Алексей Филиппов

В ноябре 1991 года миллиардер и медиамагнат Роберт Максвелл исчез с борта своей яхты. Позже его нашли мертвым, абсолютно голым, без всяких следов насилия. Писали, что он жертва КГБ, ЦРУ и «Моссада», что он прятал деньги КПСС и торговал советскими научными секретами. Но верно одно – он выиграл у смерти много лет, сбежав из местечек, попавших под пяту СССР. «Вы были бы у нас в Сибири – или на земле, или под землей», – сказал ему как-то советский министр.

После смерти Максвелла его бизнес-империя, стоившая порядка трех миллиардов долларов, начала рассыпаться. Выяснилось, что Максвелл присвоил около 600 миллионов долларов пенсионных фондов и дочерних компаний. Его ждал посмертный позор, его сыновей – суды. Надо думать, если бы он избежал смерти, он бы выкрутился – ему всегда везло, он был способен на самые неожиданные поступки. Однажды ему не понравился отель, и он выпустил в шахту лифта несколько тысяч блох – постояльцев пришлось эвакуировать. Огромный, шумный, агрессивный, напористый, вульгарный и безмерно обаятельный, он мог быть сердечным, умел дружить. Максвелл сотрудничал со странами советского блока, печатал биографии их лидеров, был вхож к Брежневу, приятельствовал с Раисой Горбачевой, знал подходы к советским функционерам. Он публиковал на Западе советских ученых, а ЦРУ было уверено, что так он маскировал шпионаж в пользу СССР – после его смерти об этом не писал только ленивый.

В общем, о Максвелле-миллиардере известно многое, а вот о его молодости – почти ничего. Никто не писал, откуда он взялся и на чем поднялся, как стал самим собой. Из текста в текст кочевали ошибки: юный Максвелл бежал с родной Украины от нацистов, после войны он, как бывший офицер, получил от британского правительства 10 000 фунтов и такой же беспроцентный кредит и на эти деньги начал свой бизнес. Писали, что дом, где рос Максвелл, до сих пор стоит в поселке городского типа Солотвино, в Тячевском районе Закарпатской области Украины, до войны входившей в Чехословакию.

На самом деле этот домик, как и тот, где родился будущий Роберт Максвелл, давным-давно снесли. В нем было две комнатки, а в том, первом – одна и земляной пол. В семье же было девять человек. Деньги на новое, двухкомнатное жилье дал американский дядя Натан, и мама Масквелла, Ханка, говорила, что теперь они живут в раю – еще бы, там была печка с духовкой. Тогда в Солотвино числилось около трех тысяч евреев, примерно треть населения местечка, после Второй мировой не осталось ни одного. Жили все бедно, но семейство Хох, где подрастал мальчик Ян Людвик, будущий Роберт Максвелл, просто прозябало в нищете. Солотвино было настоящей дырой – немощеные улицы, жалкие дома, там даже раввина не было. Не было и работы, и во время экономического кризиса 30-х годов местные христиане, русины, венгры, словаки и румыны начали косо поглядывать на евреев. Семейство Хохов можно было не любить разве что так, за компанию, завидовать у них было нечему. Питались они кукурузной кашей да картошкой, раз в год жарили гуся.

Один из журналистских мифов о Роберте Максвелле состоит в том, что в Братиславу он пришел босиком, опешил, увидев трамвай, и сказал, что непременно купит его, когда подрастет и разбогатеет. На самом деле он довольно долго жил в Братиславе. Сюда его в ешиву отправили опять же благодаря помощи американского дядюшки. В Братиславе его еще звали Яном, но история Роберта Максвелла началась именно здесь.

Однажды Ян Людвик на несколько дней приехал из Братиславы домой, и его сестра была поражена. Пейсы он сбрил, носил показавшийся ей элегантным костюм. Юный Кох начал работать коммивояжером, он торговал стеклянными бусами и брошками. А еще он читал – в каждую свободную минуту, на ходу, налетая на прохожих. С 12 лет он принимал участие в сионистских собраниях и вступил в организацию Бетар, готовившую еврейскую молодежь к отправке в Палестину. Когда Гитлер захватил Чехословакию, свои куски получили и другие соседи республики. Венгрии досталась Русиния, нынешнее Закарпатье – до Первой мировой эта область была частью Венгерского королевства. Тут и начались приключения Яна Людвика Хоха.

Он стал для начала членом подпольной организации «Сокол», нелегально переправлявшей чешскую молодежь во Францию. Его выдали, пытали, приговорили к смерти. За несовершеннолетнего вступился французский консул, представлявший чешское правительство в изгнании – он утверждал, что была нарушена формальная процедура. Назначили второй суд, по дороге на него Ян Людвик бежал: скованными руками ударил по голове сопровождавшего его однорукого жандарма, ветерана Первой мировой, убил ветерана и скрылся. Его не поймали, цепочка, по которой «Сокол» отправлял людей, уцелела. Через Сербию, Болгарию и Стамбул он добрался до Алеппо, подмандатной французской территории, и вступил в Иностранный легион. Тогда ему не было и 17 лет, но он добавил себе два лишних года. Из Сирии его часть отправили во Францию – там Яна Людвика определили в Первую чешскую дивизию и сделали пулеметчиком на мотоцикле с коляской. Тогда он стал французом Айвеном дю Морье, потому что немцы расстреливали взятых в плен граждан оккупированных ими стран, а евреев передавали в гестапо.

Впереди был разгром: большую часть союзной англо-французской армии немцы прижали к морю в Дюнкерке, чешским частям удалось отступить к Сету, около Марселя. На рейде стояли британские корабли, впереди была эвакуация, но командование решило воспользоваться ситуацией и отделить овец от козлищ. В частях было много чешских евреев, а среди командиров – немало антисемитов. К причалам рвались и гражданские, среди них тоже были чешские евреи – их и подавно не собирались брать. Тем не менее дю Морье на корабль попал. Когда чешские войска оказались в Англии, в их лагере около местечка Чамли-Парк начался по-чешски негромкий мятеж. Солдаты-евреи и левые, бывшие интербригадовцы, отказались выполнять приказы. Через несколько дней в лагерь вошли британские солдаты, 500 недовольных отделили и под конвоем повели в другой лагерь. Хох-дю Морье шагал рядом с бывшим депутатом чешского парламента от коммунистической партии Владимиром Клементисом. Через несколько лет это знакомство ему пригодится.

Британцы определили недовольных в Саперный корпус. Название звучало громко, но на самом деле это был стройбат: рядовой дю Морье три года дробил камень, таскал тяжелые носилки, копал землю и получал десять пенсов в день. Английский он выучил за шесть недель, помогла добрая знакомая, хозяйка табачной лавочки. Отношения остались платоническими: в ту пору будущий Роберт Максвелл был невинен, как церковный служка. Способности к языкам у него были исключительные, он владел румынским, венгерским, словацким и немецким, а к этому времени прекрасно говорил и по-французски.

В стройбате он бы и пропал, но выручила внешность. Ян Людвик был высок и подтянут, по его собственным словам, «прыгуч, как блоха», смугл и очень похож на среднестатистического героя-любовника из фильмов 30-х годов: красивая, дерзкая физиономия, большие глаза, усики щеточкой, чувственные губы. Те, кто знал его в ту пору, позже вспоминали об исключительной наглости юного Максвелла, его «вкрадчивой мягкости», о том, что он «мог бы продать песок и арабу», высокомерии, а также о том, что он любил и умел командовать. С Сильвией, дамой много старше себя, вдовой военного, юный стройбатовец познакомился в баре. Они быстро стали любовниками, Максвелл тепло ее вспоминал вплоть до своих последних дней. Сильвия, женщина из хорошего общества, познакомила его со своими друзьями.

В семье бригадного генерала Картью-Йорстона обаятельного молодого человека приняли, как родного, почти усыновили. Кавалер ордена Британской империи Картью-Йорстон был человеком со связями, близким другом победителя Роммеля, знаменитого генерала Монтгомери. Теперь дела нашего героя пошли на лад. Из стройбата его перевели в боевую часть, Норт-Стаффордширский полк, сделали капралом и командиром отделения, потом сержантом. Там он стал англичанином Лесли дю Морье: теперь немцы расстреливали и французов. Его двинули в офицеры, но лейтенантский экзамен молодой человек завалил.

Женщина в баре оказалась шансом, Максвелл за него ухватился – он никогда не отказывал удаче. Зато все остальное он сделал сам: был дельным, хватким, быстро соображающим парнем. А еще он очень хотел воевать и мстить: к этому времени Максвелл считал, что все его родные мертвы. О том, что двум сестрам, Бране и Сильвии, удалось спастись, он еще не знал. Перед вторжением он получил документы на имя Лесли Джонса: французская фамилия дю Морье могла его погубить. Лесли Джонс нравился большому начальству (он умудрялся ругаться c генералами), зато его терпеть не могли батальонные цепные псы, на старших сержантов он действовал, как красная тряпка на быка. Для них красавчик сержант был чересчур самоуверен.

После высадки в Нормандии началась мясорубка, и сержант Джонс проявил себя лучшим образом. Он храбро сражался, умело руководил, вырвавшись вперед, наткнулся на «тигра» и подбил его из гранатомета. Если верить его письмам, пленных он расстреливал, а дома поджигал. У него был прекрасный немецкий, и на него обратила внимание военная разведка: Лесли Джонс стал искать переодетых гестаповцев. Потом его начали готовить к заброске в немецкий тыл, и он получил документы на имя Лесли Смита. Это сорвалось, но в освобожденном Париже сержант Смит снова получил специальное задание: командование боялось коммунистического восстания, и ему вручили специальное удостоверение, разрешающее носить любую форму. Задача Смита – вынюхивать и выяснять, так что его видели то в гражданском, то в форме полковника десантных войск.

В Париже он влюбился в девушку из хорошей семьи, дочь кавалерийского офицера. Ее родители были в ужасе, он казался им проходимцем, но Элизабет приняла предложение: они проживут вместе всю жизнь, у них будет девять детей. Его благодетель Картью-Йорстон стал командующим британскими войсками в Париже, и заслуги Лесли не остались незамеченными: его произвели в лейтенанты, ему вручили военный крест. К концу войны он стал капитаном. К этому времени Хоха-дю Морье-Джонса-Смита звали Робертом Максвеллом: в новом имени была старомодная солидность, он выбирал его с прицелом на будущую карьеру.

Открывая банковский счет, Максвелл написал, что кроме армейского жалованья «у него есть и иные источники дохода». Мародерствует любая армия, дисциплинированные англичане не были исключением: Роберт Максвелл разживается банкнотами и часами, отправляет молодой жене пять картин, которые ему кажутся ценными. (Позже выяснится, что это подделки). Но все это было мелочью, настоящие деньги пришли потом. После победы он стал цензором новой берлинской прессы, потом служил в Объединенном экспортно-импортном агентстве. В первой роли он оказался незаменим для знаменитой немецкой издательской фирмы Шпрингер, пытавшейся снова встать на ноги. Позже Максвелл основал компанию «Ланге, Масквелл энд Шпрингер», ставшую эксклюзивным представителем Шпрингера. Все началось с поставки новых газет для немецких военнопленных в Англии, а потом пошло по восходящей – это было золотое дно.

В экспортно-импортном агентстве Максвелл отвечал за закупки сахара, кофе, краски и свиной щетины для кистей – даже если он и не брал взяток, огромной ценностью стали навыки и связи. В послевоенной Европе всем правил бартер. Вторая фирма Максвелла, «Лоу-Белл лимитед», которую он купил в 1946 году, еще на военной службе, базировалась в Лондоне и меняла ботинки на каустическую соду, ковры на цемент, а цемент на дефицитнейший, запрещенный к вывозу пенициллин. Потом ЦРУ очень долго ломало голову, как тот оказался в Китае. Из армии Максвелл уволился в 1947 году, вершиной его посреднической деятельности стала закупка в Чехословакии оружия для Израиля. В 1948 году, когда в разгаре была арабо-израильская война и действовало наложенное ООН оружейное эмбарго, Израиль получил оружие, которое всю войну делалось на чешских заводах для вермахта. Там были и пушки, и боеприпасы, и даже местная версия «мессершмиттов» – сделку пробил давний знакомый Максвелла, чешский министр иностранных дел Клементис.

Через четыре года, когда изменилась политическая конъюнктура и Сталин приводил Чехословакию к полной покорности, Клементиса повесили. А Максвелл прожил долгую жизнь, стал богачом и членом парламента, владел влиятельнейшими британскими газетами Daily Mirror, Sunday Mirror, People, нью-йоркской Daily News. При этом Максвелл так рисковал в бизнесе и у него были такие разнообразные и опасные связи, что умереть он мог как угодно – и от руки убийцы, и от инфаркта, и по собственной неосторожности. Но все же он выполнил три заветных желания, о которых рассказал невесте перед свадьбой: ему хотелось воссоздать семью, стать английским сквайром и членом парламента. Хорошему тону Людвик Хох так и не выучился – садовником в его имении работал виконт. Он выиграл у смерти много лет, можно сказать, что она подтвердила это в частной беседе. Однажды, в официальной поездке по СССР, Максвелл спросил у нетрезвого советского министра, где бы он теперь был, если бы не сбежал из ставшего частью Страны Советов Солотвина и выжил в оккупацию. И получил ответ:

– Неподалеку отсюда, в Сибири. Но где именно, на земле или под землей, я сказать не берусь…