30 октября российский президент – если, конечно, его планы неожиданным образом не изменятся, – отправится в Париж на встречу в верхах ЕС – Россия.

Такого рода встречи, как, впрочем, и консультации другого уровня и формата, уже стали традиционными во взаимоотношениях Брюсселя и Москвы. Правда, в ельцинские времена российскую делегацию на саммитах, как правило, возглавлял очередной премьер. Внешняя политика России в 90-х годах петляла (в том числе в прямом смысле, если вспомнить знаменитую петлю Примакова над Атлантикой) от одного азимута к другому, все стороны света провозглашая своими приоритетными направлениями. Декларируя в качестве одного из оных сотрудничество с Евросоюзом, российская дипломатия, не свободная от упоения сакраментальной "евроазиатчиной", на деле оказалась не в состоянии четко проранжировать приоритеты. Между тем, хотя никто не возьмется оспаривать архиважность, скажем, "азиатско-тихоокеанского" вектора внешнеполитических усилий, думается, отношения с Европой для России по значимости следуют едва ли не в затылок отношениям внутри СНГ.

Не будет большим преувеличением сказать, что ЕС как самостоятельная геополитическая сила может стать естественным союзником России в попытках воплощения столь милых нашему сердцу идеалов многополярности мирового устройства. Речь, само собой, не идет о каком-то отрыве Европы от США, но факт глухого недовольства европейцев американской развязностью и нахрапистостью налицо. Не об этом ли недавно говорил, например, Раймон Форни, председатель Национального собрания Франции, заявивший, что Соединенные Штаты "монополизировали международную политику"? (Кстати, не далее как вчера эту мысль повторил в Пекине и наш Евгений Примаков.) В Брюсселе отнюдь не прочь использовать сохраняющееся политическое влияние России в качестве подпорки своим настойчивым стремлениям играть в мировых делах более весомую роль, соответствующую экономическому потенциалу ЕС. Для Москвы как можно более плотная интеграция в европейские институты желанна не только в плане отвлеченного самоутверждения, но и как могущий быть эффективным инструмент продвижения собственных геополитических интересов.

ЕС – крупнейший торгово-экономический партнер России, обеспечивающий порядка 35% ее внешнего товарооборота и львиную долю иностранных инвестиций. Западная Европа, со своей стороны, весьма заинтересована в тесном взаимодействии со стабильной и экономически благополучной Россией как источником сырьевых ресурсов и перспективным рынком сбыта. Нечего и говорить о роли РФ на европейском рынке в качестве поставщика газа (28% потребления ЕС), нефти (12%) и нефтепродуктов (26%), особенно в контексте глобального энергетического кризиса.

Тем не менее, действующее между ЕС и Россией Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), предусматривающее высокий уровень взаимной интеграции, включая создание зоны свободной торговли, на практике реализуется, что называется, ни шатко ни валко. Двусторонние отношения омрачаются, в частности, торговыми спорами, сопровождающимися обоюдными обвинениями в нарушении СПС и по существу приобретшими уже дежурный характер. Так, ЕС назойливо ставит вопрос о смягчении российских правил лицензирования алкогольной продукции и санитарных требований по сертификации пищевых продуктов, а также – традиционно – о снижении уровня тарифной защиты российского рынка в целом. Кроме того, Брюссель крайне недоволен введением Москвой экспортных пошлин на металлолом, сохраняя в то же время количественные ограничения на поставки из России стального проката. Неформальные ограничения существуют и на импорт российских товаров ядерного цикла. Добиваясь, в свою очередь, расширения доступа на рынок партнера, Москва не менее традиционно поднимает на переговорах проблему безусловного признания за РФ статуса страны с рыночной экономикой, необходимого для прекращения дискриминации российских экспортеров посредством антидемпинговых процедур. Предоставленный Евросоюзом в 1998 году так называемый "специальный режим рыночной экономики", позволяющий получать "рыночный" статус отдельным российским компаниям, в реальности не дает ровным счетом ничего. Сказанное имеет самое непосредственное отношение к проблеме принятия России во Всемирную торговую организацию, в чем Брюссель мог бы и на словах обещает оказать содействие, но что на деле использует как рычаг побуждения Москвы к торговым уступкам. Особая тема – предстоящее расширение Евросоюза: принятие восточноевропейскими странами унифицированных правил ЕС может аукнуться для России ухудшением режима торговли с ними (за счет антидемпинговых и более жестких нетарифных ограничений, хотя возможен и выигрыш от общего снижения таможенных барьеров), в связи с чем Москва не теряет надежды на получение от Брюсселя определенной компенсации.

Всю гамму этих и других вопросов предстоит обсуждать российской делегации на парижском саммите. В политическом плане у России и ЕС нет таких уж больших расхождений – за рядом известных исключений, их позиции на мировой арене достаточно близки. Правда, Путину наверняка не преминут в очередной раз выразить общую озабоченность Запада по поводу демократии в самой России и, разумеется, ситуации в Чечне. Но проблема в целом отношений с Европейским Союзом не сводится к отдельным экономическим или политическим разногласиям, а стоит гораздо шире: чем является Россия для Европы и как обеспечить выстраивание действительно равноправного партнерства?

России, естественно, не улыбается перспектива на веки вечные довольствоваться функциями сырьевого придатка более экономически продвинутых стран и импортера всего, "чем для прихоти обильной ЕС торгует щепетильный". А политически она, хотя бы даже по своей гносеологии, не может не быть самостоятельным игроком на международной сцене, пусть и не претендуя более на какое-то глобальное влияние. Между тем именно роль "младшего партнера" по сути отводят Москве брюссельские стратеги, пытаясь именно так конструировать взаимные отношения. Отсюда, между прочим, не только содержание выдаваемых по ходу российских реформ рекомендаций ЕС, определяемое неослабным желанием иметь счастье зреть в устройстве России непременно свое точное подобие, но и во многом менторская их форма, а также настоящие обиды, когда реформы проводятся не во всем согласно означенным рекомендациям.

Последнее особенно забавно, учитывая весьма скудное финансовое вспомоществование, выделяемое Брюсселем на эти цели (роль отдельных стран-членов ЕС как кредиторов РФ – предмет иного разговора). Объем средств, на которые может рассчитывать Россия по широко рекламируемой программе помощи TACIS, в среднем не превышает 90 миллионов евро в год. Примечательно, что чрезмерно дидактический стиль своего общения с Москвой признают в последнее время и сами европейцы, однако рефлексы "старшего брата" так или иначе дают о себе знать.

Как переломить подобную тенденцию? Как даже в условиях нынешней слабости России принудить партнеров строить взаимоотношения на равных? Вот, очевидно, главные вопросы, которые будут заботить Путина перед поездкой в Париж на саммит ЕС – Россия.