Чувство национальной гордости - что это? Духовные соки, энергетические корни, незримая пуповина, привязывающая нас к определенному участку матери-земли? Или банальная привычка вот к этому - и ни к какому другому пятачку планеты? А может быть – историко-культурный провинциализм?

Моря крови пролиты по сему поводу, начиная с первобытных времен. У тебя все то же самое – тело, руки, ноги, сердце, глаза, но ты ступил на пять сантиметров чужой для тебя территории, и за это должен поплатиться…

Марсоходы уже ползают по Красной планете, космос разрешил человеку немножко полетать в своих просторах – так не пора ли людям понять, наконец, что голубая Терра – наш общий дом, независимо от того, в каком роддоме каждый из нас родился?

На животрепещущую тему в «Press-Обозрении» высказывается удивительная женщина – легенда оперно-балетного мира Ирина Пресс, известный театральный художник по костюмам. В более 100 постановках на лучших площадках земного шара принимала она участие. Петербуржка по происхождению, свой человек в родном Мариинском театре оперы и балета, она вместе с мужем, не менее блестящим сценографом Вячеславом Окуневым сделала репертуар Молдавского театра оперы и балета. В годы так называемого подъема национального самосознания вернулись в Питер. Слава остался в нем, а Ирина вновь оказалась в Кишиневе и вполне этим счастлива. О причинах ее возвращения, о корнях, о разных примесях в крови и прочих деликатных вопросах – наша беседа.

- Ирина, ты ведь родилась в богемной обстановке? И что за кровь течет в твоих жилах?

- Мама Виктория Реготун была оперной звездой в Ленинграде. Больше всего на свете она любила, устав от спектаклей, спать, эдакой кошечкой свернувшись калачиком на тахте. А папа, Игорь Пресс, профессор Петербургского политеха, шестидесятник – олицетворение гиперактивности. Лыжи, палатка, поход, костер, песни – это его. Он любил отдых в лесах, она – курорты в Крыму. Теперь папа – с новой женой, тоже профессором, летом живут на озере в палатке, построили баню возле дачи, растят внуков и вполне счастливы.

Несмотря ни на что, мы очень дружим с новой папиной «половиной», кстати, тоже Ирой. Я звоню ей: «Здравствуй, Ирина Пресс». Она мне: «Приветик, Ирина Пресс».

Вот из чего состоит моя кровь. По деду – еврейка. Две бабки – польки, второй дед – поляк. Прабабка произошла от украинца и гречанки (так и говорила: «Мы- греки-элинны»). Оба мне же всегда говорили, что внешне я похожа на шведку или эстонку.

Мой еврейский дедушка Михаил Александрович Пресс был из Омска. В 20 лет он украл мою бабушку. Ей было 16, и жила она в Беларуссии. Отец ее был капельмейстером при костеле и ни за что бы не дал согласия на их брак. И вот юная бабушка в ватных дедовых штанах и полушубке села на гнедого, и они с дедом поехали якобы покататься на лошадях. На самом же делеоказались на железнодорожной станции. Коней передали знакомому, а сами были таковы. Прадед проклял беглянку и не простил до смерти. Тем не менее прожили они счастливо 5 лет. А в 37-ом деда убили без суда и следствия… На середину Амура баржу с политзаключенными загнали и утопили.

Кстати, у младшего моего сына жена – грузинка, у старшего – русская. Различие по национальному признаку – это такая условность!

Поскреби любого русского – отскребешь татарина, сказал еще Гоголь. Вся прелести национального – в разности песен, танцев, сказок, особенности кухни да темперамента.

- Почему все-таки ты осталась в Кишиневе?

- В наши 24 с Окуневым года мы уже были востребованы и в Ленинграде, и по всему СССР. Однажды приехали в только что построенный кишиневский театр ставить оперу «Колокольчик» Доницетти. Город покорил меня сразу и навсегда. Была золотая осень. Поразили заплетенные виноградом балконы многоэтажек, смыкающиеся аркой ряды деревьев на обочинах улиц – чудо для северян. В кафешках продавали извар и взбитые сливки с шоколадом. Возле театра кукарекали петухи (улочка рядом была – почти деревенская). Голубей было огромное множество, горлинки ворковали по-утрам . Познакомились с людьми – это просто клад: теплые, юморные, хлебосолы. Нам сразу дали квартиру. Когда я уехала назад в Питер, Кишинев мне стал сниться. Стоило мне услышать молдавскую народную музыку – я плакала от избытка чувств. «Здоб ши Здуб» - моя любимая группа.

Никогда не забуду молдавское село Татарешты – друг пригласил к своим родителям. Там дед был – Родион Платица – по-русски ни слова не знал, а я по-молдавски не слова. Но он рассказал мне всю свою жизнь, и я поняла. Их было двое братьев – близнецов. Родиона забрали в румынскую армию, брата – в Красную. Оба были радисты. Под Сталинградом перед наступлением через наушники им посчастливилось поговорить друг с другом. Тот, советский боец, погиб в атаке, а Родя попал в сталинградский лагерь за Уралом. Через 5 лет его отпустили.

Я красила у них веранду в ярко-голубой цвет, научилась из бочек через кишку нацеживать вино. Ездила на тракторе и даже пробовала им управлять.

Да, в начале перестройки решила уехать домой, в Питер. Работы – непочатый край, театры многих стран приглашали на постановки. У меня в Городе белых ночей шикарный дом – в сосновом парке недалеко от Исаакиевского собора.

Но нужно было продать квартиру в Кишиневе. Уже нашли покупателя. Только собрала все документы, как вечером, входя под арку в нашем доме на Штефана чел маре, я была остановлена двумя парнями. Они вырвали из рук моих сумку, с нужными бумагами и деньгами и убежали. Милиция посветила фонариком в кустах – этим закончилось расследование.

И я вдруг отчетливо осознала: это мой любимый Кишинев меня не отпускает. Я должна жить только тут.

Здесь - мои друзья. Молодежь приходит в гости. Кое-какая работа перепадает в оперном – сделали с Норой Константиновой оперетту со студентами-консерваторцами. Изредка летаю в Питер или в города, куда приглашают на постановки.

И считаю: достаток – это не когда у тебя все есть, а когда тебе достаточно того, что у тебя есть.