Государство меняет систему интеграции детей-репатриантов.

...10-летняя Аня, точнее, Анат, могла бы стать примером прекрасной и быстрой абсорбции. Уже через три месяца после приезда в Израиль у нее появились подружки-израильтянки, а через полгода она говорила родителям, что ей легче общаться на иврите, чем на русском. Сейчас Аня осваивает украинский язык: ее, стопроцентную израильтянку, мама силой увезла из Израиля - чтобы сохранить своего ребенка.

На прошлой неделе министерство абсорбции призналось израильтянам: несмотря на усилия армии специалистов, несмотря на почти 28 миллионов шекелей, вложенных в прошлом году в дополнительные, внебюджетные программы интеграции, абсорбция детей репатриантов провалилась. Прежде чем зачитать результаты исследования "успехов" абсорбции детей-репатриантов, и министр Ципи Ливни, и начальники всевозможных организаций, помогающих детям-олим, долго готовили слушателей к "тяжелой правде, которой нужно смотреть в глаза", к тому, что "мы еще больше средств и усилий должны вкладывать в наших детей", и к тому, что нельзя, исходя из этих данных, "создавать негативный образ ребенка-репатрианта", усугубляя тем самым трудности его и без того тяжелой абсорбции.

Итак - среди подростков, задержанных полицией по подозрению в правонарушениях, 37% составляют дети репатриантов, хотя доля новых репатриантов среди всего населения Израиля - всего" 12%. В 2003 году против подростков-репатриантов было открыто на 21% больше уголовных дел, чем годом раньше.

Подростки-репатрианты больше пьют, курят и употребляют наркотики, чем дети израильских старожилов и сабр. 23% не посещают школы из-за страха перед насилием, среди сабр эта цифра 13%, репатриантов также значительно чаще исключают из школ. В 2003 году количество самоубийств среди репатриантов значительно возросло - из 117 случаев подростковых самоубийств, случившихся в Израиле за последнее десятилетие, 21 самоубийство было совершено репатриантами.

Процент детей, растущих в бедных семьях, также выше среди новых репатриантов: если в среднем по Израилю в бедных семьях живут около 21% детей, то среди репатриантов - 25%. Детей, чьи семьи живут исключительно на пособия и пенсии, в среде новых репатриантов почти вдвое больше, чем в среднем по стране -21.4%.

Мальчики - наша надежда

Дети-репатрианты, тем не менее, стремятся к саморазвитию, особенно сильны эти усилия у мальчиков-олим. Например, театры, музеи и кино мальчики-репатрианты посещают чаще, чем сабры, и значительно чаще чем девочки-олим. Мальчики-репатрианты читают газеты чаще, чем сабры, а вот девочки - реже, чем их ровесницы-уроженки страны. Книг дети-олим читают намного больше - 74% новых репатриантов прочитали хотя бы одну книгу в прошлом месяце, среди сабр эта цифра - 63%. Репатрианты также больше смотрят телевизор и дольше сидят за компьютером, чем сабры. 58% детей, выходцев из СНГ, получают аттестат о среднем образовании, и эта цифра намного превышает процент сабр, получающих аттестат.

Бывшая израильтянка, будущая украинка

Анат очень любила ходить в школу - почти весь класс был у нее в подружках, а лучшей подругой была Лиора, чьи родители приехали из Ирака около 30 лет назад. В 14 лет у Анат начался переходный возраст - ее мама Наташа поняла это, когда Анат начала каждую неделю ходить на дискотеки и в кафе. Поначалу Наташу вечерняя жизнь Анат ничуть не смущала — до тех пор, пока от Анат по вечерам не стало пахнуть сигаретами. Наташа решила отучить дочку от "вечернего курения" и однажды запретила ей выходить из дома и ходить на дискотеку. Но Анат не привыкла к запретам - она продолжала краситься и крутиться перед зеркалом, как будто мама ей ничего не говорила по поводу ее вечерней гулянки. Тогда Наташа обошла все двери в квартире и каждую из них заперла на ключ - но это не сработало: Анат закатила истерику по поводу ограничения ее свободы, сообщила Наташе, что никто и никогда не будет указывать, что ей делать, выскочила на "гину" и прежде, чем Наташа успела разгадать ее план, перемахнула через забор и ушла. Ночевать домой она не пришла. На следующий день Наташа пошла в школу к дочери — та, увидев ее стоящей у школьного забора, вышла через другой выход - в этот день Наташа так и не увидела дочку. А девочка тем временем по совету своей лучшей подруги попросила встречи с социальным работником и рассказала ему о своей тяжелой и невыносимой жизни.

- Уже на следующий день меня вызвал соцработник и показал заявление, написанное Анат. Она написала, что за последние три недели я ей не купила ни одной новой вещи, что я её запираю дома, ограничиваю её свободу, и она просит защитить её от меня. Соцработник сказала, что через суд в ближайшее время она добьется постановления о том, что я не могу приближаться к дочери, а пока я не должна предпринимать никаких попыток, чтобы увидеть свою дочь - она в надежном и безопасном месте.

Соцработник сказала правду - через два дня суд вынес постановление, что в течение 100 дней я не могу встречаться с дочерью. Как я пережила эти сто дней - не знаю, а потом соцработник пригласила меня для того, чтобы я посетила интернат, где будет жить и учиться моя дочь. Я пришла к зданию интерната, Анат с соцработником были уже там, по лицу Анат я поняла, что она уже соскучилась по мне и хочет домой — в общем, Анат сказала, что интернат ей не понравился (на меня он произвел самое удручающее впечатление — похож на тюрьму), что она хочет вернуться домой, и пообещала соцработнику, что при малейшем давлении с моей стороны она тут же ему сообщит, ее немедленно направят в интернат, а по отношению ко мне они будут "принимать соответствующие меры".

Дома Анат прямо светилась от удовольствия - понимала, что теперь я ничего не могу ей сказать и запретить, и чувствовала себя полной хозяйкой положения. А я начала искать выход из этой ситуации - я мать, но не могу воспитывать своего ребенка, не могу сделать ничего против ее "шерстки", а значит, не могу быть матерью. Я долго советовалась со своими родителями, с бывшим мужем, который остался в Украине, и мы нашли только один выход - увезти Анат из Израиля. Для осуществления этой нелегкой задачи я вызвала в Израиль бывшего мужа - одна бы я не справилась: мы оба силой везли Анат в аэропорт, она кусалась и щипалась, после этой поездки я была вся в синяках.

Но увезти Анат нам все-таки удалось, она не стала кричать и просить помощи у полиции в аэропорту, чего я очень боялась. В Украине первое время Анат было действительно тяжело — она плакала, говорила только на иврите, просилась обратно в Израиль. К новой украинской школе привыкала несколько месяцев. А теперь она звонит мне и говорит: "Мама, я наверное поступлю в университет и отучусь в Украине, здесь с нас строго спрашивают и для учебы это лучше. А после университета, наверное, приеду в Израиль”. Теперь мы с Анат снова подруги, она знает, если бабушка почувствует, что от нее пахнет сигаретами по вечерам, ни на какую дискотеку она не пойдет, — сейчас Аня воспринимает это как должное.

Эмигранты, дети эмигрантов

Интеграцию Анат можно было бы назвать удачной, - задаю я вопрос Инне Бен-Ури, советнику по воспитанию из Нетании, готовящей докторат по абсорбции подростков-репатриантов из стран бывшего СССР. — Не считаете ли вы, что соцработник навредил ее абсорбции и "перекрутил" жизнь Анат и ее семьи в Израиле?

— Не считаю. Родители Анат не решили проблему своей дочери — они отложили ее на потом. Они выбрали самый легкий путь, но ведь Анат собирается вернуться, а значит ей предстоит еще одна абсорбция со всеми ее проблемами и трудностями - все равно, что от жалости отрубать хвост собаки не одним махом, а по маленькому кусочку. Когда девочка вырастет и сможет оценить то, что сделали ее родители, она вряд ли скажет им спасибо. Анат могла бы стать настоящей израильтянкой, чувствовать себя в Израиле как дома, вместо этого она станет украинкой, которой будет нелегко жить и снова абсорбироваться в Израиле. Она может не простить родителям, что из-за их силового решения она не стала частью израильского общества.

— Почему все усилия по абсорбции подростков-репатриантов не дают результата?

— Подростковый возраст очень трудно пережить — и ребенку, и его родителям, а сегодня подростковый возраст длится очень долго - примерно с 9 лет и до 22, хотя раньше, по мнению ученых, он начинался лет в 14. Подросток в этом возрасте должен сформировать для себя новую картину мира, отказавшись от старой, новую картину подросток обычно рисует со своих родителей. Но родители-репатрианты обычно плохо знают израильскую жизнь, не знакомы с ее культурой и особенностями, ребенок видит это и понимает, что не может формировать свой мир по образу и подобию своих родителей, потому что те ничего в этом мире не понимают. Постепенно ребенок уходит от израильской жизни, так как все соприкосновения с системой заканчиваются для него провалами — он плохо знает иврит, не разбирается в культурных ценностях ровесников-сабр. Так ребенок отдаляется от родителей, школы и одноклассников и начинает искать авторитеты на улице, среди себе подобных. Отсюда и основные проблемы подростков-эмигрантов...

— Вы называете "алию" эмиграцией?

— Я считаю, что об "алие" можно было говорить в 70-х годах, когда в Израиль ехали из идеологических побуждений. В 90-х Мотивы приезда в Израиль были теми же, по которым бывшие советские люди ехали в Германию или в Америку, так что в 90-х речь идет уже об эмиграции со всеми ее трудностями.

— Что нужно делать министерству абсорбции, чтобы его усилия не пропадали даром?

- Нужно вкладывать в исследование проблемы. В реальные действия деньги вкладываются — открываются кафе для репатриантов, различные программы, но они не даюг результатов, потому что, видимо, научное обоснование, лежащее в их основе, ошибочно. Нужно пересматривать основы подхода к абсорбции. Денег же на исследования министерство абсорбции не выделяет, их субсидируют частные фонды, университеты. Я, например, за то, чтобы с трудными подростками-репатриантами работали студенты факультетов психологии, социологии - для них это будет практика, а подростки увидят, как репатриант может преуспеть в израильском обществе, это будет положительным примером для них.

— Каково будущее подростков-репатриантов в Израиле?

- Я смотрю на него с оптимизмом, потому что вижу, что уважение к образованию в русской культуре не теряется, а даже усиливается после репатриации, и очень четко перенимается детьми от своих родителей.