«В ГОРОДЕ Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят — Боссе, Бетан и Малыша».
Астрид Линдгрен,
«Карлсон, который живет на крыше»

КТО придумал, будто шведские семьи — это когда при одном муже две жены или при двух мужьях — одна жена, или семья из двух мужей и двух жен, все живут вместе и дети общие? Я спрашивал шведов, и они удивленно вскидывали брови, хмурились, переспрашивали, не понимая, а потом смеялись: «Это в России так про нас говорят? Ну и ну… Конечно, у мужа может иметься любовница, а у жены — любовник. Но чтобы семьей… и чтобы это считалось привычным делом и не осуждалось обществом — такого не бывает. Группенсекс — бывает. Но, насколько нам известно, это есть и у вас. С таким же успехом можно сказать «американская», «голландская», «французская» семья. Конечно, лет 30 назад то, что вы имеете в виду, может, и было в моде, но сейчас — исключено.»

Вместе — дружная коммуна

ВПРОЧЕМ, раскрепощенная и незакомплексованная Швеция во все времена отличалась свободой нравов и демократичностью во взаимоотношениях полов. С высокой степенью уверенности шведов можно назвать пионерами европейской сексуальной революции. Масла в огонь подлил вышедший в 60-х годах шведский фильм «Желтое любопытство», пестревший откровенными эротическими сценами.

Недавно скандальный режиссер Лукас Мудиссон, главная надежда современного шведского кино, решил обратить свой взор на эпоху 70-х и рассказать о некой коммуне под названием «Вместе». Швеция, середина 1970-х. Десять лет сексуальной свободы заметно отразились на эволюции нравов в стране, «изнасилованной» экономическим чудом. Мудиссона можно было бы обвинить если не в эпигонстве, то во всяком случае во вторичности, ведь всего двумя годами ранее Ларс фон Триер снял «Идиотов» и, что называется, закрыл тему. Однако швед в отличие от датчанина избрал совсем другую интонацию, предложив вместо радикального экстремизма сентиментальный пастиш, ностальгирующий по безрассудству и обретению нового необычного опыта.

Побитая мужем жена перебирается с двумя детьми в дом к брату, который приютил в своем двухэтажном особняке хиппующую коммуну, уже только одним своим общинным образом жизни протестующую против буржуазной морали и как бы ведущую своеобразную классовую борьбу. Здесь могут долго ссориться из-за необходимости мыть за собой посуду, но быть солидарными при сообщении о смерти испанского диктатора Франко. Тут могут дискутировать в обнаженном виде, не стесняясь ни детей, ни друг друга. Коммунары принципиально отказываются иметь телевизор, не покупают детям рождественских подарков, но при этом в случае необходимости они готовы уступить товарищу-пролетарию собственную подругу; месяцами способны блюсти пост, но при этом не брезгуют однополыми связями… Такая противоестественная жизнь «либеральной секты» с ее противоречивыми установками становится для некоторых настоящим испытанием. Кто-то съезжает, отправляясь в другую коммуну, а кто-то не выдерживает гнета собственного либерализма, вышвыривая на улицу не на шутку увлекшуюся любовными похождениями гражданскую жену. Однако дети цветов не превращаются в цветы зла. Спор между идейными догмами и житейскими ценностями заканчивается торжеством последних. Постепенно хиппующие бездельники становятся людьми.

Ситуация, отраженная в фильме, хоть и укоренена в социальной традиции, но Мудиссон ухитряется найти такую интонацию, что кажется, будто смотришь чистую комедию. Сегодняшние дети-прагматики победившей буржуазии, скорее всего, как раз и будут воспринимать «Вместе» как чисто жанровый опус, не относясь серьезно к закидонам «семидесяхнутых», искавших в том числе и новой любви, но тогда еще не знавших, что она не бывает левее сердца. Что считать свободой

ИЗВЕСТНЫЙ шведский журналист Пер Далберг, работающий на «Радио Швеции», поведал о своем опыте проживания в такой коммуне.

— В Швеции действительно нет такого устоявшегося понятия, как «шведская семья» — в том смысле, который вы подразумеваете. В 50-е годы существовало обозначение «женат или замужем по-стокгольмски». Тогда люди жили вместе, не расписываясь, и это не считалось официальным браком. Далее, в 60–70-е годы, «левые», тесно связанные с движением хиппи, внесли новый оттенок в так называемое совместное проживание. Они искали альтернативу нормальной гармоничной семье. Это было «красное» социалистически-коммунистическое движение, в то время очень популярное не только в Европе и Скандинавии.

Прямой вызов ячейке буржуазного общества и его благополучию — нормальной семье, где папа — глава, то есть так называемому патриархату. Мы были в то время детьми, подростками, и даже в школе это влияние было заметно. Почти все, что было мужским, — считалось негативным, над мужским началом смеялись, издевались. Кстати, многие из моих друзей узнали себя и свое детство в фильме «Вместе». Я тоже жил в коллективе или коммуне, называйте как хотите. Это было в городе Карлстад. Мы спали вместе на одной кровати, хотя каждый имел свою комнату. И, естественно, ничего странного, если я «был» в понедельник с Сусси, а во вторник с Анной. Главное — обоюдное желание.

Мы питались кашами, недорогой пищей, не хотели работать, жили на социальное пособие, у нас даже был свой автомобиль «Форд». Это считалось «Свободой». Неизбежный побочный эффект — буйный расцвет венерических заболеваний в то время. Многих одно это разом вернуло в «нормальное русло». Еще одна деталь, круто повлиявшая впоследствии на возврат к патриархальности семьи, — несколько другая свобода, экономическая: введение в середине 80-х оплачиваемых страховкой свободных рабочих дней по уходу за ребенком для отца. Три месяца для папы, при этом нас еще и активно призывали воспользоваться этой возможностью. Постепенно уравнивание прав женщины и мужчины в Швеции пошло именно таким курсом, чтобы оба могли и работать, и детям внимание уделять.

А вообще было бы интересно пожить в семье, например, с шестью «тетками». Я мог бы попробовать ненадолго, может, кто-то предложит…