Александр Непомнящий

Любовь к евреям дорого обошлась первому консулу США в Иерусалиме Уордеру Крессону: его лишили крупного наследства и упекли в психбольницу за обращение в иудаизм. Он все-таки вырвался оттуда и уже под именем Михаэля Боаза стал в Иерусалиме авторитетом, еще в середине XIX века разработавшим проект «сельскохозяйственных колоний» на Сионе,где могли бы собраться евреи со всего света.

Искатель правды

Крессоны происходили из французских квакеров, достигших Нового Света в середине XVII века с волной голландских переселенцев. Семья занималась торговлей и вскоре стала одной из самых богатых в стране. Уордер появился на свет в Филадельфии в 1798 году. Как и полагалось достойному члену общества, он женился в 23 года на девушке по имени Элизабет Тоунсенд, родившей ему за 20 лет совместной жизни шестерых детей. Всё это время Уордер успешно управлял своей фермой в филадельфийском пригороде.

Вместе с тем уклад квакерской общины, как видно, казавшийся ему недостаточно праведным, тяготил его. Свой первый памфлет с критикой общинной жизни Уордер написал ещё в 29 лет, заслужив в ответ обвинения в тайной принадлежности к «шейкерам». Это были «конкуренты» квакеров, отличающиеся большей строгостью нравов и любовью к экстатическим религиозным танцам. В общем, Уордер тогда едва не был изгнан из общины. Тем не менее три года спустя в новом тексте, названном «Падение великого Вавилона», Уордер вновь обрушился на окружающий порядок. Он сетовал на социальную несправедливость и коррупцию, утверждая, что американское общество рухнет, если не станет соблюдать христианские заповеди более тщательно.

То было время массового религиозного разброда. Христианские секты множились в Новом Свете, как грибы после дождя. Подозрительное окружение Уордера считало его то поклонником мормонов, то сторонником адвентистов седьмого дня, то адептом очередного мессианского течения. И хотя Уордер все подобные обвинения неизменно отрицал, ему совершенно явно было некомфортно в духовном мире квакерской общины.

Наконец в 1840 году Уордер познакомился с парой едва ли не самых ярких фигур в еврейской жизни Нового Света. Это были Айзек Лисер, один из идеологов консервативного иудаизма в США, и Мордехай Мануэль Ноах – политик, журналист и драматург, увлечённый казавшейся тогда абсолютно безумной идеей скорого возвращения евреев на свою национальную родину, в Эрец-Исраэль. Встреча с этими двумя предвозвестниками сионизма навсегда изменила дальнейшую жизнь Уордера Крессона. Уже четыре года спустя он напишет манифест «Иерусалим как центр счастья для всего мира», разъясняя, что через освобождение евреев придёт избавление и для всего человечества. В том же году Уордер твёрдо решил переехать на Святую землю. Для человека с его связями и знакомствами это было несложно.

Консул США

Молодой конгрессмен из Филадельфии Эдвард Джой Морис, лишь незадолго до того вернувшийся из поездки по Святой земле, обратился к госсекретарю Джону Кэлхуну, сообщив, что было бы неплохо, если бы у США был в Иерусалиме свой консул. В качестве подходящей кандидатуры он порекомендовал Уордера Крессона, готового занять эту должность на добровольных началах. Так в середине мая 1844 года Крессон был назначен первым в истории США консулом в Иерусалиме. Это решение стало роковым для семьи Уордера. Жена, и без того воспринимавшая с большим сомнением его духовные чудачества, наотрез отказалась покидать родную ферму и переезжать в какое-то захолустье на краю земли. Они развелись. «Весной 1844 года я оставил всё, что было близко и дорого мне на земле, – написал Уордер, – я оставил жену моей юности и шесть прекрасных детей (которые были милее мне, чем моя собственная жизнь), а также отличную ферму со всем её комфортом. Всё это я оставил лишь ради обретения Истины, и только ради неё одной».

Вот только политическая деятельность не отделима от интриг. Почти сразу же к Кэлхуну обратился другой член кабинета, утверждавший, что Крессон – носитель мессианских идей (в чём, по его словам, он убедился, встретившись с новоиспечённым консулом), а потому совершенно не годится для дипломатической работы. Кто знает, возможно, этот политик был отчасти и прав. Британский писатель Уильям Мейкпис Теккерей, пообщавшись с Крессоном, заметил, что представления о Святой земле у консула были целиком заимствованы из Священного Писания. Так или иначе месяц спустя Кэлхун отправил Крессону новое письмо, отменяющее назначение. Вот только послано оно было в Филадельфию, а энергичный Крессон к тому времени уже умчался в Эрец-Исраэль и потому его не получил.

В декабре же находящийся в Стамбуле посол США в Османской империи Дэбни Кар внезапно с изумлением узнал, что некто, называющий себя консулом США и верящий в возрождение еврейского народа на земле Израиля, раздаёт в Иерусалиме местным евреям, вовсе не являющимся гражданами США, «капитуляции» – особые охранные грамоты от имени американского правительства. Взбешённый Кар добился, чтобы Крессон не получил от турецких властей верительных грамот, и пригрозил, что если тот не прекратит называть себя консулом, то будет изгнан из страны. Таким образом, дипломатическая карьера Уордера Крессона оказалась исключительно недолгой. Несостоявшийся дипломат был разочарован, но остался жить в Иерусалиме, занявшись изучением иврита и Талмуда.

Еврей

В том же году Крессон стал постоянным автором в филадельфийском еврейском журнале Айзека Лисера «Запад». Именно там в 1847 году он обрушился с разгромной критикой на миссионеров Лондонского общества по содействию распространения христианства среди евреев. Возмущение Крессона было связано с аморальным, по его мнению, переманиванием в христианство нищих иерусалимских евреев, которым миссионеры за смену конфессии предлагали деньги и продукты питания.

Постепенно Крессон сблизился с сефардской общиной города и её духовными лидерами. И не так долог оказался путь от «квакера» («трепещущий» на английском) к строго соблюдающему «хареди» («трепещущий» на иврите). Весной 1848 года Уордер Крессон прошёл гиюр, был обрезан и принял новое имя – Михаэль Боаз Исраэль бен Авраам. «Я пришёл к выводу, – написал он, – что не смогу чувствовать себя уверенно и комфортно, если не повторю то, что сделала Рут, сказавшая своей свекрови “твой народ – мой народ и твой Бог – мой Бог”… Я совершил обрезание и вступил в священный союз, став евреем».

Узник совести

Той же осенью Крессон ненадолго вернулся в Филадельфию, чтобы уладить свои дела и окончательно переехать в Иерусалим. Оказалось, однако, что у его бывшей жены на этот счёт были совершенно иные планы. Вместе с другими родственниками Элизабет обратилась в суд, требуя признать своего бывшего мужа невменяемым на основании того, что тот сменил веру. Суд присяжных поддержал её, и Крессона отправили в больницу. Но, как видно, безумным он отнюдь не был, поскольку сумел добиться повторного судебного разбирательства.

Это второе судебное заседание, продолжавшееся неделю, превратилось в событие общенациональной важности. Известнейшие американские адвокаты представляли обе стороны, 35 членов его семьи свидетельствовали против него. Однако 73 знакомых, включая Мордехая Мануэля Ноаха и одного из самых знаменитых и влиятельных британских евреев того времени Моше Монтефиоре, выступили в его защиту.

На этот раз присяжные решили, что сознание Крессона ясно. «Религиозные воззрения человека не могут быть достаточной причиной для признания невменяемости» – это решение впоследствии станет одним из важнейших в становлении права на свободу совести в США. После суда Крессон отказался от большей части своего имущества в пользу бывшей жены и детей. Он также опубликовал эссе «Ключ Давида», где разъяснил решение о смене веры, подробно описал свой суд и провёл параллель между знаменитым судом Соломона над двумя женщинами, поспорившими о ребёнке, и спором между иудаизмом и христианством об истинной вере.

Сионист

Вернувшись в Иерусалим, Михаэль Боаз погрузился в изучение Торы. Вместе с тем мысли о бедственном положении нищих евреев, живущих на пожертвования и потому превращающихся в лёгкую добычу для миссионеров, по-прежнему не давали ему покоя. «Для спасения еврейского народа от бедствий и лишений, – писал он почти за три десятилетия до появления самых первых сионистских поселений, – необходимо создавать в Сионе сельскохозяйственные колонии, куда могли бы собраться евреи со всего света…» С присущей ему энергией он начал развивать идею о необходимости создания подобных поселений, где евреи сами зарабатывали бы себе на жизнь. Он пытался основать одно из них под Иерусалимом в долине Рефаим, создал возле Яффо сады, где экспериментировал с разными культурами. Для привлечения внимания к своему проекту Михаэль Боаз подготовил и подробный документ, насыщенный цитатами из Танаха, но при этом сформулированный опытным фермером и прагматичным человеком.

В 1857 году американский писатель Герман Мелвилл, автор знаменитого романа «Моби Дик», встретил его в Иерусалиме. Беседа произвела столь сильное впечатление на Мелвилла, что он включил Михаэля Боаза в свою поэму «Кларель: поэма и паломничество на Святую землю». Боаз там скрывается под именем Натан в качестве христианина, принявшего иудаизм. И всё же необходимых для сельскохозяйственного проекта сумм собрать Михаэлю Боазу так и не удалось, а своих средств уже не осталось. Да и сил у крошечной иерусалимской еврейской общины было слишком мало. Поэтому все его идеи так и остались невоплощёнными.

Вскоре после возвращения в Эрец-Исраэль он женился на сефардской еврейке по имени Рахель Моледано. К 1852 году у них уже было двое детей: сын Давид Бен-Цион и дочь Авигаль Рут. Со временем Михаэль Боаз превратился в уважаемого в городской общине человека. Он одевался в традиционную сефардскую одежду, жил размеренным укладом религиозного восточного еврея. Мало кто из окружения уже помнил его американское прошлое. Возможно, он и сам стал его понемногу забывать. В последние годы жизни вокруг него сложилось множество городских легенд, к «праведнику» даже стали приходить с просьбами молиться за выздоровление больных. Осенью 1860 года он скончался.

На похоронах Михаэля Боаза Исраэля бен Авраама присутствовали все главы еврейской общины города. Но прошло лишь несколько лет, и в суете ежедневных тревог память о нём стала стираться. Дети ненадолго пережили отца: Давид Бен-Цион умер в 1864 году, Авигаль Рут скончалась от холеры год спустя. Заброшенная могила Михаэля Боаза на долгие годы была потеряна. Лишь в 2013 году во время тщательной компьютерной картографии кладбища её вновь сумели отыскать. Может быть, теперь имя этого удивительного человека, так несправедливо забытого, сможет вернуться в национальное сознание.

Любовь к евреям дорого обошлась первому консулу США в Иерусалиме Уордеру Крессону: его лишили крупного наследства и упекли в психбольницу за обращение в иудаизм. Он все-таки вырвался оттуда и уже под именем Михаэля Боаза стал в Иерусалиме авторитетом, еще в середине XIX века разработавшим проект «сельскохозяйственных колоний» на Сионе,где могли бы собраться евреи со всего света.

Искатель правды

Крессоны происходили из французских квакеров, достигших Нового Света в середине XVII века с волной голландских переселенцев. Семья занималась торговлей и вскоре стала одной из самых богатых в стране. Уордер появился на свет в Филадельфии в 1798 году. Как и полагалось достойному члену общества, он женился в 23 года на девушке по имени Элизабет Тоунсенд, родившей ему за 20 лет совместной жизни шестерых детей. Всё это время Уордер успешно управлял своей фермой в филадельфийском пригороде.

Вместе с тем уклад квакерской общины, как видно, казавшийся ему недостаточно праведным, тяготил его. Свой первый памфлет с критикой общинной жизни Уордер написал ещё в 29 лет, заслужив в ответ обвинения в тайной принадлежности к «шейкерам». Это были «конкуренты» квакеров, отличающиеся большей строгостью нравов и любовью к экстатическим религиозным танцам. В общем, Уордер тогда едва не был изгнан из общины. Тем не менее три года спустя в новом тексте, названном «Падение великого Вавилона», Уордер вновь обрушился на окружающий порядок. Он сетовал на социальную несправедливость и коррупцию, утверждая, что американское общество рухнет, если не станет соблюдать христианские заповеди более тщательно.

То было время массового религиозного разброда. Христианские секты множились в Новом Свете, как грибы после дождя. Подозрительное окружение Уордера считало его то поклонником мормонов, то сторонником адвентистов седьмого дня, то адептом очередного мессианского течения. И хотя Уордер все подобные обвинения неизменно отрицал, ему совершенно явно было некомфортно в духовном мире квакерской общины.

Наконец в 1840 году Уордер познакомился с парой едва ли не самых ярких фигур в еврейской жизни Нового Света. Это были Айзек Лисер, один из идеологов консервативного иудаизма в США, и Мордехай Мануэль Ноах – политик, журналист и драматург, увлечённый казавшейся тогда абсолютно безумной идеей скорого возвращения евреев на свою национальную родину, в Эрец-Исраэль. Встреча с этими двумя предвозвестниками сионизма навсегда изменила дальнейшую жизнь Уордера Крессона. Уже четыре года спустя он напишет манифест «Иерусалим как центр счастья для всего мира», разъясняя, что через освобождение евреев придёт избавление и для всего человечества. В том же году Уордер твёрдо решил переехать на Святую землю. Для человека с его связями и знакомствами это было несложно.

Консул США

Молодой конгрессмен из Филадельфии Эдвард Джой Морис, лишь незадолго до того вернувшийся из поездки по Святой земле, обратился к госсекретарю Джону Кэлхуну, сообщив, что было бы неплохо, если бы у США был в Иерусалиме свой консул. В качестве подходящей кандидатуры он порекомендовал Уордера Крессона, готового занять эту должность на добровольных началах. Так в середине мая 1844 года Крессон был назначен первым в истории США консулом в Иерусалиме. Это решение стало роковым для семьи Уордера. Жена, и без того воспринимавшая с большим сомнением его духовные чудачества, наотрез отказалась покидать родную ферму и переезжать в какое-то захолустье на краю земли. Они развелись. «Весной 1844 года я оставил всё, что было близко и дорого мне на земле, – написал Уордер, – я оставил жену моей юности и шесть прекрасных детей (которые были милее мне, чем моя собственная жизнь), а также отличную ферму со всем её комфортом. Всё это я оставил лишь ради обретения Истины, и только ради неё одной».

Вот только политическая деятельность не отделима от интриг. Почти сразу же к Кэлхуну обратился другой член кабинета, утверждавший, что Крессон – носитель мессианских идей (в чём, по его словам, он убедился, встретившись с новоиспечённым консулом), а потому совершенно не годится для дипломатической работы. Кто знает, возможно, этот политик был отчасти и прав. Британский писатель Уильям Мейкпис Теккерей, пообщавшись с Крессоном, заметил, что представления о Святой земле у консула были целиком заимствованы из Священного Писания. Так или иначе месяц спустя Кэлхун отправил Крессону новое письмо, отменяющее назначение. Вот только послано оно было в Филадельфию, а энергичный Крессон к тому времени уже умчался в Эрец-Исраэль и потому его не получил.

В декабре же находящийся в Стамбуле посол США в Османской империи Дэбни Кар внезапно с изумлением узнал, что некто, называющий себя консулом США и верящий в возрождение еврейского народа на земле Израиля, раздаёт в Иерусалиме местным евреям, вовсе не являющимся гражданами США, «капитуляции» – особые охранные грамоты от имени американского правительства. Взбешённый Кар добился, чтобы Крессон не получил от турецких властей верительных грамот, и пригрозил, что если тот не прекратит называть себя консулом, то будет изгнан из страны. Таким образом, дипломатическая карьера Уордера Крессона оказалась исключительно недолгой. Несостоявшийся дипломат был разочарован, но остался жить в Иерусалиме, занявшись изучением иврита и Талмуда.

Еврей

В том же году Крессон стал постоянным автором в филадельфийском еврейском журнале Айзека Лисера «Запад». Именно там в 1847 году он обрушился с разгромной критикой на миссионеров Лондонского общества по содействию распространения христианства среди евреев. Возмущение Крессона было связано с аморальным, по его мнению, переманиванием в христианство нищих иерусалимских евреев, которым миссионеры за смену конфессии предлагали деньги и продукты питания.

Постепенно Крессон сблизился с сефардской общиной города и её духовными лидерами. И не так долог оказался путь от «квакера» («трепещущий» на английском) к строго соблюдающему «хареди» («трепещущий» на иврите). Весной 1848 года Уордер Крессон прошёл гиюр, был обрезан и принял новое имя – Михаэль Боаз Исраэль бен Авраам. «Я пришёл к выводу, – написал он, – что не смогу чувствовать себя уверенно и комфортно, если не повторю то, что сделала Рут, сказавшая своей свекрови “твой народ – мой народ и твой Бог – мой Бог”… Я совершил обрезание и вступил в священный союз, став евреем».

Узник совести

Той же осенью Крессон ненадолго вернулся в Филадельфию, чтобы уладить свои дела и окончательно переехать в Иерусалим. Оказалось, однако, что у его бывшей жены на этот счёт были совершенно иные планы. Вместе с другими родственниками Элизабет обратилась в суд, требуя признать своего бывшего мужа невменяемым на основании того, что тот сменил веру. Суд присяжных поддержал её, и Крессона отправили в больницу. Но, как видно, безумным он отнюдь не был, поскольку сумел добиться повторного судебного разбирательства.

Это второе судебное заседание, продолжавшееся неделю, превратилось в событие общенациональной важности. Известнейшие американские адвокаты представляли обе стороны, 35 членов его семьи свидетельствовали против него. Однако 73 знакомых, включая Мордехая Мануэля Ноаха и одного из самых знаменитых и влиятельных британских евреев того времени Моше Монтефиоре, выступили в его защиту.

На этот раз присяжные решили, что сознание Крессона ясно. «Религиозные воззрения человека не могут быть достаточной причиной для признания невменяемости» – это решение впоследствии станет одним из важнейших в становлении права на свободу совести в США. После суда Крессон отказался от большей части своего имущества в пользу бывшей жены и детей. Он также опубликовал эссе «Ключ Давида», где разъяснил решение о смене веры, подробно описал свой суд и провёл параллель между знаменитым судом Соломона над двумя женщинами, поспорившими о ребёнке, и спором между иудаизмом и христианством об истинной вере.

Сионист

Вернувшись в Иерусалим, Михаэль Боаз погрузился в изучение Торы. Вместе с тем мысли о бедственном положении нищих евреев, живущих на пожертвования и потому превращающихся в лёгкую добычу для миссионеров, по-прежнему не давали ему покоя. «Для спасения еврейского народа от бедствий и лишений, – писал он почти за три десятилетия до появления самых первых сионистских поселений, – необходимо создавать в Сионе сельскохозяйственные колонии, куда могли бы собраться евреи со всего света…» С присущей ему энергией он начал развивать идею о необходимости создания подобных поселений, где евреи сами зарабатывали бы себе на жизнь. Он пытался основать одно из них под Иерусалимом в долине Рефаим, создал возле Яффо сады, где экспериментировал с разными культурами. Для привлечения внимания к своему проекту Михаэль Боаз подготовил и подробный документ, насыщенный цитатами из Танаха, но при этом сформулированный опытным фермером и прагматичным человеком.

В 1857 году американский писатель Герман Мелвилл, автор знаменитого романа «Моби Дик», встретил его в Иерусалиме. Беседа произвела столь сильное впечатление на Мелвилла, что он включил Михаэля Боаза в свою поэму «Кларель: поэма и паломничество на Святую землю». Боаз там скрывается под именем Натан в качестве христианина, принявшего иудаизм. И всё же необходимых для сельскохозяйственного проекта сумм собрать Михаэлю Боазу так и не удалось, а своих средств уже не осталось. Да и сил у крошечной иерусалимской еврейской общины было слишком мало. Поэтому все его идеи так и остались невоплощёнными.

Вскоре после возвращения в Эрец-Исраэль он женился на сефардской еврейке по имени Рахель Моледано. К 1852 году у них уже было двое детей: сын Давид Бен-Цион и дочь Авигаль Рут. Со временем Михаэль Боаз превратился в уважаемого в городской общине человека. Он одевался в традиционную сефардскую одежду, жил размеренным укладом религиозного восточного еврея. Мало кто из окружения уже помнил его американское прошлое. Возможно, он и сам стал его понемногу забывать. В последние годы жизни вокруг него сложилось множество городских легенд, к «праведнику» даже стали приходить с просьбами молиться за выздоровление больных. Осенью 1860 года он скончался.

На похоронах Михаэля Боаза Исраэля бен Авраама присутствовали все главы еврейской общины города. Но прошло лишь несколько лет, и в суете ежедневных тревог память о нём стала стираться. Дети ненадолго пережили отца: Давид Бен-Цион умер в 1864 году, Авигаль Рут скончалась от холеры год спустя. Заброшенная могила Михаэля Боаза на долгие годы была потеряна. Лишь в 2013 году во время тщательной компьютерной картографии кладбища её вновь сумели отыскать. Может быть, теперь имя этого удивительного человека, так несправедливо забытого, сможет вернуться в национальное сознание.