Напомним, что две экспертизы дали абсолютно полярные результаты. Исследование, проведенное российским Институтом молекулярной биологии, показало, что на 99,9% тело принадлежит биологическому ребенку Леси Гонгадзе.

Немецкие генетики пришли к обратному выводу – в пятне крови, оставленном живым Гонгадзе на медицинской карточке, и образце материала, взятого у таращанского трупа, не найдено ничего общего.

Эти выводы породили массу версий и гипотез. Допускалось даже, что части тела из Таращи, которые, перед тем как были переправлены в Германию, хранились дома у коллеги Гонгадзе, были выкрадены, а вместо них подброшена рука какого-то постороннего тела. По другим предположениям, подмена произошла еще в морге, откуда тело исчезло, позже неизвестным образом появившись на столе у экспертов. Народная молва породила даже слух о том, что у Гонгадзе был брат-близнец, которого еще в роддоме у Леси Гонгадзе похитил главный врач, и именно его тело могли идентифицировать как ее биологического ребенка. Или же наоборот – к нему на самом деле относились свидетельства о том, что Гонгадзе жив (время от времени пропавшего журналиста якобы встречали то на Украине, то в Чехии, то в Польше). Один из видевших Гонгадзе живым совсем недавно был даже допрошен Генпрокуратурой Украины.

И вот теперь Леся Гонгадзе, раньше отказывавшаяся хоронить тело до окончания расследования убийства, вообще отказалась признавать останки из Таращанского леса принадлежащими ее сыну. Она заявила об этом через своего адвоката Андрея Федура. Он ссылается на некие «весомые подозрения», появившиеся в последнее время.

Уточнять, что именно имеется в виду, адвокат намерен лишь после того, как он и Леся Гонгадзе получат возможность побывать в главном бюро судебно-медицинских экспертиз и смогут «подержать в руках сами останки». «Когда мы установим некоторые абсолютно объективные данные, которые будут прямо свидетельствовать, что это не тело Георгия Гонгадзе, то никому не будет нужна экспертиза ДНК»,– таинственно заявил Федура. Если предположения адвоката подтвердятся, то неизбежно встанет вопрос о том, жив ли Гонгадзе. Леся Гонгадзе и г-н Федур не исключают, что журналист до сих пор держится где-то в заложниках. Так что экспертиза может спровоцировать дальнейшие поиски, если, конечно, она вообще будет проведена.

Дело в том, что украинская Генпрокуратура, после предоставления политического убежища Николаю Мельниченко, отказывается сотрудничать с экспертами ФБР, которые должны были поставить точку в деле опознания или неопознания останков из Таращи. Федур согласен на любых других экспертов, и здесь правосудие могло бы договориться с защитой, если желание Генпрокуратуры довести расследование до конца было бы очевидным. Дело Гонгадзе уже не раз запутывалось в бюрократических препятствиях, поскольку инициаторами расследования выступали депутаты, а не официальные структуры. Впрочем, в то, что Гонгадзе жив, похоже, верит уже только его мать. В субботу ОБСЕ с формулировкой «посмертно» отметила его «за вклад в продвижение принципов ОБСЕ в области прав человека, демократии и независимой подачи информации» 20 тыс. долларов.

Впрочем, европейцы могли поторопиться – гипотетическая вероятность того, что Гонгадзе сам явится за премией, существует. Во всяком случае, до тех пор, пока в деле идентификации останков не будет поставлена точка.