Когда он эмигрировал из России, фильмы с его участием, как это было принято в те годы, хотели положить "на полку". Но это оказалось невозможно.

"Запереть" пришлось бы добрую четверть самых ходовых картин, включая "Неуловимых мстителей", "Трембиту", "Джентльменов удачи", "Иван Васильевич меняет профессию", "Не может быть!", "Большую перемену", "Афоню". И тогда его имя стали вырезать из титров. Но зрителю и не надо было читать, чтобы знать, что перед ним Савелий Крамаров, самая смешная физиономия советского кино. Сейчас заслуженному артисту России, умершему вдалеке от нее и покоящемуся на кладбище под Лос-Анджелесом, исполнилось бы всего-то 66 лет. Он не афишировал свою национальность, не все знали, что Савелий еврей. Впрочем, у комиков нет национальности, они принадлежат всем, кто понимает их юмор.

Помнится, на заре перестройки молодежной редакции журнала "Советский экран", которую я возглавлял, пришла шальная мысль дать на первую обложку одного из молодежных номеров Крамарова! Поначалу посмеялись над этой совершенно, казалось бы, безумной идеей. А потом я вдруг подумал - почему бы и нет? Это будет "бомба"!

Ходили противоречивые слухи, что, поменяв место жительство, актер зарабатывает, рассказывая байки в эмигрантских ресторанах, что он чуть ли ни торгует сосисками на улице, что с головой ушел в религию. Кто-то считал его жертвой собственных амбиций, кто-то - жертвой эпохи застоя. Но, не вдаваясь в причины его отъезда, хотели рассказать о художнике, которому - в его жанре - замены так и не нашлось. К тому же актер уже стал появляться в американских картинах (там-то, в фильме "Москва на Гудзоне" его герой, бывший агент КГБ, невольно оставшийся в Америке, и торговал сосисками).

Конечно, взять интервью у самого артиста было нереально, но я разыскал фотографа, снимавшего Савелия, вызвонил его старых друзей-соратников, нашел даже учительницы английского, натаскивавшего его перед отъездом по части английского языка (правда, кое-кто начинал упрямиться, говорить, что знал Крамарова слишком мало, чтобы что-то говорить о нем, но иные ударялись в воспоминания охотно). Рассказывали, каким изгоем он себя ощущал, когда, объявив о своем предстоящем отъезде (а визу пришлось ждать три года), попал в "черные списки" и его перестали снимать, знакомые прекратили с ним контакты. Рассказывали, что он бросил пить и курить, стал ходить в синагогу, разговаривать на религиозные темы, стал довольно набожным. Рассказывали, что сильно переживает разлуку с Родиной и, встречая знакомых, даже плачет.

Журнал вышел; правда, без ведома редакции фото Савелия на обложке заменили "девочкой с кошечкой". Цензура поработала! Но публикация все равно была замечена, и пришло много писем от поклонников этого комика, сожалеющих, что он покинул не ласковую к нему Родину (говорил, что прожил там не самую лучшую часть своей жизни, ведь даже за последнюю роль перед отъездом - в фильме "Новые приключения капитана Врунгеля" - ему не заплатили: как бы в наказание).

А позже пришло письмо и от самого Савелия Викторовича, которому кто-то переслал в Америку этот номер журнала. Артист был совершенно потрясен - он и не думал, что о нем когда-либо вновь будут в России писать. Я подготовил ему ответ с выдержками из восторженных писем читателей о его таланте. Отдал секретарше главного редактора, чтобы она отослала в США. Но... спустя года полтора, при разборе редакционных завалов во время субботника, я нашел это письмо неотосланным. Сработала и внутриредакционная цензура. Как бы, дескать, чего ни вышло...

Спустя еще года два я встретил Крамарова на "Кинотавре" в Сочи. Он ходил с охранниками и явно ждал какого-либо подвоха, бритоголовые крепыши ходила рядом даже когда он танцевал с дамой. Но потом его страхи улетучились, и на пляже к беглой знаменитости уже можно было подойти. Интервью он тогда никому не давал, но когда я напомнил о публикации в "Советском экране", тут же встрепенулся, сказав, что он "обалдел, когда ее увидел" и - сделал для меня исключение. Поскольку я был в одних плавках, мне пришлось срочно подбежать к разбросанным на песке загорающим коллегам, взять у кого-то блокнот, у кого-то - ручку. Он выглядел тогда гораздо моложе своих 58 лет. Вокруг него охотно вились девушки, и он, избавившийся в Америке от своего косоглазия, посматривал на них с гордостью.

Сидя на пляжном лежаке, мы проговорили с кумиром моего детства (ведь помню его еще по фильмам "Друг мой, Колька!", "Ребята с нашего двора", "Первый троллейбус") почти час. О чем он расспрашивал меня - уже не так интересно. Важно было, что он говорил о себе. Передо мной открылся человек гораздо более сложный, нежели его дурачки-персонажи, открылась непростая судьба (Савелий, как и многие в 30-50-е годы был "сыном врага народа": отца забрали в 1934-м, и мальчика вырастил, по сути, дядя).

Артистом Крамаров хотел стать сызмальства, но даже в школьный драмкружок его не брали. Считали шалопаем, да и как с такой мордахой его можно выпустить на школьном вечере, скажем, с патриотическими стихами? Ведь все будут от хохота загибаться! В результате Савва окончил лесотехнический, считался инженером, и был спокоен, что профессия у него - на крайний случай - всегда в кармане. Правда, ни дня по специальности не работал. Рано начал сниматься, когда кто-то из ассистентов его приметил. Правда, поначалу не очень верил в свое актерское будущее, поэтому, по рассказам знавших его в молодые годы, будучи авантюристом по натуре, фарцевал редкими тогда американскими шмотками, предлагая даже товарищам по съемочной площадке из-под полы носки с флагом США. Он любил шутки и розыгрыши, а потому, во время съемок в "Первом троллейбусе" как-то раз подговорил юного Евгения Стеблова пойти с ним в "Интурист" с девушками знакомиться: Савелий выдавал себя за иностранца, болгарина, а Стеблов себя - за его переводчика. Да и в зрелые годы Крамаров, тогда уже личность популярнейшая, мог запросто подойти к милиционеру, стоящему на Красной площади с рацией, и попросить заговорщицким тоном: "Соедини в Кремлем...".

Он уехал в глухие застойные годы, не веря, что в его стране может что-то измениться, был убежден, что разлука со своими будет вечной. И когда лет через пять вдруг попал на выступление гастролирующего по Америке Камерного музыкального театра и увидел знакомые лица, то раз сорок повторил одну и ту же фразу: "Не может быть!". Савелий, приезжай, - говорили ему. - Сам посмотришь, как у нас стало" - "но я же считаюсь у вас там врагом народа". - "Да ни один из твоих фильмов не запрещен". - "Не может быть...".

Крамаров был достаточно скромным человеком, не любил шумихи вокруг себя, не был жаден до денег. Уезжая, оставил московской синагоге все свои сбережения, и поехал, по сути, с двумя полупустыми чемоданами. Эмиграция для актера, тем более актера русскоязычного, проблема особенно болезненная. Человек уже навсегда "отравлен" этой профессией, и перестроиться практически не может. Он знал об этом и все рискнул уехать.

- Потому что помимо славы есть еще и жизнь, - объяснил мне Савелий Викторович. - Семьи у меня, по сути, не было. И когда дядя, который жил к тому времени в Израиле, был болен и позвал меня, я должен был откликнуться... Тогда, перед отъездом, у меня был тяжелый период. Трудно падать с пьедестала.

О чем он жалел? О том, что почти не пришлось поиграть классику. Всегда ведь просил режиссеров дать ему попробовать сделать что-нибудь серьезное. Но сыграл нечто "фрачное" лишь в телевизионном "Бенефисе" да на выпускном спектакле в ГИТИС, в "Трех сестрах" Чехова. Но честно признавался, что абсолютно не помнит, кого он там играл. Вылетело из головы.

Себя он считал жутко везучим человеком. Вскоре после переезда у него появился свой агент, которому он платил десять процентов от своей прибыли за то, что тот пристраивал его в фильмы, шоу-передачи и сериалы. Кстати, за шоу, он получал по пять тысяч долларов в неделю: ставка не ахти какая, по голливудским меркам, но жить можно. Был у него и свой юрист, которому тоже платил десять процентов (естественно, не каждый месяц, а когда работал). Довольно быстро появился в одних картинах с Арнольдом Шварценеггером, Сильвестром Сталлоне, Робеном Уильямсом. У Савелия был сильный акцент, и потому ему поручали лишь роли каких-нибудь славян, что сужало, конечно, его диапазон. Но был свой дом, была жена - тоже из российских выходцев, появилась дочка (сейчас ей уже лет 14).

Чем гордился Савелий Крамаров, что даже в самые трудные годы ни разу не ругнул покинутую родину (хотя наша пресса обвиняла его в антисоветских высказываниях). Наоборот, он сыграл даже советского космонавта, и считал, что сделал это с большим патриотическим подъемом. Без работы он в Америке остаться не боялся, и смело заявлял, что тут от голоду еще никто не умирал. Даже при всем желании это сделать трудно.

Помнится, я прямо спросил актера о его взаимоотношениях с религией. Он помялся: "Это сложный вопрос. Давайте напишем так: "Стал религиозным, хотя был атеистом".. А про необходимость охранников рядом с собой объяснил очень доступно: "Инцидентов опасаюсь. Разные пьяницы узнают, подходят. Зачем мне это? Вот в Москве, когда вышел на Арбат, чуть не сбили с ног: вся толпа как бросилась ко мне, как ринулась, лотки перевернули, кричат, что-то пытаются оторвать на память. Мало приятного...".

Напоследок ему удалось сняться в двух русских комедиях - "Насте" у Георгия Данелия и "Русском счете" Михаила Кокшенова. Был счастлив, хотя говорил, что гонорары тут очень смешные. А вот о том, чтобы выйти в Америке на сцену, и не помышлял. "Там и на Моисея-то ходят два еврея, -- развел на прощание он руками. -- Кто пойдет на мой спектакль?"

Сегодня его нет. Но зритель по-прежнему помнит и любит Савелия Крамарова. Заслуженного артиста России, сыгравшего десятки простофиль, неудачливых жуликов и лоботрясов, оставившего светлый след в душах людей и добровольно ставшего аутсайдером, изгоем. Он сделал свой выбор, и не сгинул на чужбине, а ушел с гордо поднятой головой, оставшись еврейским актером из России.