22 Ноября 2024
В избранные Сделать стартовой Подписка Портал Объявления
Интервью
Игорь Угольников, шоумен
20.05.2002
Угольников Игорь Станиславович cейчас в качестве режиссера и продюсера снимает фильм "Casus Belli" (в переводе с латыни – "повод для объявления войны"). Во МХАТе он задействован в спектакле "Девушки "Битлов".

МАШИНА
Я не буду оригинальным, если скажу, что у нас в семье три "Мерседеса": у меня, у жены и у компании, в которой я как бы генеральный директор.

КУХНЯ
Китайская, французская и симбиоз между китайской и французской кухней.

ЕДА
Я умею и люблю готовить. Люблю спагетти "Белланеза", кстати, это итальянская кухня.

НАПИТКИ
Чай зеленый, если он китайский.

СПИРТНОЕ
Вино, я винный человек.

СПОРТ
Хоккей, естественно.

КИНО
Кино разное. Дома собрано отечественное кино. Из последних фильмов, братья Коэнн, в идеале – американское кино, Никита Михалков, "Неуловимые мстители".

КНИГИ
Мое основное чтиво – пьесы. Из последнего: "Сборник американских учебников – как писать сценарии" – это забавная детская брошюра, и очень хорошим языком написана.

МУЗЫКА
Из музыки – джаз, джаз-рок, классическая музыка.

- После трехлетнего перерыва на телевидении вы поразили всех своим возвращением, подарив зрителям передачу "Добрый вечер с Игорем Угольниковым", свою игру во МХАТе и, конечно, фильм…

- Это не только мой режиссерский дебют, но и продюсерский, кинопродюсерский. К сожалению, фильм вы еще не видели, потому что все очень затянулось. Зацепин только сейчас заканчивает музыку, есть финансовые проблемы, но, к счастью, я ни копейки никому не должен. Сейчас государство решило поддержать мой проект и финансирует окончание производства, чему я несказанно рад, но как всегда финансирование идет медленно, не в том объеме, но идет. Поэтому я надеюсь закончить фильм к лету. Кстати, и Госкино предлагает мне подписать контракт на прокат фильма с сентября. Если я его подпишу, то буду обязан закончить летом, чтобы в сентябре они могли сдать фильм в прокат.

- Такое бурное возвращение – это логическое следствие, подарок судьбы или что-то еще?

- Когда в 1998 году была закрыта программа "Добрый вечер"… Конечно, можно долго рассуждать, по каким причинам и кто это сделал, сейчас дело уже не в этом. Дело в том, что у меня появилась возможность перевести дух. Во-первых, эти три года я занимался съемками картины - сначала подготовкой, потом съемкой, затем монтажом. Впервые в жизни я попытался сделать что-то одно и не торопясь. Это благотворно на мне сказалось, но после того, как я понял, что могу это делать, мне опять захотелось делать все быстро…

- И торопясь…

- Да, и торопясь. Поэтому как нельзя кстати было предложение Олега Павловича поработать во МХАТе, просто как эксперимент. Эксперимент закончился тем, что мне сделали предложение войти в штат театра. Если бы я не работал на телевидении и в кино, а был бы только штатным артистом, то это, наверно, было бы очень грустно. А поскольку у меня есть еще кой-какая работа – я согласился. Еще "Альфа-Банк" сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться – поработать на развлекательном канале СТС. Говоря о наших взаимоотношениях с руководством РТР, надо отметить, что они всегда были дружеские и семейные. Но когда люди долго живут вместе, им необходимо отдохнуть друг от друга.

- Вы решили взять что-то вроде отпуска?

- Да. Я взял бессрочный отпуск на канале, правда, сняв по заказу РТР юбилейный выход передачи "Оба-на!", который мы до сих пор переделываем. Наверное, уже десятый раз. Меня уже заели на канале. Там есть некий человек, он делает мне препоны, в том числе не принимает пленку, потому что где-то там замятина или брак, который делается специально. Просто детективная история. А дело в том, что люди не хотят, чтобы передача вышла в эфир.

- Брак делают специально?

- Конечно! У меня были случаи, когда "Оба-на!" резали ножницами.

- В эфире?

- Перед эфиром, когда пленка уже начала крутиться на ВПР (тогда это были такие аппараты). Прибежал человек в монтажную, а поскольку нажать кнопку на пульте ему не дали, так он раз ножницами, чик, и исчез!

- Как же вы вышли из положения?

- Чем-то прикрыли в эфире дырку, пока заправляли пленку обратно, потом программа через какое-то время продолжилась.

- Действительно, детектив!

- Да, бывает и такое.

- Возвращаясь к театру, насколько неожиданным было предложение Олега Павловича Табакова?

- Ожиданное, потому что я хотел вернуться на сцену. Я актер по сути своей. Поэтому по-человечески для меня это было ожиданное предложение. Безусловно, Олег Павлович шел на определенный риск. Во-первых, потому что я не "МХАТовский", я заканчивал ГИТИС – это совсем другая театральная школа. Но поскольку такие случаи бывали в МХАТе, было меньше проблем. Во-вторых, я для зрителей – телешоумен. Сейчас мы опять сошлись с Колей Фоменко, чему я очень рад. Дело в том, что я думал, что не смогу не только работать, но и общаться с людьми, с которыми работал раньше. Я рад, что был не прав… Итак, возвращаясь к театру, мы с Колей как раз говорили о том, что телевидение достаточно испортило нашу театральную и кинокарьеру. Телевидение – сиюминутное дело, потому что программа выходит в эфир и в этот момент она умирает, это обидно. Другими словами, плевок в вечность, а кино все-таки целлулоид - оставляет память.

- Вы собираетесь продолжить карьеру актера?

- Режиссеры меня не зовут, боятся. Сам Меньшов сказал,когда уже снимали "Ширли-мырли": "Если бы я знал, что ты так много проработал на телевидении, я бы тебя не позвал на роль. Я просто этого не знал. Я видел тебя один-два раза и думал, что это разовые выступления не телевидении". Он телевизор мало смотрел и толком не знал о моей работе. Я его понимаю, поскольку сам режиссер. Я не возьму артиста, если у него телевизионный шлейф, потому что у зрителя он будет проецироваться на образ в кино, а это мешает. Другое дело, если кино телевизионное или пародийное. Сам-то я хочу играть в мелодраме, трагедии.

- Это ново!

- Детектив…

- Почему?

- Потому что хочется новенького. Моя мечта – сыграть в "Семнадцати мгновеньях весны", например, Холтоффа или еще какого-нибудь предателя. Я люблю отрицательные роли.

- Почему же вы не снимались в таких ролях?

- Поэтому и люблю.

- После фильма "Встретимся на Таити" вы сохранили образ авантюриста, а в жизни вы авантюрист?

- Да. Абсолютно. Жизнь – это большая авантюра, в которую мы все играем. Только у кого-то получается испытать большое удовольствие от этого, а у кого-то нет.

- У вас получается?

- Получается. И картина моя авантюрная, я даже назвал ее авантюрной мелодрамой. Авантюра – она везде, в каждом нашем действии.

- Вас не смущает то, что зрители воспринимают вас как человека, который всегда смешит?

- Кто меня знает, тот так не думает. Сейчас я уже не стараюсь всех смешить. В юности – да, заходя в какое-нибудь помещение, я сразу начинал всех смешить, чтобы быть в центре внимания, вызвать интерес к себе. Сейчас, наоборот, приходя в какую-нибудь компанию я стараюсь пробраться в уголок, чтобы меня не видели, и наблюдать за людьми.

- На телеэкране и в жизни вы два разных человека?

- Сейчас да.

- В чем отличие Игоря Угольникова в жизни от Игоря Угольникова на телеэкране?

- Игорь Угольников в жизни – это достаточно грустный и очень ленивый человек, а на экране – активный, веселый, жизнерадостный…

- Трудолюбивый?

- Трудолюбивый, да.

- Тяжело совмещать в себе две личности?

- Нет никакого раздвоения, просто я отдыхаю сам от себя.

- На экране или в жизни?

- В жизни. Я отдыхаю от себя.

- В общении вы тяжелый или легкий человек?

- Абсолютно легкий, и это мне вредит. Продюсеру очень вредит!

- Почему?

- Потому что продюсер должен тяжело общаться с людьми, тогда они будут лучше работать. Продюсер и режиссер – отвратительные профессии. А обо мне думают, что я хороший, поэтому мне это вредит.

- Как же вы с этим боретесь?

- Я репетирую гадости, чтобы сделать их людям, правда, у меня плохо получается (смеется). Режиссер должен быть жестоким, циничным, очень требовательным человеком, а продюсер – для него не должно быть людей! Люди должны быть как инструменты, как материал для его работы. Он не добьется ничего, если будет по-другому к этому относиться. Вот я по-другому отношусь, для меня люди – это люди.

- Но вы же добиваетесь..?

- Пока не добился ничего путного.

- Но ваш фильм уже летом выходит.

- Потому я и снимал четыре года, что слишком мягок был и с партнером-сопродюсером, и с инвесторами, и с художником, и с группой, а надо было жестче! Выгонять людей, бить их по кошельку, по самолюбию, по любым местам, лишь бы добиться своего.

- Вы всегда умели удивлять, никогда нельзя было предсказать, в какой ипостаси мы увидим вас в следующий раз. А вас чем можно удивить?

- Меня может удивить искренность, настоящая человеческая искренность и высочайший профессионализм. Меня удивил Коля Фоменко в спектакле, который он делал с Паниным на малой сцене Театра им. Пушкина, "Комната смеха". Меня он поразил тем, что с самого начала выбрал очень гротесковый рисунок. Я знаю, это очень тяжело. Актеры все время находились на сцене, их только двое, никаких эффектов. Тяжело актерски удержать такой гротесковый рисунок, потому что он быстро набивает оскомину. А Коля не только его выдержал, но еще за этим гротесковым рисунком возник человек, образ – высочайший пилотаж! Я аплодирую ему всеми частями тела. Второе, меня поразил Гришковец в спектакле "Планета" своим новым языком. Он говорит то, что я чувствую. Я был чрезвычайно рад, что сейчас по улице ходит такой человек, которому я признателен за то, что он лучше меня в том, что он делает.

- А много людей лучше вас?

- Много, только я их мало вижу. За океаном много людей. Весь Голливуд лучше меня. Я говорю это не потому, что пресмыкаюсь, просто они живут параллельным миром, который лучше обустроен, чем мой. В их мире есть больше возможностей для того, чтобы проявить себя. Это вам говорит человек, который хорошо знает Америку. Они говорят: "Твой успех нужен не только тебе, но еще многим людям, которые на этом могут заработать деньги". Если ты чего-то стоишь, они тебя заставляют работать, тебя выпихивают на поверхность. А здесь, как только ты начинаешь выделяться – тебя локтем давят обратно. Вышла книжка "Послесловие Владу Листьеву", там я тоже об этом говорю, что еще его убило - не конкретный киллер, который его застрелил или те люди, которые заказали это убийство, а общая зависть. Достойный человек, который вырвался вперед, был самим телевидением, получил такой пост, все возможности для того, чтобы себя проявить, и вдруг... Мы с такой силой бросились создавать это самое телевидение! Он на меня ругался:

- Ты ленивый, ты будешь с 9 утра до 3 заниматься продюсерством, развлекательное телевидение будешь делать. С 3 будешь заниматься своей программой, а после 9 вечера мы будем собираться и придумывать новые проекты.

Я говорю:
- А когда отдыхать?
- Никогда! – отвечал он.
У нас не умеют ценить людей, жизнь. Многие живут как придется, никто не думает о завтрашнем дне.

- Следует ли из этого, что российскому телевидению нужно больше ориентироваться на Запад?

- Ни в коем случае, у нас другой зритель, это невозможно! Вот опять я говорил с моим другом, американским продюсером, он был удивлен, когда закрыли "Добрый вечер", говоря: "Этого быть не может! Ты же каждый день приносил каналу доход. У нас в Америке тебя бы заставили работать. Ты бы отказывался, а тебя бы заставили адвокаты, тебя бы замордовали, ты обязан был бы дальше работать. Тебя закрывают, как будто так и надо". Я говорю о том, что ориентироваться нам вчистую на американцев нельзя, потому что американец любит, что вот в это время он встретится по телевизору с этим человеком, он привык, у него это как расписание. Нашему же каждый день нужно что-то новое, поэтому у нас войны, революции, катаклизмы, коррупция, криминал и прочее. Нам надо все время что-то новое, чтобы завтрашний день не был похож на сегодняшний. У нас другой менталитет. Другое дело, что наш зритель больше, чем американский, любит подсматривать в замочную скважину, в дуло пистолета, в чужой кошелек – вот это самая главная страсть. Поэтому телепроизводство ориентировано именно на это.

- И все-таки, что происходит с нынешним кинематографом?

- Все очень просто – он встает, мы с Михалковым в субботу говорили об этом. Заново появляется производство, появляются мозги, профессионалы, правда, пока за производством не успевает прокат, а должно быть наоборот – прокат должен впереди бежать. Например, в Польше, где я снимал свою картину, в год снимается 150 фильмов как в лучшие советские времена, на польское кино в кинотеатрах стоят очереди. Другое дело, что оно не всегда хорошего качества, но привычка зрителя ходить на собственное кино сохранилась.

- А когда мы сможем с гордостью говорить о нашем кинематографе?

- Через пару лет. А если бы не убрали государственную льготу поддержки кинематографии, налога на прибыль, тогда даже через год, а не через два. Наше государство опаздывает за развитием общества.

- А с нашей эстрадой тоже все оптимистично или…

- Нет. Объясню почему - потому что засилье в нашей эстраде так называемой блатняги перешло все пределы. Даже если певец или певица пели джаз, то деньги они зарабатывали на таких вот песнях, это привитый вкус. Сейчас стало все можно, но можно не человеку, который любит джаз, а десятерым бритым парням с растопыренными пальцами.

- А ваш зритель – это кто?

- Это я. Я все для себя делаю. Когда делаешь для себя, не станешь плохо делать.

- А вы могли бы охарактеризовать себя как зрителя?

- Могу. Я хочу удивляться, потрясаться, я не люблю, когда меня обманывают, вернее, я обмануться рад, но нужно делать это талантливо. Я обладаю определенным музыкальным вкусом, потому что три аккорда коробят мой слух, я ценю хорошую шутку, придумку, профессионализм, красоту люблю.

- А где вы черпаете силы для творчества?

- У меня есть два ответа – серьезный и несерьезный. Сначала несерьезный – в собственной кровати. Там жена моя лежит уже много лет, вот там черпаю. А серьезно – момент придумывания чего-то это и есть момент творчества, дальше уже насколько у тебя хватит сил и опыта воплотить эту придумку. Момент придумывания всегда наступает от потрясения. Например, я ходил на спектакль Гришковца, после этого пришел домой и записал для себя кучу всего, пусть даже совершенно из другой области. Я могу посетить антикварную выставку, если там вещи хорошо подобраны, не на продажу, для товарищей, которые в этом ничего не понимают, а действительно хорошо подобранные и красивые вещи, то фантазия разбудоражится, будь здоров! Или же могу пойти сыграть в хоккей с интересными, хорошими хоккеистами.

- А когда вы играли последний раз в хоккей?

- В минувшую пятницу.

- С кем?

- В этой команде люди, которые в прошлом играли в хоккей: бизнесмены, спортсмены, еще кто-нибудь.

- Близкий круг друзей?

- Да. Мы тренируемся для того, чтобы поддерживать форму. А, вообще, я играю в команде "Росич" – хоккейная команда администрации президента.

- Вы снимаете кино, делаете передачу на телевидении, играете в театре и в хоккей. Когда вы все успеваете?

- Я никуда не тороплюсь, все успеваю. Могу сказать, что если вечер свободный, то играем в хоккей. Только жалко, жена – она дома меня ждет, а на хоккей ходить не любит, поэтому я скорей бегу домой, чтобы побыть с родными и близкими. Но тогда надо пропустить тренировку. Вот это дилемма, которая существует всю жизнь.

- Свободное время бывает?

- Я его не люблю, мне нечего делать. Я боюсь свободного времени.

- А от чего вы можете впасть в уныние или разочарование?

- Уныние бывает, когда я вижу откровенное хамство. Когда грязь непролазная, причем специальная грязь, не потому, что идет грязный дождь, а потому, что люди набросали мусора и дерьма вокруг моего дома, причем специально. Я несколько раз наблюдал, как человек, который едет к себе на дачу или, наоборот, с дачи, выбрасывает пакеты с мусором через машинное окно. Он же ездит по этой дороге каждый день! Неужели ему приятно! Вот когда я это вижу, у меня наступает жуткое уныние.

- Как вы справляетесь с унынием?

- Приезжаю домой и начинаю все чистить. Устраиваю на работе субботники. Когда я приезжаю в таком настроении в офис, то все начинают бояться, потому что я врываюсь в свою редакцию или в дирекцию и начинаю там убираться. Все говорят: "У нас руководитель – двинутый на чистоте" – просто, это моя защита, я пытаюсь как-то успокоиться.

- Давайте перенесемся на много лет назад и поговорим о вашем детстве. Какие самые яркие детские воспоминания сохранились на всю жизнь?

- Сохранилось ощущение живота деда. У нас было кресло, в котором мы смотрели телевизор, и я, очень ладно, умещался между его животом и ручкой кресла. Вот это приятное, спокойное и доброе физиологическое ощущение осталось на всю жизнь. Потом – постоянное разбивание очков. Я с детства был очкариком. Сейчас думаю, делать операцию на глаза или нет. Мне обещают, что я, наконец-то, сниму очки. Для человека, который всю жизнь носил очки, это важно. Линзы я не научился надевать и снимать. Вот мой фильм, там главная идея заложена мной и покойным Ваней Киасашвили, который написал сценарий и не дожил до премьеры, в чем я себя тоже очень виню. Потому что он очень хотел, чтобы я ему показал материал, взял с собой на съемки, а я этого не делал, считая его занудой, а зря, может быть, я продлил бы этим ему жизнь. Значит, главная несуразица нашей жизни – мы живем не так эффектно. Когда мы понимаем, что мы прожили свою жизнь не так экстравагантно, как хотелось бы, напоследок мы начинаем делать какие-нибудь глупости и выглядим еще более нелепо, чем мы выглядели до этого. Вот, собственно, об этом фильм, там все герои с синдромом Остапа Бендера. Он живет во мне с детства. Я никогда не был самым высоким, самым сильным, но я был самым веселым и добирал этим. В подушку плакал, наверное, хотя уже не помню.

- А в детстве вы могли предположить, что жизнь сложится именно так?

- Что с Куськиным буду играть в паре защитников, никогда бы не предположил. Что буду снимать фильмы и работать на телевидении, я знал с детства.

- Вы были так уверенны?

- Абсолютно. Я ходил в театральные кружки. Поэтому после школы я автоматом поступил во все театральные ВУЗы. Меня везде приняли, потому что моя уверенность в том, что это моя работа, прошибала всех. Единственно, мне только в Щепкинском сказали: "Мы бы вас взяли, но уж больно вы маленький, нефактурый для сцены".

- Какая черта вашего характер помогает или мешает в жизни?

- Мешает то, что я часто желаемое выдаю сам себе за действительное. Такая шизофреническая склонность.

- Многие называют это оптимизмом…

- Нет, это шизофрения. Потом, я сделал много неправильных выборов в жизни. Когда-то Влад и Малкин, оба в один день, предложили мне делать очередную телевизионную программу, в недобрый час, конечно. И я выбрал предложение Малкина, а надо было выбрать предложение Листьева. Он приглашал меня вести "Поле чудес", а я вот пошел к Малкину делать "Оба-на!". Надо было войти в телевидение через "Поле чудес", а потом уже делать свою авторскую программу. А я, наоборот, перескочил через ступеньки, старался бежать через лестницу, через перила, ломал ножки. Другое дело, что у меня быстро заживает, я если ногами не могу, то руками могу добежать. А помогает – здоровая лень. Я имею в виду то, что, казалось бы, надо броситься и сейчас делать, я оставляю назавтра, а завтра оказывается, что не нужно было делать вообще. Это очень помогает. Надо принять решение, а я ложусь спать, я его не принимаю. Утро вечера мудреней, и оказывается, что потом становится легче. Еще помогает жизнерадостность.

- А что бы вы никогда не простили окружающим?

- Мне настолько жалко их всех, что я прощу им все что угодно.

- Почему жалко?

- Потому что все несовершенны.

- А себе?

- О, этого я вам не расскажу, это уже похоже на исповедь.

- Что вы цените в людях?

- Я ценю талант, прежде всего, и только талант. Остальное не ценно.

- И в заключение вопрос: что в своей жизни вы считаете самым главным?

- Самое главное в моей жизни произошло 15 декабря 1962 года в 5 часов утра, когда я родился. А если говорить о смысле жизни – это любовь. Только любовь имеет право претендовать на смысл жизни. Если не любишь, то не живешь, надо быть влюбленным. Хотя бы влюбленным, а идеально – любящим, и лучше – любимым.


 
Количество просмотров:
324
Отправить новость другу:
Email получателя:
Ваше имя:
 
Рекомендуем
Обсуждение новости
 
 
© 2000-2024 PRESS обозрение Пишите нам
При полном или частичном использовании материалов ссылка на "PRESS обозрение" обязательна.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.