения с бароном Рошильдом, обвинявшим его в сговоре с рабочими. А вскоре, вдобавок к прочим бедам, началась эпидемия малярии. 

Но самое страшное заключалось в том, что малярией заболела и его Зина. Это на пятом месяце беременности! По совету врачей Дизенгоф увозит жену в Париж – под наблюдение тамошних специалистов. В 1894 году Зина рожает девочку, но ребенок заражен вирусом малярии и спустя два месяца умирает. А затем врачи объявляют супругам Дизенгоф страшный вердикт: вирус сказался на фертильной функции роженицы, и у них больше не будет детей. 

Сраженный этим известием Дизенгоф возвращается в Эрец-Исраэль. Он решает заглянуть в гости к своему другу-шейху и не узнает его: кажется, что тот за это время постарел на все десять лет. Шейх рассказывает ему, что вскоре после его отказа взять Фатиму в жены, она снова заболела и умерла – вероятнее всего, зачахла от неразделенной любви, и теперь жизнь потеряла для него всякий смысл. 

Кикар Цина (площадь Зины Дизенгоф) в Тель-Авиве

Отношения с Ротшильдом, который видит в Дизенгофе виновника закрытия стекольного завода и тайного коммуниста, напрягаются до предела, так что Зина и Меир вынуждены уехать, точнее, бежать из Палестины в Одессу.

Здесь Дизенгоф начинает заниматься коммерцией, а Зина-Хая превращает их дом в самый известный салон в городе: здесь собирается весь цвет одесской еврейской интеллигенции, включая поэта Хаима-Нахмана Бялика, историка Семена Дубнова, Ахад ха-Ама, Хаима Равницкого – всех и не перечислишь.

К этому времени Герцль уже написал свой "Альтнойланд" и развернул знамя политического сионизма, и имя Дизенгофа значится в списке делегатов 5-ого и 6-ого Сионистских конгрессов. На последнем он оказывается в числе решительных противников плана создания еврейского государства в Уганде вместо Палестины, но еще до этого, в 1904 году, создает общество "Геула" для покупки земли и капиталовложений в Эрец-Исраэль.

В 1905 году Дизенгофы возвращаются в Израиль, а в 1909 году основывают вместе с друзьями недалеко от Яффо поселок Ахузат-Байт – будущий Тель-Авив. Меир Дизенгоф избирается главой поселкового совета. Затем, после начала Первой мировой войны, когда турки выселяют всех жителей нового города, он возглавляет эмиграционный комитет, а в 1918 году возвращается в Тель-Авив и устраивает торжественную встречу английскому генералу Алленби и называет в его честь одну из главных улиц города. 

Дом семьи Дизенгоф, а также памятник основателю Тель-Авива на коне 

С этого времени (официально с 1921 года) и вплоть до конца жизни Меир Дизенгоф становится бессменным мэром Тель-Авива и превращает его в самый быстроразвивающийся город страны. Он привлекает в Тель-Авив лучших немецких архитекторов, делает его мировой столицей стиля баухауз, развивает инфраструктуру города, создает в нем порт и железную дорогу. 
Но если своим внешним обликом Тель-Авив обязан Меиру Дизенгофу, то самим духом и характером именно Зине. Точнее, теперь уже Цине.

Именно Цина Дизенгоф мечтала сделать Тель-Авив центром новой еврейской культуры – и эта мечта в итоге воплотилась в жизнь. Именно она уговорила поселиться здесь почти всю еврейскую богему тех лет, способствовала созданию ряда знаменитых тель-авивских кафе, а дом Дизенгофов на проспекте Ротшильда был, как и до того в Одессе, самым модным светским салоном во всей подмандатной Палестине.

Попутно она занималась развитием городского образования, и она же убедила актеров еврейского театра "Габима" (одним из создателей которого был Е. Вахтангов) не возвращаться с гастролей в Россию, а остаться в Тель-Авиве. В 1928 году великий актер и режиссер Алексей Дикий ставит здесь на иврите спектакли "Золотоискатели" и "Корона Давида" – и с этого начинается история главного театра Израиля. Думается, теперь читатель понял, почему эту женщину называли "хозяйкой города". 

Цина Дизенгоф

В 1930 году Цина Дизенгоф умирает, и в ее похоронах принимают участие тысячи людей. Смерть жены становится для Меира Дизенгофа страшным ударом. Ради увековечивания ее имени он объявляет, что передает их дом в дар городу в качестве Музея искусств, а сам перебирается в две комнаты на верхнем этаже, где и живет до самой смерти в 1936 году. В 1948 году именно в этом доме была зачитана Декларация Независимости Израиля, а сейчас в нем расположен музей города. 

Кстати, немногие знают и о том, что самая знаменитая площадь Тель-Авива – площадь Дизенгоф на одноименной улице – названа именно в честь Цины, а не Меира Дизенгофа.

Петр Люкимсон