– Прошедший телевизионный год был плодовит на мелодрамы...

– Думаю, что продюсеры и режиссеры уже сообразили, что пора менять вектор движения. Видите, не прозвучала картина Егора Кончаловского. Очень лихо сделанная, почти по-американски, но пустая, к сожалению. Она не прозвучала, потому что легла в поле, настолько унавоженное этим добром, что уже не выглядела жемчужиной.

– Судя по тому успеху, с которым прошел по ТВ сериал «Идиот», можно ли говорить о том, что зритель наш прозрел и вернулся к классике?

– Мне кажется, сама постановка вопроса, что классика возвращается, - неправильная. Она никогда никуда и не уходила. Были времена, когда в Москве ставили пять «Чаек», несколько «Гамлетов», и народ ходил. Театры всегда были битком. Другой вопрос, что экранизация «Идиота» - блестящая. В ней главное возвращено - великая драма.

– Но такой колоссальный интерес к «Идиоту» разве не доказывает, что уже накушались дерьма в целлофане?

– Повторяю: на спектакль хорошего режиссера всегда аншлаг. Хороший может ставить хоть Софронова, а плохой - что угодно, никто не пойдет. Так что вопрос о возрождении интереса к классике лежит в другой плоскости - это вопрос искусства или неискусства. Талантливый человек делает талантливые вещи. Вот поставил Володя Машков во МХАТе «№13», и билетов не достать, хотя это довольно легкомысленное сочинение.

– То есть мы возвращаемся к вечному вопросу: в искусстве все-таки главное - не что, а как? Значит, можно взять простенькую пьеску и…

– И может быть успех. А рядом будет идти «Гамлет», гениальная пьеса с народными артистами, но плохо поставленная, и в зале будут зияющие пустоты. В искусстве всегда так.

– Я все же хочу подвести вас к каким-то обнадеживающим подвижкам в нашем обществе…

– Нет подвижек! Пытаться разглядеть то, чего нет, в полном мраке: вот там вроде что-то зашевелилось, ну и что? Конечно, люди скучают по национальному кино, но молодежь не так просто вернуть к нашему кинематографу. Первый и пока единственный случай - это фильм «Звезда».

– Значит, есть надежда, что время дураков проходит?

– Оно, действительно, проходит. Но на фоне того, что все вокруг зыбкое, шатающееся, народ пока лопает то, что дают. А интеллигенция и вшивота всякая все строит под себя, все заходится: свобода, свобода... Народу не нужна никакая свобода. Ему работа нужна, чтоб не помереть с голоду. Это в Доме кино приятно потрендеть о свободе, чтоб себя «прогреть», чтоб вызвать волну. Наши «вольнодумцы» и смутьяны вдруг поняли, что никому не нужны. Ни власти, ни людям. Теперь им нечем заняться. Разве что кого-нибудь с кем-нибудь стравить. Поэтому проходит не только время дураков, но и время мыльных пузырей.

– А вам не кажется, что сейчас происходит разделение на «они» — тех, кто у власти, и «мы», от которых ничего не зависит?

– Не надо этого бояться. Это все чушь, комплексы советской интеллигенции: «Я с властью на всякий случай должен быть в контре». Да не будь ты в контре. Не пой ей гимнов, но и плевать на нее по любому поводу тоже глупо.

– По-моему, сейчас большинство людей наконец поняли, что нормальный человек должен жить своей жизнью, а не кипеть социальными страстями...

– Постепенно проходит страх. И не надо в каждом частном случае - что-то прикрыли, кого-то сняли - видеть грозное знамение, что мы немедленно всей страной отправимся на Соловки. Говорить о свободе в нашей стране, когда каждое г... подает голос, и делать при этом благостное выражение лица - мол, пусть все цветы цветут своим цветом - тоже, наверное, неправильно? Когда гомосексуалисты были меньшинством, они кричали: «Мы тоже люди!» Ну а теперь от защиты они перешли к нападению...

– А вообще свобода нам нужна?

– Свободы абсолютной нет и быть не может. Ее и не было нигде и никогда.