«ДА ТЫ с ума сошла — петь на улице в такую погоду!» Повернувшись, она увидела холеного господина лет сорока, в элегантном костюме и лайковых перчатках. В глазах незнакомца сквозила легкая усмешка. Этого Эдит простить не могла, поэтому грубо ответила: «А есть-то мне что-то надо!» Развернулась и зашагала прочь. Но случилось нечто невообразимое — господин закричал вдогонку: «Хочешь выступать в кабаре?» Не веря своим ушам, Эдит остановилась. «Послушай, меня зовут Луи Лепле, — продолжил мужчина. — Я владелец кабаре «Жернис». Если хочешь, приходи завтра в четыре, я тебя послушаю». Потом он оторвал от газеты, которую держал в руках, клочок бумаги и написал на нем адрес. «Да, и вот еще что, купи себе поесть», — незнакомец протянул Эдит пятифранковую банкноту.

Очутившись в кафе, Эдит заказала бифштекс. Поглощая горячий кусок говядины, она прикидывала в уме, что же на самом деле хочет от нее этот странный господин. Эдит было всего девятнадцать, но она уже давно не верила в сказки.

Родная улица

СВОЮ мать Эдит не помнила. Но отец рассказывал, что та была певичкой в кабаре. Пока он ловил такси, чтобы доставить жену в больницу, та родила прямо на тротуаре. Девочку приняли два полицейских, которые той ночью обходили квартал.

Молодая мамаша уже через месяц потеряла интерес к ребенку. Она сбагрила его бабке — алкоголичке с многолетним стажем. Та кормила ребенка вином, разбавленным водой, приговаривая, что это полезнее молока. К двум годам девочка совсем одичала. И тут в ее жизни возник отец, который решил отправить дочурку в провинцию, к своей матери, которая работала в публичном доме кухаркой. Здесь Эдит жилось не в пример лучше, чем у бабки-пропойцы. Ее каждый день купали в ванной, чисто одевали и вкусно кормили. А девицы так еще и сладостями баловали. Но стоило девочке немного подрасти, как местный кюре настоял на том, чтобы невинное дитя убрали из дома разврата.

И вновь в жизни Эдит появился отец. Он забрал ее в Париж, где уже много лет занимался ремеслом уличного акробата. Правда, от мысли сделать из нее гимнастку пришлось довольно быстро отказаться. У девочки не было подходящих задатков. Зато горло у дочки, как выражался папаша, было луженое. Пела Эдит действительно громко и с чувством, будь то «Марсельеза» или слезливая песенка о соблазненной девушке, которая «стала отдаваться каждому».

Репертуар у малышки был вовсе не детский. Впрочем, и сама Эдит довольно скоро перестала быть ребенком. В 14 лет она ушла от отца и стала самостоятельно зарабатывать на жизнь пением, выступая на тех же улицах. В этом же возрасте она впервые узнала мужчину. Это не было любовью, просто любопытство. Первая любовь пришла, когда ей исполнилось 17. Луи был обычным рассыльным в продуктовом магазине, на год старше ее. Они вместе поселились в маленьком номере дешевой гостиницы, по размерам напоминающем платяной шкаф. Идиллия продолжалась несколько месяцев. А когда молодые разбежались в разные стороны, выяснилось, что Эдит ждет ребенка.

С растущим животом она продолжала петь на улице, а родив дочку Сесель, таскала ее везде за собой. Вскоре девочка заболела менингитом и умерла. Нельзя сказать, чтобы Эдит долго горевала. Через несколько дней после похорон она уже веселилась в компании друзей. Тогда Эдит еще не знала, что Бог больше никогда не пошлет ей детей.

Звезда кабаре

…ЭДИТ запыхалась от бега. Она опаздывала на встречу с Луи Лепле в кабаре «Жернис». Лепле, сердитый, стоял у входа. «Так-так. Опоздание на час. Детка, что же будет дальше?» Они вошли в здание кабаре, и у Эдит перехватило дух. Такой роскоши она никогда не видела. Ей, девчонке с окраины, было невдомек, что «Жернис» — самое модное парижское кабаре, где собираются сливки светского общества.

«Встань на сцену и пой все песни, которые знаешь», — скомандовал Лепле. Он слушал Эдит два часа. Интуиция опытного продюсера подсказала: он нашел самородок. «Через неделю я устрою тебе дебют в «Жернисе», а до этого будешь каждый день приходить ко мне на репетиции». И еще, тебе нужно придумать псевдоним». Внимательно разглядывая тщедушную фигурку Эдит, Лепле осенило: «Ну, конечно, ты же такая маленькая и хрупкая, что тебе подойдет имя — Малютка Пиаф» (на французском «пиаф» означает «воробышек»).

За день до своего дебюта Эдит сообразила, что ей не в чем выйти на сцену. Она побежала в лавку и купила три мотка черной шерсти. Всю ночь напролет Эдит вязала платье. К вечеру следующего дня оставался еще один рукав. В кабаре она отправилась со своим вязанием. Лепле, застав ее в гримерке со спицами в руках, пришел в неописуемую ярость: «Тебе через пять минут нужно быть на сцене!» Эдит второпях натянула на себя платье, у которого по-прежнему не хватало одного рукава. Лепле в панике замахал руками и пулей вылетел из гримерки. Через минуту он вернулся с белым шарфом. «На, прикрой голую руку».

Выйдя на сцену, Эдит поняла, что никогда в жизни не испытывала такого страха, как в эти минуты. Из зала на нее смотрело больше сотни глаз — надменных и холодных. Дамы в бриллиантах и меховых боа, мужчины в смокингах и бабочках. Для них Эдит — в нелепом платье, со смешной прической и ярко намазанным красным ртом — была подобна обезьянке из зоопарка. В зале весело смеялись, разговаривали и смачно поедали деликатесы.

И тут Эдит разозлилась. «Ну, я вам покажу, я заставлю вас меня слушать». Она запела — отчаянно и оттого проникновенно. «А у нас, у девчонок, ни кола, ни двора. У верченых-крученых, эх, в кармане дыра. Хорошо бы девчонке скоротать вечерок. Хорошо бы девчонку приголубил дружок…»

Ничего подобного «Жернис» под своими сводами не слышал. Постепенно гул в зале смолкал. Был слышен только сочный, полный драматизма голос певицы. А Эдит твердила про себя: «Победить! Победить!» Песня кончилась. Ни аплодисментов, ни шепота — тишина… Эти двадцать секунд показались Эдит вечностью… И вдруг шквал аплодисментов. «Порядок», — сказал за кулисами Лепле, от удовольствия потирая руки.

Теперь Эдит за выступление получала 50 франков — сумасшедшие для нее деньги. Но даже их она умудрялась спускать в тот же день, вернее, ночь. А помогали ей в этом сутенеры с площади Пигаль, заезжие моряки, солдаты Иностранного легиона. В общем, хотя малютка Пиаф «остепенилась», перестала петь на перекрестках, круг ее общения остался прежним. Лепле смотрел на образ жизни новой звезды своего кабаре сквозь пальцы. Он понимал, что Эдит не перевоспитать, поэтому сам частенько присоединялся к шумной компании и из своего кармана оплачивал ужин разношерстным поклонникам Эдит.

Одновременно он не переставал думать о будущем своей протеже. Лепле искренне верил в талант певицы и, используя все свои связи, старался протолкнуть Малютку Пиаф на большую сцену. Вскоре представился подходящий случай. В Каннах должен был пройти ежегодный благотворительный бал-концерт, где по традиции выступали самые прославленные французские артисты. Благодаря хлопотам Лепле Пиаф доверили выступить в компании суперзвезд — Мориса Шевалье и Мари Дюбуа.

«Убийца»

ГРОМ грянул среди ясного неба. Ночью накануне концерта Эдит разбудил телефонный звонок. «Вы — Малютка Пиаф?» «Да». — «Немедленно приезжайте на квартиру к Луи Лепле». Мало что понимая, Эдит отправилась на другой конец города. Рядом с домом своего патрона она увидела толпу народа и полицейских. «Их было четверо, все в масках, — захлебываясь слезами, рассказывала комиссару служанка Лепле. — Меня связали и заперли в кладовой. Потом я услышала выстрел».

Луи Лепле лежал в собственной кровати с простреленной головой. Эдит не произнесла ни звука. Лишь крупные слезы катились по бледным щекам. «Мадемуазель Пиаф, вам придется поехать с нами в участок», — комиссар взял Эдит под локоть и повел к выходу. Допрос длился несколько часов. Эдит припомнили сомнительное прошлое и подозрительных дружков, с некоторыми из которых она по неосмотрительности познакомила своего хозяина. Комиссар напирал на версию убийства из-за ревности. Якобы один из кавалеров певицы приревновал ее к шефу и не нашел ничего лучшего, как убить соперника. Но при ближайшем рассмотрении версия трещала по швам, улик комиссару катастрофически не хватало. К вечеру Эдит отпустили.

Она шла в свою гостиницу, а на каждом углу мальчишки-газетчики горланили: «Сенсация, сенсация! Убит владелец «Жернис»! В деле замешана Малютка Пиаф». Эдит вновь осталась без работы, да еще с волчьим билетом. Решив, что в Париже, пока не уляжется скандал, ей делать нечего, Эдит отправилась в провинцию. Но слухи преследовали ее и там. Нередко после выступления в каком-нибудь маленьком кинотеатре из зала слышались выкрики: «Убийца!»

Эдит была на грани. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не записка, обнаруженная в дырявом кармане под подкладкой пальто: «Реймон Ассо» и номер телефона. Эдит напрягла всю свою память, чтобы вспомнить, кто бы это мог быть. «Кажется, поэт. Ну да, точно. Мы познакомились с ним в «Жернисе». Он сказал, что рад будет мне чем-нибудь помочь». Эдит набрала номер. «Реймон Ассо слушает». — «Это Эдит, то есть Малютка Пиаф». — «Эдит, куда же вы запропастились? » — «Я, я… на вокзале, только что вернулась в Париж». — «Немедленно приезжайте ко мне, запоминайте адрес».

Реймон прямо сказал ей: «Я знаю эту профессию и помогу тебе. Но ты будешь делать то, что я тебе скажу. Парни, загулы — с этим должно быть покончено». Никто никогда не говорил так с Эдит. И хотя внутри у нее все клокотало от гнева, она промолчала. Больше всего на свете она хотела петь. И в тот момент ей хватило ума понять, что без помощи Реймона она на сцену не вернется.

Триумф

РЕЙМОН сдержал слово и муштровал певицу по полной программе. «Не чавкай, не разговаривай с полным ртом», «Не наливай стакан до краев», — поучал он Эдит. А узнав, что его подопечная и писать толком не умеет, Реймон придумал для Эдит несколько вариантов автографов. Выводя по десять раз на дню корявым почерком: «В знак большой симпатии» и «От всего сердца», Эдит что есть мочи чертыхалась. Правда, делала это про себя — Реймон запретил ей выражаться. Одновременно Реймон писал для Эдит ЕЕ репертуар. Каждый день они сначала обсуждали новую песню, потом репетировали.

Их совместное упорство сделало свое дело. Директор АВС (крупнейшего концертного зала Парижа) согласился отдать первое отделение одного из концертов Эдит. В тот день певица впервые выступила не как Малютка Пиаф, а как Эдит Пиаф. Она исполнила новые песни, разученные с Реймоном. То, что было потом, трудно описать словами. Огромный зал ревел от восторга, публика не желала отпускать Эдит. Ей пришлось петь на бис из своего старого репертуара. А пресса на следующий день, захлебываясь от восторга, писала: «Вчера на сцене АВС родилась великая певица Франции»… О том, что год назад ее величали в газетах не иначе как убийца, никто даже не вспомнил.

Дела Эдит резко пошли в гору. Теперь она могла позволить себе собственный дом в центре Парижа. Его отделкой занимались лучшие французские дизайнеры. Но Эдит, въехав в особняк, предпочитала спать в комнате консьержки. Там со своим маленьким ростом она чувствовала себя уютнее, чем в огромной спальне с антикварной мебелью. Ее дом всегда был открыт для многочисленных друзей. Некоторые ухитрялись жить у Эдит по месяцу, а то и больше. Шампанское и икра на кухне не переводились. Но если бы кто-то спросил у Эдит: «Сколько денег на вашем счету?», то вряд ли получил бы ответ. Она всегда жила по принципу: есть деньги — хорошо, нет — заработаю.

Когда тиражи пластинок Эдит во Франции перевалили за миллион, ею заинтересовались американские импресарио и предложили устроить турне по городам США. Отправляясь за океан, Эдит и не подозревала, что встретит там самую большую любовь своей жизни — Марселя Сердана, чемпиона мира по боксу.

«Мой чемпион»

НА КОНЦЕРТ Эдит Марсель попал случайно. Просто было свободное время, и ему стало интересно послушать Пиаф, о которой в тот момент все американские газеты, не сговариваясь, писали как о «самой потрясающей певице». Потом боксер долго набирался смелости, чтобы позвонить певице в гостиницу и договориться о встрече.

Марсель считал, что в таланте певицы есть что-то сверхъестественное: «Эдит, ведь ты всего треть от моего веса, я дуну на тебя, и ты рассыплешься! Но какой у тебя голос! В голове не укладывается!» Рядом с «великой Пиаф» боксер сам себе казался неотесанным мужланом. Чемпион ужасно робел, поэтому в присутствии Эдит старался говорить мало. Просто смотрел на нее с нескрываемым обожанием и выполнял любую прихоть. Он стал первым мужчиной, который тратил на нее деньги. Это он купил Эдит ее первое норковое манто. Боже, как она в нем щеголяла! И дело не в цене. Она могла купить десять таких манто. «Но… Мне бы в жизни такое в голову не пришло, а он догадался», — млея от счастья, рассказывала знакомым певица. В ответ она задаривала Марселя бриллиантовыми запонками, костюмами и обувью из крокодиловой кожи.

В Америке они везде появлялись вдвоем — лучшая французская певица и лучший французский боксер. Однако в Париже им приходилось соблюдать конспирацию — ведь Марсель был женат. В силу искреннего характера Сердан не скрывал от жены, что любит Эдит. Но ради детей старался соблюдать приличия. Поэтому Эдит во время своего очередного турне по Америке с таким нетерпением ждала приезда Сердана из Парижа. Он должен был приехать через неделю, но Эдит позвонила во Францию и прокричала в трубку: «Марсель, ради бога, скорей приезжай. Пароходом, самолетом — как хочешь! Я не могу без тебя!» — «Хорошо, дорогая, завтра я вылечу. Я тебя люблю».

Эдит стояла за кулисами нью-йоркского зала «Версаль», готовясь к выступлению. В это время ей передали, что самолет, которым Сердан летел в Америку, разбился на Азорских островах. Марсель был среди погибших пассажиров. Его труп опознали по часам. Знаменитый боксер имел привычку носить их сразу на обоих руках.

Никто не думал, что Эдит сможет петь. Но она вышла на сцену и глухим голосом произнесла: «Я буду петь в честь Марселя Сердана. Только ради него».

Эдит потеряла не просто любимого человека, она потеряла себя. Впервые в жизни у нее не было желания петь. И мозг каждую минуту сверлила одна-единственная мысль: «Это я его погубила». Тоска была невыносимой. Эдит почти перестала есть, зато много пила. За ночь она могла обойти до семи ресторанов и везде выпить по несколько рюмок. Домой друзья вели Эдит уже под руки. Ее заставляли давать клятвы не пить, но она умудрялась нарушать их под самыми удивительными предлогами. Однажды она заявила: «Я дала клятву не пить в Париже, но я, например, могу отправиться в Брюссель». И она ехала на поезде в Брюссель.

С горем пополам ей удалось вновь заставить себя выйти на сцену. Эдит даже подписала контракт на гастроли по Европе. Но все планы перечеркнула страшная автокатастрофа. Эдит доставили в больницу, сделали операцию. А после был долгий период реабилитации, во время которого врач посоветовал в качестве обезболивающего морфий. Так в жизни певицы стало одной проблемой больше. Эдит быстро привыкла к наркотику, и потом ей не раз приходилось ложиться в клинику, чтобы побороть пагубную страсть.

Здоровье певицы расшатывалось с поразительной скоростью, она почти не выходила из больниц. После смерти Марселя Эдит пережила четыре курса дезинтоксикации (лечение алкоголизма и наркомании), три гепатические комы, два приступа белой горячки, семь операций и две бронхопневмонии. А потом врачи поставили диагноз — «рак». Хотя сама пациентка об этом так и не узнала.

Последняя любовь

В СОРОК с небольшим певица выглядела на шестьдесят, но это не помешало Эдит пережить последнюю любовь. Тео Сарапо появился в жизни певицы, когда она в очередной раз попала в больницу. «Мадам, в коридоре какой-то молодой человек просит разрешения пройти к вам в палату». «Наверное, поклонник», — подумала Эдит и кивнула в знак согласия. На пороге появился высокий юноша, одетый во все черное, с темными волосами и такими же глазами. «Меня зовут Тео. Месяц назад нас представили друг другу, но вы были слишком заняты, чтобы поговорить со мной». Он подошел и протянул ей маленькую куклу. От неожиданности Эдит засмеялась: «Знаете, я уже вышла из этого возраста». — «Но это необычная кукла. Она из Греции, с моей родины. Она принесет вам удачу». На следующий день он пришел с цветами. Так продолжалось неделю. И каждый раз он приносил какой-то пустяк. Эдит, потратившая состояния на подарки мужчинам, вдруг поняла, что ценно только искреннее внимание.

Через несколько месяцев Тео спросил Эдит: «Хочешь быть моей женой?» Он сказал это просто и очень мягко, как будто боялся ее испугать. «Тео, это невозможно!.. У меня была очень сложная жизнь… Мое прошлое тянется за мной, как тяжкий груз… Я намного старше тебя, почти в два раза». — «Для меня ты родилась в тот день, когда я тебя увидел».

У Эдит не хватило духу сказать «нет». Потом она признается: «По-настоящему я любила только Марселя Сердана. И всю свою жизнь ждала только Тео Сарапо».

Перед свадьбой Тео познакомил невесту со своими родителями и двумя сестрами. Впервые Эдит открыла для себя, какое это счастье, когда вокруг стола собирается настоящая семья.

Торжество состоялось 9 октября 1962 года. Молодые венчались в православной церкви, к которой принадлежал Тео. Окрыленная счастьем, Эдит считала, что вошла в форму. Она дала концерт в престижном парижском зале «Олимпия». Публика стоя скандировала: «Гип-гип-ура, Эдит!» И только Тео знал о приговоре врачей — максимум год.

…Последний раз Эдит было суждено спеть спустя полгода после свадьбы, в марте 1963 года. В апреле ее вновь положили в больницу с диагнозом «отек легкого». Болезнь отягощалась двухнедельным приступом безумия, во время которого она не узнавала Тео. Тот же не отходил от жены круглые сутки. Когда Эдит наконец пришла в себя, она сказала: «Тео, ты не заслужил такого».

Из больницы муж увез Эдит в инвалидном кресле. Они поселились в загородном доме, где Тео взвалил на свои плечи весь труд по уходу за женой. Несмотря на то что врачи скрывали от Эдит правду, она догадывалась о близкой смерти. И встретила ее мужественно: «Мне не страшно умирать, ведь я прожила две жизни».

P. S. Перед смертью Эдит попросила Тео дать клятву не летать самолетом. Трагедия, произошедшая с Марселем Серданом, не давала ей покоя. Она боялась, что что-то подобное случится с Сарапо. Тео сдержал обещание. Но его жизнь все равно оборвалась рано. Он погиб в автомобильной катастрофе через семь лет после смерти жены. Его похоронили в том же склепе, что и Эдит. На парижском кладбище Пер-Лашез.