Она была ведущей культовых телепередач «Про это», «Принцип домино» и «Форт Боярд», а сейчас посвятила себя воспитанию дочери. В интервью Jewish.ru Елена Ханга рассказала, почему на российском телевидении больше нет чудес, какую роль в ее воспитании сыграла колыбельная на идиш и зачем она пытается раскрыть секреты еврейских семей.

Когда мы с вами договаривались об интервью, вы сказали, что предпочтете говорить не о работе, а о воспитании детей, о детских амбициях – ведь последние десять лет вы посвятили дочери, которой сейчас 14 лет. Расскажите, как ведущая таких успешных передач решилась забыть о карьере ради семьи?

– У нас была няня, которая водила маленькую Лизу на теннис. Лиза ходила неохотно, и мне поначалу казалось, что ей не нравится сам теннис. Но потом я стала водить Лизу на теннис сама. Я очень люблю этот спорт и по дороге домой все расспрашивала: что получилось, что понравилось. И у нее стал просыпаться интерес. Ребенку интересно то, чем он занимается, ровно настолько, насколько это интересно маме. Тогда я решила, что хочу принимать активное участие в ее жизни, иначе ребенок вырастет не мой. У нас была очень хорошая няня, у меня к ней нет никаких претензий, но я хотела привить ребенку свои ценности. И ушла с головой в ее воспитание.

Что касается карьеры – я еще 10 лет назад поняла, что уже сделала все, что могла. Мне посчастливилось стать ведущей знаковых для своего времени передач. Новых интересных проектов мне не предлагали. Я видела стеклянный потолок, понимала, что чуда не произойдет, и решила: куда важнее не упустить время с ребенком. Вернуться в специальность можно всегда, а почитать с дочкой «Тома Сойера» и «Алису в стране чудес» – нет. Если заниматься своей карьерой – результат предсказуемый, а если заниматься ребенком, то это Sky is the limit – то есть безграничные возможности. Если постараться, может вырасти что-нибудь до небес.

Чем для вас был стеклянный потолок и что в вашем понимании было чудом?

– Когда-то передача «Про это» была чудом. Ничего подобного страна не видела. Это формат, которого не было нигде в мире, отечественный продукт. «Принцип Домино» тоже был чудом, потому что выходил в прямом эфире. Прямой эфир – это драйв. Разница между передачей в записи и в прямом эфире почти такая же колоссальная, как между театром и кино. В кино можно 50 раз переснять одну сцену, а театр существует только здесь и в эту секунду.

В прямом эфире безумная искренность. Понимание, что во второй раз это не воссоздать, очень влияет на героев, мобилизует их. Герои знают, что у них есть ровно 45 минут, в которые нужно вложить всю душу. Сейчас подобные шоу в прямом эфире больше не выходят. Я на нашем телевидении не видела ни одного нового развлекательного ток-шоу в прямом эфире за последние 10 лет. Показывают либо перепевы старого, либо купленные западные форматы. Западные форматы тоже бывают удачными, например, тот же «Голос», «Минута славы», но это не наше чудо. Я не вижу на нашем телевидении чудес.

Почему же их нет?

– Это очень глубокий вопрос. Время поменялось. 90-е годы были совсем другие. Одни говорят, что это были тяжелые годы, и, разумеется, с экономической точки зрения они правы. Но для телевидения это было время расцвета, оттепели, надежд. Тогда выходили потрясающие передачи: «До и после полуночи», «Взгляд», «Музыкальный ринг». Я уж не говорю о «Поле чудес». И хоть идея «Поля чудес» не наша, это американская Wheel of Fortune, которую Листьев привнес, но теперь передача уже народная. «Поле чудес» тогда так замечательно сделали, что моя свекровь до сих пор каждую пятницу смотрит, затаив дыхание. Но это все начиналось в 90-х, а сейчас все изменилось. Сейчас время такое, что руководство канала ставит перед собой уже другие задачи.

Вы хотели поговорить про детские амбиции. Некоторые психологи полагают, что если слишком развивать в детях амбициозность, то это поломает им психику, они могут вырасти карьеристами. А вы что думаете?

– Амбиции – это про желание ребенка чего-то добиться. Мне не надо, чтобы ребенок стал директором банка, хозяином большого бизнеса или сделал головокружительную карьеру. Я хочу, чтобы ребенок чего-то хотел. Я смотрю на детей своих друзей и вижу, что дети ничего не хотят. Они выросли в комфорте, знают, что родители всегда протянут руки, и у них отсутствует мотивация добиваться чего-либо самостоятельно. Причем сами друзья-то мои с амбициями, они все чего-то добились в своей области. И друзья говорят: «Ну, хорошо, природа на детях отдыхает, может, хоть внуки будут с амбициями».

Я общалась с психологом нашей сборной по теннису, и он говорил, что ребенок должен каждый день обязательно ставить перед собой маленькую, но достижимую цель, и тогда это войдет в привычку. Нельзя только ставить перед собой отрицательные цели, те, что с приставкой «не». Цели должны быть такие: сегодня ты смог отжаться 5 раз, а завтра – 6. Сегодня ты почитал книжку 15 минут, а завтра – 16. Сегодня ты поиграл гаммы полминуты, а завтра – минуту.

Вы отдали дочку на теннис, а до этого ваша мама отдала вас на теннис. Сама ваша мама была чемпионкой Узбекистана по теннису, а вы оставили этот спорт. Не отыгрываете ли вы свои нереализованные амбиции на дочери?

– Чего я буду кривить душой? Лиза, конечно, сначала не хотела на теннис: все дети сидят дома и ничего не делают, а ее сажают в машину и везут на тренировку. Но я настаивала. И кто-то скажет, что это мои нереализованные амбиции. Даже не кто-то, а конкретно мой муж говорит.

Я даже спорить не буду – очень может быть, что это так. Но даже если так, то сейчас я смотрю на дочь и вижу, что она знает, что такое вкалывать, что такое «через не хочу». Она знает, что такое, когда ты одна на соревнованиях и нужно в семь утра встать и идти играть.

Она знает, что такое «завтра игра» и нужно постирать свои вещи и повесить их, чтобы они высохли. Она к 14 годам побывала в теннисных академиях и в Англии, и в Америке, и в Хорватии, и в Испании. Она знает, что такое спортивная дружба и что такое предательство. Ее ничего не застанет врасплох. И в этом смысле, я считаю, она уже выиграла. Станет ли она дальше профессионалом – уже не так важно.

Знаете, ведь и мне теннис пошел на пользу. Пусть я не стала профессиональной спортсменкой, зато я объездила всю страну, у меня друзья разбросаны по всему миру. В то время как обычные дети просто ходили в школу и домой, я, начиная с девяти лет, каталась повсюду, у меня была куча приключений. Я помню, как мне все завидовали в классе, когда я возвращалась с соревнований и рассказывала, в каких городах я была. В этом смысле, считаю, что и я выиграла – потому что у меня было насыщенное детство и с детства был заложен характер.

Есть интересная история про то, откуда вообще в нашей семье появился теннис. Мой дедушка приехал в Советский Союз в 30-е годы вместе с моей бабушкой. Он был афроамериканцем из Миссисипи и спасался от расизма. Здесь у него была интересная работа и хорошая зарплата. А потом Сталин потребовал, чтобы все иностранцы либо меняли гражданство, либо возвращались на родину.

Мой дедушка приехал в СССР с группой афроамериканцев, большинство из которых решили вернуться в Америку. А дедушка остался, потому что к тому времени уже родилась мама, и он понимал, что в Америке она не получит такого образования, как в Советском Союзе.

Дедушка хотел в СССР сделать то, что в Америке делают белые люди – отправить дочь в хорошую школу, нанять преподавателя музыки и, наконец, водить ее на теннис – такой вот набор. И мама пошла в хорошую школу в Ташкенте, закончила музыкальную школу с золотой медалью и стала чемпионкой Узбекистана по теннису. А дальше уже мама меня отдала в теннис, потому что считала: если ребенок занимается спортом, у него меньше времени на глупости. Она хотела, чтобы я приобщилась к такой красивой, интеллигентной игре. Так этот спорт пришел в мою семью.

С какого возраста, на ваш взгляд, родители должны отправлять ребенка в свободное плавание?

– На Западе родители несут ответственность за ребенка до окончания школы, а потом говорят: «Вот тебе медицинская страховка, и может быть, если у меня будут деньги, я оплачу твою учебу.

Всё. Досвидос». И если ребенок после 18 лет живет с родителями, то уже спрашивают: «А чего такое? Какие-то проблемы?» Это нормально, когда после школы ребенок уезжает в колледж, селится в общежитии и дальше сам-сам-сам. Я очень разделяю эту позицию.

У меня есть один очень состоятельный знакомый. Его сын не захотел учиться в России – все знали его фамилию и заглядывали к нему в глаза. Ребенку это дико действовало на нервы, и он разослал свои документы в разные страны, его приняли в один из американских вузов. Он туда уехал. Причем ничего не просил у отца. И через какое-то время я его встречаю в Москве, он приехал семью навестить, а у него ногти черные.

Я говорю: «А что такое?» И он отвечает: «Да я просто работаю на бензозаправке». Я говорю: «Как? Зачем? Что случилось?» – «Все хорошо, просто мне же нужны какие-то деньги девчонок в кино водить, не буду же я у папы просить». Замечу, что у этой семьи есть самолет. Днем этот парень учится, вечером – меняет масло. Для меня это эталон ребенка.

Задача родителей – нащупать до окончания школы, что ребенок хочет. И если ребенку нравятся языки – нанять ему великолепных репетиторов. Если ребенок любит цветы – отвести в дизайнерскую школу. Если ребенку нравится кино, тогда пойти на киностудию и попросить, чтобы ему разрешили хотя бы кофе съемочной группе носить. Надо помочь ребенку выбрать направление, в котором он будет бежать, а дальше отпускать – чтобы бежал самостоятельно.

Ваша бабушка была дочкой раввина из Нью-Йорка. Было ли что-нибудь еврейское в вашем воспитании?

– Перед сном мне бабушка пела колыбельную на идиш. Это все, что было в моем воспитании еврейского. К сожалению, у моей бабушки были тяжелые отношения с семьей. Ее прокляли за то, что она полюбила черного человека, и она была изгнана из семьи. Своих маму с папой она больше не видела. Позже ее братья приезжали в Советский Союз навестить ее, но они поставили жесткое условие, чтобы не было дома ребенка, то есть моей мамы. Поэтому у моей бабушки не было теплых чувств к той части семьи. Ее можно понять.

Но вот что интересно – моя свекровь, абсолютно русская женщина, постоянно мне говорит, когда мы думаем, как заставить Лизу читать классическую литературу: «Лена, ты бы спросила своих еврейских друзей, как они воспитывают своих детей. Пусть подскажут, как сделать так, чтобы наша девочка росла как еврейская интеллигентная девочка и читала классику. Ведь еврейские родители никогда не кричат на своих детей, почему у них вырастают такие дети?» Вот хочу позвонить своей подруге, спросить. Может быть, это и мифы, но мифы многолетние, а значит, не просто сверху упали. Значит, есть какой-то секрет в еврейских семьях, как заставлять детей учиться без «автомата за спиной».

А как вы добиваетесь от дочери, чтобы она «почитала отца и мать»?

– С этим удивительный момент. Я все время провожу с дочерью, а муж много работает, часто в командировках и гораздо меньше ее видит, но она его почитает, как Б-га. Когда она совсем маленькая была, так у нее от одного упоминания о папе перехватывало дыхание. А к маме я что-то не вижу такого почитания.

Мама скорее подруга, с которой можно спорить, которую можно не послушать. Папу-то нельзя не послушать, при том, что он ни разу даже голоса не повысил, у них не было даже намека на конфликт. Удивительное дело: папа ей время от времени привезет из далекой командировки национальное платье, сувенир недорогой. И она вся: «Ой, мне папа привез!» А я мечу ей и айфоны, и айпэды, а она их принимает как должное. В результате папа – Б-г, а я – подружка.

Вашей дочери сейчас 14 лет. Получается, всего несколько лет до ее свободного плавания. Вы знаете, что будете делать потом?

– Как говорила Скарлетт О’Хара: «Я подумаю об этом завтра». А до тех пор мои интересы буду вокруг дочери – потому что все, что связано с ней, это мир без границ. Мне очень интересно быть рядом, и в этом я сейчас вижу смысл своей жизни. А потом – как пойдет. Вдруг она мне скажет: «Мама, ты мне так надоела за эти 16 лет, давай лучше по скайпу». Ну, по скайпу так по скайпу, тогда начну к мужу приставать.

Полина Шапиро