Чтобы попасть в Косово на официальных основаниях, журналисту необходимо получить аккредитацию Международных сил KFOR, которые вроде бы контролируют обстановку в крае. Однако сделать это не так просто: штаб KFOR располагается в столице Косово Приштине, а пробраться туда без разрешительных документов невозможно. Получается замкнутый круг, из которого есть только один выход: действовать неофициально, на свой страх и риск.

Зоран – высокий молодой человек. Короткая стрижка, пятидневная щетина и спортивное телосложение делают его похожим на наших бандитов. Он зарабатывает на жизнь тем, что на своей Mitsubishi переправляет журналистов в Косово. Создается впечатление, что эта работа очень нравится ему самому. По крайней мере соглашается он сразу и с улыбкой, хотя дорога в беспокойный край не из легких. Около 400 км, половина из которых по извилистым горным дорогам. С Зораном страшно ехать даже по прямому шоссе: он гонит по 140 км/ч. Горная дорога, правда, заставляет его снизить скорость. До 120 км/ч.

Многочисленные КПП и блокпосты он пересекает легко. Там его знают. Перед кордонами он кладет под стекло табличку PRESS. Многозначительно кивает дежурным, и у нас даже не проверяют документы.

Через снайперский прицел

Сегодня Косовская Митровица – эпицентр сербско-албанского противостояния. Силы KFOR разделили этот город на несколько секторов ответственности. По улицам разъезжают военные броневики, пушки которых следят за порядком. Боевые действия уже не ведутся, но над городом все время висит атмосфера тревоги.

В Митровице граница между жизнью и смертью проходит через реку Ибар, которая разделяет город на две части, южную, где остались жить только албанцы, и северную, где в постоянном страхе перед новыми погромами обитают сербы. Днем на албанской стороне тихо, только с минаретов доносятся заунывные молитвы. Совсем другая обстановка здесь ночью: взрывы, выстрелы, какая-то загадочная возня. Главный мост через Ибар охраняют французские миротворцы. С броневика один из солдат, не отрываясь от окуляров, смотрит в бинокль на албанскую сторону. «Ищет снайперов, – поясняет местный житель Филипп. – Они отстреливают всех – и гражданских и военных».

Я захотел поговорить с французами и, не торопясь, пошел к их посту, по ходу движения фотографируя солдат. Гораздо быстрее меня двигалась башня боевой машины, поворачивая в мою сторону дуло 120-миллиметровой пушки. Я смотрел на миротворцев через объектив фотокамеры, они на меня – через прицел. «Отваливай, здесь нельзя находиться», – заорал один из них и для убедительности лязгнул затвором автомата. «Учти, они могут и выстрелить, – предостерег Филипп. – А чего ты хотел? Даже их начальники не знают, кого здесь надо защищать. А простые солдаты и подавно. Им достается и от албанцев, и от сербов. Поэтому они предпочитают охранять себя».

Я двинулся обратно, и тут же пушка сменила цель – на крыше одного из «сербских» домов наводчик заметил движение. Три многоэтажки расположились примерно в 300 метрах от моста. Неделю назад стрелявшие из них снайперы убили несколько человек. Сейчас эти дома охраняются миротворцами из Дании. «Мы следим, чтобы сюда никто лишний не прошел, а всем жильцам этих домов мы выписали специальные пропуска, – рассказал мне словоохотливый датский рядовой. Он, правда, просил ни в коем случае не называть его имени. – В этих домах живут преимущественно албанцы, заодно и их охраняем».

Албанцы из «сербской» части Митровицы вообще находятся на особом положении. На окраине города расположилась небольшая деревушка. Сюда регулярно наведывается датский миротворческий контингент – проверяет, все ли спокойно. Как это выглядит на практике, я увидел воочию. На центральную улицу селения въезжают два броневика. Здоровенные солдаты выпрыгивают из машины, вместе ними переводчик-албанец. К ним выходит глава местной общины, невысокий смуглолицый мужчина.

«Вода, еда есть?» – спрашивает его миротворец.

Албанец послушно кивает головой.

«А проблемы есть?»

«Понимаете, в чем дело, – встрепенулся глава общины. – Вообще нет никакой связи с внешним миром».

На вершине горы, возвышающейся над Митровицей, дежурят трое снайперов. Тоже датчане. Отсюда весь город как на ладони. И «сербский» и «албанский» сектора. «Мы наблюдаем за местностью. Следим, чтобы все спокойно было, если что-то произойдет, мы немедленно передадим по рации начальству», – объясняет один из них.

«Мы потеряли все»

Год назад в Митровице начали возводить дома для сербских беженцев, которых албанцы выгнали из их домов еще в 1999 году. Дома пока не достроили, но в них уже поселились люди. «Новые беженцы». Они спят на голом бетоне.

«Я в чем была, в том на улицу и выскочила, – вспоминает Джорджия Антич. – Мы с мужем разом потеряли все, дом, двоих детей. Все». Их эвакуировали силы KFOR за мгновение до наступления албанцев. Ничего из вещей они не успели взять. Когда они отъезжали, то увидели позади алое зарево – разъяренная толпа подожгла их дом. Сейчас они пытаются хоть как-то обустроиться. Но голые стены временного пристанища не заменят теплоты и уюта родного очага. Муж Джорджии, Ивица, лежит на холодном полу. Он парализован уже несколько лет. Античи не представляют, как будут жить дальше. Они вроде бы могут уехать в Сербию, бросив свой родной край, где их предки жили веками, или же остаться в Косово. Но проблема неразрешима, ведь ни в Белграде, ни в Митровице их не ждут.

Руководство Сербии и Черногории вообще не хочет, чтобы кто-то из сербов покидал Косово. Они прикрываются принципом: «Раз вышел – навсегда потерял территорию». Но и реальной защиты соотечественникам Белград предоставить не может. За три дня резни в Косово вынужденными беженцами стали больше тысячи человек. Обратно они вернуться не могут: их дома сожжены дотла. В Митровице им жить негде.

Помощи от российского МЧС здесь ждут с нетерпением. «В Косовскую Митровицу уже доставлена первая часть гуманитарного груза, – сообщил вчера «НИ» руководитель оперативной группы МЧС России в Сербии и Черногории Сергей Кудинов. – Мы привезли электростанции, палатки и постельные принадлежности. Сейчас распределением и судьбой этой помощи занимается сербский комитет по делам беженцев и Красный Крест. Судя по всему, большой лагерь мы ставить не будем. Очень много людей хотят вернуться обратно к своим сгоревшим домам и поставить палатки рядом с ними. Сейчас решается вопрос, как это будет происходить. Мы также планируем, что будут возведены палаточные городки на 40–50 человек в Косовом Поле и Чагровице. Кроме того, на границе с Косово стоит еще одна наша колонна с предметами личной гигиены, школьными принадлежностями и спорт инвентарем. Надеюсь, что к понедельнику она доедет до Митровицы». Это все доставлено в Сербию в рамках чрезвычайной гуманитарной помощи.

МЧС России также планирует организовать и долговременную помощь. Планируется, что в Косово поставят несколько сотен модульных домов. «Мы уже ездили по разгромленной территории и искали места, где можно поставить домики, – говорит Сергей Кудинов. – Видели и весь масштаб разрушений. В той части Косово нет даже госпиталей. Мы уже присмотрели несколько мест, где будут стоять дома, но это еще надо будет согласовать с теми, кто в них будет жить».

Депутаты везде одинаковы

Белград, как и любая столица государства, пытается по-своему перемолоть внутренний межэтничесий конфликт. Яркие ночные клубы и обилие туристов на улицах города иногда заставляют усомниться, что чуть больше недели назад в Косово прошла массовая резня, а точечные зачистки продолжаются и по сей день. Политики и официальные лица каждый день вводят людям инъекции амнезии, но народ, кажется, уже выработал от них иммунитет.

«Новые беженцы» пока еще не участвуют в демонстрациях протеста. Им некогда – надо найти крышу над головой. Те же, кого выжили из своих домов еще пять лет назад, часто собираются на площади напротив сербского парламента. Во главе Симо Спасич, президент ассоциации семей, потерявших в Косово родных. Люди приносят сюда плакаты с фотографиями своих друзей и родственников, которых либо убили, либо похитили.

Они выстраиваются перед парадным подъездом парламента и часами ждут, когда их боль пробьется через массивные двери к представителям властей. Но депутаты везде одинаковы: что в России, что в Сербии. Они важно выплывают из подъезда, но, едва завидев демонстрантов, переходят на рысь и спешат побыстрее пробиться к своим дорогим иномаркам. Ни один из них не реагирует на возгласы мегафона, который голосом Симо Спасича кричит: «Сколько можно прятаться! Когда же вы нас услышите! Сколько это будет продолжаться...» Миссия депутатов уже выполнена: в пятницу они абсолютным большинством голосов (201 человек из 202-х) протащили резолюцию, из которой следует, что изгнанные со своих земель сербы должны вернуться обратно.

«Если бы я тогда, в 1996 году, знал, что здесь произойдет такое, никогда бы из России не уехал», – рассказывает Звонко, вынужденный переселенец из Косово. Несколько лет он работал в Москве на стройках, копил деньги на новый дом. Собрал нужную сумму и поехал на родину – обживаться. Но в 1999 году он лишился всего. «Я родом из Чаглавицы. Там и мой отец, и мой дед жили. В 1999 году, как и неделю назад, албанцы напали на наше село, вырезали почти всех жителей. Нам с женой и дочкой удалось вырваться. А мой мальчик погиб. Саше не исполнилось и шести лет». – Глаза Звонко наполняются слезами, плечи дрожат.

«Мой род тоже из тех мест, – подходит высокий седовласый мужчина. Он нежно кладет руку на спину Звонко. – У меня тоже все пропало. Но я, как и все тут, не хочу и не буду сдаваться. Мы будем бороться до последнего. Надо прекратить эту резню. Это немыслимо: сербу становится опасно жить в Сербии. Если это не прекратится, я устрою третью сербскую революцию».