В начале XX века соблюдающие евреи Нью-Йорка постоянно ели некошерное мясо, сами того не зная. Впрочем, когда раввинат решил положить конец рынку трефного мяса, которым заправляли еврейские гангстеры, город захлестнула волна кошерных протестов. Десятки тысяч евреек громили мясные лавки, поджигая мясо и нападая на тех немногих, кто покупал уже по-настоящему кошерный, но теперь слишком дорогой товар. 

В начале ХХ века количество кошерных мясных лавок в Нью-Йорке росло огромными темпами: если в 1902 году их было 1500, то в 1930 году – уже 7500. Главными игроками этого рынка стали Айзек Геллис, державший магазин на Эссекс-Стрит, а также братья Эршовски, которые обосновались на Ист-Хьюстон-Стрит. К 1934 году в городе работало около 12 тысяч скотобоен, которые обеспечивали кошерный забой и обработку мяса. Годовые обороты в этом сегменте рынка перевалили за 200 миллионов долларов.

Сложно представить, чтобы такой крупный бизнес не попал в поле зрения мафиози. В архивных документах, конечно, ни слова не сказано, как в охлаждающих ларях кошерных лавок прятали тела жертв разборок, но связь мясного бизнеса с мафией активно обсуждалась в медиа. Не обошлось и без крови – в 1911 году активист Эдвард Брасс, который боролся с коррупцией среди мясников, был убит вскоре после дачи показаний в суде.

Куратор отдела иудаики в Национальной библиотеке Израиля д-р Йоэль Финкельман, который первым обнаружил архивные документы Ассоциации еврейских мясников (шохетов), утверждает, что еврейскую криминальную империю, которая управляла в те годы Нью-Йорком, возглавляли «бухгалтер мафии» и эмигрант из Гродно Мейер Лански (Сухомлянский), «царь еврейских гангстеров» Арнольд Ротштейн (который стал прототипом Мейера Вулфшима в «Великом Гэтсби») и сказочно прижимистый организатор подпольных лотерей Голландец Шульц (Артур Флегенхеймер). А эти парни своей выгоды упускать не собирались. Многие преступники были не чужды еврейскому миру и его правилам, но это не мешало им их нарушать, подбивая еврейских поставщиков делать то же самое. По словам Финкельмана, «многие утверждают, что в 20-х годах 40% кошерного мяса было трефом. В то время было сложно определить, действительно ли забой проходил по правилам кашрута, ведь на глаз некошерный окорочок от кошерного не отличить. Спрос на это мясо в Нью-Йорке и Нью-Джерси был высоким, продукт был дорогим, а проверка нестрогой. Из-за этого многие мясники не могли справиться с искушением и шли на сделку с совестью».

«И на Манхэттене, и в Бруклине, и в Бронксе, и в Нью-Джерси существовал целый рынок трефного мяса, которое продавалось в качестве кошерного. В этом районе проживало около 2,5 млн евреев, и большинство из них были соблюдающими и хотели употреблять в пищу только кошерное», –отмечает Финкельман.

Попытки консолидации

В конце XIX века на Якова Йозефа, первого и единственного главного раввина Нью-Йорка, возложили задачу по созданию единой организации, контролирующей соблюдение правил кашрута в отношении продуктов питания. Накануне приезда раввина, приглашенного с литовских земель, ситуация с кошерным мясом в городе сложилась катастрофическая – воспользовавшись отсутствием религиозных и раввинских инстанций, шохеты и владельцы мясных лавок платили знакомым раввинам (а иногда и псевдораввинам) за то, чтобы те «подтвердили» кошерность продукции. С такой печатью предприниматели имели все права на поднятие цен – за «чистоту» товара. Институт кошерной сертификации погряз в коррупции, и по некоторым данным, в этот период половина якобы кошерного мяса на самом деле была трефом. Но в то время вмешиваться в прибыльные схемы, организованные мясниками и лавочниками, было себе дороже.

Чтобы помочь ребе быстрее построить систему, Ассоциация американских ортодоксальных раввинов взяла под свой строгий контроль все птицебойни: каждая тушка птицы сертифицировалась, на нее вешали свинцовую печать, и стоимость такого товара повышалась на 1 цент, а собранные деньги должны были пойти на жалование новому раввину и его инспекторам, которые расширяли бы масштабы системы. Но община усилия не оценила. Многим еврейским домохозяйкам эта надбавка показалась неоправданной и смахивала на скрытое вымогательство. Нью-Йоркские евреи начали жаловаться, что эта надбавка – тот же коробочный сбор, который в других странах взимался как внутриобщинный налог в первую очередь на кошерное мясо. Но вполне возможно, что в корне этого сопротивления было скорее нежелание галицких и венгерских раввинов позволить своим общинам подчиняться литваку, чем неготовность населения жить по новым правилам.

«Ребе понял, что система сильнее его. Но все это дало возможность понять, что единственная сила государственного контроля должна базироваться на доверии, без него она не сможет работать», – считает Финкельман. За два месяца до смерти ребе, в 1902 году, цены на кошерное мясо подскочили с 12 до 18 центов, и в Нью-Йорке прокатилась волна протестов, в которых приняли участие в основном женщины. 15 мая 20 тысяч евреек вышли на улицы и стали громить мясные лавки, поджигать мясо и нападать на тех немногих, кто продолжал покупать дорогой товар. Полиция арестовала 85 нарушителей спокойствия, и две трети из них были женщинами. Но протесты на этом не остановились – велась активная агитация, женщины бойкотировали торговлю, во время шаббатних молитв в синагогах активистки выкрикивали призывы присоединиться к их движению и в итоге победили. Цены на мясо были снижены до 14 центов, но ненадолго – в 1910, 1929 и 1937 годах народное недовольство вспыхивало с новой силой.

Великий кошерный протест

В октябре 1937 года в так называемом Большом Нью-Йорке развернулись протесты против высоких цен на сертификацию кошерных продуктов. «Бастующие утверждали, что мясо стало настолько дорогим из-за стоимости лицензий, что скотобойни, пользуясь безвыходным положением еврейских покупателей, взвинчивали цены, и что качество мяса в кошерных мясных лавках было низким, несмотря на стоимость», – говорит Финкельман.

Продажа кошерного мяса остановилась в Нью-Йорке на неделю – лавки закрылись. Дикторам главной городской радиостанции города WNYC вменили в обязанность регулярно зачитывать аудитории вегетарианские рецепты на идише. Еврейское население мегаполиса было настолько многочисленным, что в конфликт даже пришлось вмешаться мэру Фьорелло Ла Гуардиа (кстати, тоже еврею по рождению, но воспитанному в епископальной традиции). Был предложен консенсус – завозить кошерное мясо в Нью-Йорк, но бастующим решение не понравилось, и протесты разгорелись еще ярче. В результате несколько десятков людей даже получили ранения, но вопрос все еще оставался открытым.

В итоге мэр города выступил с заявлением, что продаваемое мясо фактически кошерно, а потребители, в свою очередь, заявили, что если им не пойдут навстречу, они начнут покупать откровенный треф. В итоге производители и поставщики уступили – и протесты сошли на нет. «Во многих документах говорится о том, что людей волновала даже не столько цена, сколько неавторитетность знака кошерности», – говорит Финкельман.

Кошерность на доверии

Вместо государственной контролирующей структуры, существующей в Израиле, американские евреи выбрали либеральный путь. «Именно отсутствие жесткого регулирования и спасло американский кошерный рынок, – считает Финкельман. – Та ситуация способствовала возникновению и развитию организаций на общественных началах, таких как Ортодоксальный союз (OU), которые, по сути, могут делать все, что захотят. Но выжить у них получилось именно потому, что им удалось преуспеть без вмешательства государства. В этой нише конкуренция была огромной, ставки были высокими, и чтобы завоевать доверие потребителей, нужно было доказать свою нужность».

Финкельман считает, что Израилю есть чему поучиться у Америки в плане организации кошерного рынка. «Не нужно забывать, что нью-йоркская система сертификации возникла благодаря мясу, так как фрукты и овощи сертифицировать не надо, и даже молоку коров, сдоенному не-евреями, был сразу же присвоен знак OK Kosher Certification, – добавляет исследователь. – Вначале американская система кошерной сертификации была крайне коррумпированной и проблемной, но со временем ей удалось стать одной из самых надежных в мире. У основателей этих институтов есть чему поучиться».

Ганна Руденко