Несмотря на принципиальную антивоенную позицию, Кремлю удалось не допустить появления глубоких расхождений в отношениях с США. Сохранится ли это положение вещей, не в последнюю очередь зависит от встречи Путина в Санкт-Петербурге с другими ведущими противниками войны - Шредером и Шираком.

После того как недавнее резкое осложнение американо-российских отношений из-за обстрела российского дипломатического конвоя под Багдадом, кажется, было преодолено путем дипломатических усилий, объявление о российско-франко-германской встрече в верхах в Санкт-Петербурге снова вызвало очевидное беспокойство в Вашингтоне и опять поставило вопрос о позиции Кремля относительно предстоящего послевоенного развития в Ираке. Примечательным явилось уже то обстоятельство, что Москва в качестве платформы саммита выбрала казавшуюся до сих пор ничем непримечательной встречу с германским канцлером Шредером.

Место встречи антивоенной оси

Шредер проведет пятницу и субботу на северо-западе России в рамках "Петербургского диалога". Это – регулярное германо-российское мероприятие, призванное укреплять гражданское общество в России и углублять взаимные контакты. Заявление пресс-службы Кремля, а также представительства ООН в Москве о том, что Генеральный секретарь ООН Аннан в рамках запланированной поездки по Европы также прибудет в Санкт-Петербург, тоже поначалу не вызвало подозрений.

Но когда вскоре после этого было заявлено о появлении в том же месте и в то же время президента Ширака, это хоть и стало настоящим сюрпризом, но зато прояснило намерения. Главы государств антивоенной оси Париж-Берлин-Москва, которые всегда говорили, что только Совет Безопасности может узаконить применение силы в Ираке, а после неудачи в этом вопросе стали настаивать на том, что главная роль в восстановлении страны должна быть отведена ООН, смотрелись бы весьма выразительно рядом с главой Организации Объединенных Наций. Но из этого ничего не вышло: Аннан, похоже, осознал взрывоопасность ситуации с точки зрения американцев и британцев и отказался присутствовать на саммите. И без этого Вашингтон и Лондон будут внимательно слушать, что будет – или не будет – сказано в Санкт-Петербурге в пятницу и субботу.

Военный истеблишмент, объятый ужасом

Из всех решительных противников войны, если говорить о Германии, Франции и России, лишь Москве, на первый взгляд, удалось сохранить в отношениях с США наибольшую дипломатическую свободу действий. По-настоящему резкие высказывания по поводу военного вмешательства исходили либо от представителей правительственных кругов второго плана, либо от элиты, по большей части отчетливо отмежевавшейся от Кремля и к тому же в значительной степени дискредитировавшей себя неспособностью распрощаться с великодержавными фантазиями и пустыми мечтами относительно геополитической роли России. Из этих рядов в последние дни вновь раздаются призывы к тому, что Россия должна окончательно оставить мысли о реформировании своих вооруженных сил и вновь начать активно вооружаться, чтобы иметь возможность адекватно ответить на американскую агрессию.

Безнадежное состояние вооруженных сил преподносится в этом свете как положение, вызванное ошибочностью политических оценок и даже халатностью, а отнюдь не объективными экономическими причинами. Военная реформа, согласно новейшей концепции которой армия в течение 2004-2007 годов должна постепенно перевести формирование частей всех родов войск с набора по призыву на контрактную основу, имеет своей целью, прежде всего, создание боеспособной современной армии - несмотря на ограниченность финансовых средств.

Некоторые комментарии в России указывают на то, что российский военный истеблишмент, по-прежнему в какой-то степени являющийся государством в государстве, пришел в ужас от того, что американо-британская коалиция смогла захватить крупные иракские города, не превратив их ковровыми бомбардировками в руины (что русские дважды сочли необходимым сделать в Грозном), и тем самым разоблачила неспособность российской армии к ведению современной войны.

Смягченная риторика

Путин в течение первых дней после начала американской интервенции в Ираке лишь единожды отказался от своей сдержанной позиции, когда он говорил о тяжелой политической ошибке, о насущной угрозе международному праву и о самом серьезном кризисе со времен окончания холодной войны. Однако глава Кремля сам был озабочен тем, чтобы не сказать ничего лишнего, что можно было бы интерпретировать как личные нападки на его друзей Буша и Блэра или воспринять как дешевый антиамериканизм.

Усилия по предотвращению серьезной порчи отношений с Вашингтоном оказались своевременными и на прошлой неделе достигли апогея, выразившись в однозначном признании необходимости дальнейшего сотрудничества с США по всем важным политическим и экономическим вопросам. Тем самым Путину, в отличие от Ширака и Шредера, удалось представить свою оппозиционность в отношении войны в Ираке как результат верности принципам, как искреннюю заботу о многополярной системе безопасности и основах международного права.

"Гуманитарная линия", выразившаяся в стойко проявляемой заботе о жизни и здоровье иракского гражданского населения, оказалась для Кремля менее успешной, поскольку Чечня, зияющая рана, с самого начала лишила убедительности подобную аргументацию.

Более серьезные кризисы

Москва, тем не менее, подверглась упрекам Вашингтона, которые были бы просто невообразимы в адрес Берлина и Парижа. Неприятнее всего были – по-видимому, обоснованные – обвинения в том, что современные российские товары военного назначения попали в Багдад, несмотря на установленный режим санкций. Быстро выяснилось, что данная техника – приборы ночного видения и системы, создающие радиопомехи для высокоточного оружия, – не оказала существенного влияния на ход боевых действий, но атмосфера была отравлена, причем за кулисами значительно сильнее, чем могло показаться стороннему наблюдателю.

При этом американцы откровенно давали понять, что они не слишком доверяют заверениям Москвы о ее невиновности, и выражали сомнения скорее в желании, чем в способности Москвы препятствовать таким поставкам. Даже если бы оказалось, что военные чиновники проводят подобные сомнительные сделки за спиной Кремля, это также не сулило бы Путину ничего хорошего. Тут показательна распространившаяся в российской прессе информация, что двум высокопоставленным отставным советским генералам – специалистам по противовоздушной обороне и уличным боям – всего за несколько дней до начала войны в Багдаде были вручены медали.

Какую роль сыграло российское посольство?

Следующий инцидент, когда российские дипломаты при эвакуации из Багдада попали под обстрел американцев, был приглушен еще большими дипломатическими усилиями. Относительно этого происшествия по Москве циркулирует очень много слухов. Так, в зависимости от версии, утверждается, что дипломатический конвой вез или трофейное американское военное устройство, или российское вооружение, доставленное в свое время в Багдад для поддержки иракцев, или деликатные документы из иракских тайных архивов, и обстрел конвоя был последней, отчаянной попыткой США предотвратить эту транспортировку. Даже если в этих слухах нет и малой толики правды, все равно они подчеркивают глубокое недоверие, все еще сохраняющееся в отношениях между двумя странами. Сюда можно отнести и тот факт, что Москва в среду посчитала необходимым энергично опровергать предположение, будто Саддам нашел убежище в российском посольстве и одновременно предостерегать вооруженные силы коалиции от проникновения в здания дипмиссии.

Некоторые российские средства массовой информации указали на единственный неопровержимый факт, связанный с историей вокруг российских дипломатов: длительное пребывание русских в Багдаде – даже после частичной эвакуации в прошлые выходные в посольстве оставалось еще 12 сотрудников – понять трудно, и именно этот факт стал причиной инцидента. Даже недавние свидетельства российских журналистов, которые присоединились к конвою, полностью не раскрыли загадку обстрела, но все-таки подтвердили, что колонна по приказу иракцев незадолго до инцидента отклонилась от заранее установленного маршрута, согласованного с американцами.