Бывший "министр-скандал" Виктор Калюжный предпочитает называть себя хозяйственником и любит говорить правду без обиняков. Для дипломата это отнюдь не доблесть. Поэтому многие обитатели высотки на Смоленской были чуть ли не в шоке, когда узнали, что в полку заместителей министра иностранных дел прибыло бывшим руководителем Минтопэнерго. Однако именно таким было решение президента Путина: назначить в этом ранге г-на Калюжного своим специальным представителем по вопросам урегулирования статуса Каспийского моря. Ход неординарный и на первый взгляд рискованный может оказаться весьма эффективным с точки зрения российских интересов.

В этом убеждаешься, наблюдая за более чем энергичной деятельностью, развернутой г-ном Калюжным на новом поприще. Отправляясь в первую поездку по странам каспийского региона, Виктор Иванович ощущал себя, кажется, не столько дипломатом, сколько менеджером, стремящимся к быстрому достижению результата. Трудно сказать, насколько он представлял себе все сложности проблемы, на решение которой его бросил президент. Выработка нового статуса Каспийского моря буксует уже много лет - с тех пор, как в результате развала СССР Каспий стал омывать берега не двух государств, советского и иранского, а целых пяти: кроме Ирана, еще России, Казахстана, Азербайджана и Туркмении.

И если до 1991 года правила игры на этом внутреннем евразийском водоеме определялись советско-иранскими договорами 1921 и 1940 годов, то новые суверены, хоть формально и признали для себя обязательными эти документы, фактически начали трактовать их каждый по-своему и в своих интересах. Договоры эти официальной морской границы не устанавливали, однако фактически разделительная юрисдикция на Каспии существовала. Она была очерчена "славным" сталинским наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой, который в 1935 году модным в те годы образом порвел по карте линию между самыми южными точками моря на азербайджанском и туркменском побережье. Эту линию (ее называют Астара - Гасан-Кули) в советские времена старались не пересекать с юга иранские суда, а с севера - советские.

Однако наступили новые времена, и "секретные линии" перестали одинаково устраивать всех. Скажем, для Азербайджана они оказались в самый раз после того, как на его каспийском шельфе были обнаружены новые нефтяные клондайки и Гейдар Алиев в середине 90-х заключил с западными компаниями "контракты века" на их освоение. В Баку заговорили о необходимости деления Каспия на национальные сектора, и южная граница азербайджанского сектора весьма кстати совпадала с "линией Ягоды". Но не устраивала она иранцев, поэтому в те годы Тегеран, впрочем, как и Москва, настаивал на сохранении Каспия в общем пользовании. Схожей позиции придерживался тогда и Ашхабад, справедливо претендовавший на свою долю нефтяных месторождения в центре Каспия, которые также уже начинал разрабатывать Баку.

Потом были открыты новые, еще более грандиозные залежи нефти уже на севере Каспия, на российском и казахстанском шельфе. Именно тогда и произошло событие, которое кардинально изменило расклад сил на Каспии. Президент Казахстана Назарбаев, спешивший дать "зеленый свет" работам на своих участках, в день своего 58-летия, 6 июля 1998 года, приезжает в Москву и подписывает с Ельциным "Соглашение о разграничении дна северной части Каспийского моря" - "в целях осуществления суверенных прав на недропользование". Это означало, что Москва и Астана де-факто приступили к выработке нового статуса Каспия. Принцип был предложен следующий: делим дно, чтобы добывать его недра, а толщу воды и его поверхность оставляем в общем пользовании. Свободе судоходства - да! Также "да" - цивилизованному рыболовству и защите окружающей среды.

В Баку "московские именины" Назарбаева бурно приветствовали, Гейдар Алиев назвал июльское соглашение "шагом в правильном направлении" - к полному делению на национальные сектора. В Ашхабаде же, напротив, были разочарованы. Но в самом глубоком трансе оказался Тегеран. Там это восприняли чуть ли не как предательство со стороны Москвы. Тогда-то персидская дипломатия и обозначила те бастионы на пути к каспийскому консенсусу, брать которые отправился в Тегеран в начале этой недели Виктор Калюжный. Выглядела иранская позиция по-детски просто: "или - или".

Или сохраняем все море, включая недра, толщу вод и поверхность, в общем пользовании - или давайте делить все это "по-братски", на пять равных частей. Все соседи, за исключением, пожалуй, Туркмении (у нее свои отношения с персами), отнеслись поначалу к этому изыску Тегерана действительно как к детской прихоти. Ну как можно было серьезно рассчитывать, что Азербайджан будет делиться с Ираном своей акваторией, тем более изрядно нефтеносной… Тогда в качестве компенсации Азербайджану должна была бы "нарезать" немного каспийской воды и Россия. А ей, в свою очередь, - Казахстан, которому пришлось бы делиться больше всех. У этой страны самая большая береговая линия на Каспии, около 30 процентов.

Но оказывается, у Тегерана в том же 1998 году нашлись в Москве нежданные союзники. Бывший тогда заместителем министра иностранных дел России Борис Пастухов подписал с иранцами документ, в котором поддержал претензии Ирана на 20-процентную долю Каспия…

Ссылки иранцев на "гарантии Пастухова" изрядно потрепали нервы российским переговорщикам в Тегеране. Хозяева приводили их всякий раз, когда Калюжный говорил: "Самый разумный компромисс - двигаться тем путем, которым пошли Москва и Астана, разделив между собой дно и оставив в общем пользовании все остальное". - "А как мы можем быть уверены, что это последнее слово Москвы, вот Пастухов тогда согласился с нами, и где он теперь? - риторически вопрошали недоверчивые персы. - Теперь вот ваше новое предложение, а вдруг и вы уйдете?"

Тут Виктор Иванович, видимо, несколько перестарался с дипломатической деликатностью и не стал напоминать своим визави, что, в отличие от своих предшественников, он представляет лично главу государства, а следовательно, его полномочия несравненно выше.

Без восторга выслушали в Тегеране и другую инициативу Калюжного, на тот раз принципиально новую и, по его мнению, позволяющую решить головоломку спорных месторождений на Каспии. "50 на 50" - таков принцип освоения таких площадей. Причем с возмещением "исторических" инвестиций одного соседа другому - тому, кто уже начал работы на спорном месторождении. Иранцы вяло ответили "да", но при условии, если эти точки с "50 на 50" будут включены в 20-процентную квоту Ирана. То есть практически это звучало как отказ.

В чем дело, откуда такое персидское упрямство? Свидетельство ли это силы либо слабости Тегерана? Скорее всего, и то и другое. Каспийская слабость Ирана очевидна, его прибрежный шельф - самый бедный углеводородами по сравнению с соседскими. Но, с другой стороны, в Тегеране прекрасно понимают, что пока он не даст добро на новый каспийский порядок, вся морская добыча не получит легитимного статуса и будет отчасти отпугивать иностранных инвесторов от партнеров, к которым ревнует Иран.

Однако и здесь обнаруживается персидская слабость, но уже другого свойства - геополитическая. Российский эмиссар не преминул ею воспользоваться. Г-н Калюжный вынужден был заметить иранцам, что если они будут упорствовать в своих позициях, то в качестве "третейского судьи" в регион могут прийти ненавистные Ирану Соединенные Штаты. И вряд ли тогда с иранскими интересами будут считаться так, как это готовы делать в России…