Наши авторы – один из зачинателей еврейской журналистики и активист еврейского возрождения в б. СССР Борис Дорфман и его сын Михаэль посетили могилу ЛюбавичскогоРебэ, или, как говорят хасиды, «Огель» в Джамайке, в пригороде Нью-Йорка.

– Ну чего вы беспокоитесь? Заботитесь. Радуйтесь и веселитесь! Пейте вино! Танцуйте и пойте веселые песни! Ведь мы живем во время Мессии! Наше время – удивительное время и все идет к тому, что грядет в мир наш Царь-Мешиях, – говорил наш нью-йоркский друг Миша, бывший инженер из Кишинева, затем эстрадный музыкант из Иерусалима, а теперь любавичский хасид из Бруклина,

– Ну какие такие заботы? Антисемиты? Пустое, зачем о них заботиться. Не наша это проблема. ... Арабы грозят Израилю уничтожением!? Да не беспокойтесь, Г-сподь не допустит!... Катастрофа, Холокост – ну было, упаси Б-г, но нам-то повезло жить в эпоху Мессии, все близится к освобождению! Пойте, пейте и веселитесь! Грядет возрождение, геула и Ребе-Царь-Мешиях грядет. Посетите лучше могилу Ребэ и вы все поймете.

Последовав совету, в хмурый зимний день мы сошли на станции Джамайка, которая тем и знаменита, что от нее веером расходятся пригородные поезда по всему острову Лонг-Айленд. Такси отыскалось быстро, зато доехать до места оказалось непросто. Таксист плохо понимал по-английски, да и местности, как оказалось, не знал вовсе.

Верней знал лишь один маршрут. В рабочее время он возил пассажиров от вокзала в Аэропорт им. Кеннеди, а нас он взялся подвести из-за отсутствия обычных клиентов. Но мы не беспокоились, и все вместе с помощью карты и путаных указаний динамика на испанском языке, а возможно и еще чего-то, доехали до места.

Маленький домик при входе на еврейское кладбище меньше всего напоминал мавзолей. И действительно, не пристало евреям строить пышные храмы и мавзолеи.

– Храм в Иерусалиме был пышным, а все синагоги и молельни – временные, – объяснял нам как-то знакомый раввин, – Все наши синагоги – это место ожидания мессии. Какова судьба всех этих пышных храмов в столицах Европы? Как выстроили, так и сразу беда пришла. Да и в Америке, смотрите!

Выстроили пышные синагоги в Бруклине или в Дорчестере (Бостон), а потом евреи оттуда ушли, синагоги опустели. Не еврейское это дело строить пышные храмы, а надо дожидаться Мессии, который может придти каждый момент. Знаете, рабби Симха Буним из Злочова даже ложился спать, взяв с собой молитвенные принадлежности – филактерии, талес.

Рабби говорил: «Если трубы Мессии прогремят среди ночи, то я, не задерживаясь, встану, завернусь в талес, возьму филактерии и пойду за ним. Ведь, если придет Мессия, то не пристало еврею задерживаться, и нужно ему будет лишь то, что для молитвы необходимо».

Небольшой холл с большим портретом последнего Любавичского ребэ, рабби Менахема-Мендла Шнеерсона. Огромный телевизор, постоянно показывающий выступления Ребэ. Ребэ всегда выступал на идише.

На очень интересном идише, где от германской и славянской составляющих этого языка были лишь предлоги и междометия, а речь состояла из сплошных древнееврейских и арамейских оборотов.

Подумалось, что священный язык – лойшенкойдеш наших раввинов и мудрецов был больше похож на речь Ребэ, чем на сконструированный современный иврит. Табличка сообщала, что здание выстроено благодаря щедрой помощи Йосефа Гутника из Австралии и его жены Черны.

В глубине располагалась небольшая синагога, где группа молодых хасидов разбиралась в секретах Торы. Недаром ортодоксальные евреи называют синагогу не иначе, как «шул» – школа. Папа заговорил с ними на идише. Большинство поняло, хотя бойко изъяснялись по-еврейски лишь трое. Ребята, как оказалось, были израильтянами, приехавшими в Америку на год.

– Неужели из самой Украины? И специально приехали сюда? На могилу Ребэ?

Гость с Украины заинтересовал хасидов необыкновенно. Ведь это мифическая «старая родина», где в маленьких местечках жили великие, почти легендарные раввины, мастера хасидизма, где, как рассказывают, даже Илья-пророк в скромной одежде еврейского коробейника-колбойника ходил от местечка к местечку, чтоб помогать евреям, попавшим в беду .

Впрочем, раввины и мудрецы наши для еврея вовсе не далекая история. В ортодоксальном еврействе принято цитировать их лишь в настоящем времени, подчеркивая золотую цепь вечного и непрерывного еврейского диалога. Да и сплошь и рядом живут рядом с нами прямые потомки великих раввинов.

Совсем недавно в Бруклине встречались мы в Бруклине с Яном Дербаремдикером, правнуком великого «Бердичевского магида» рабби Леви-Ицкоха Дербаремдикера, что по-еврейски значит «милосердный», а лишь накануне в офисе на Пятой авеню в Манхеттене нас поил чаем известный адвокат Петр Рабинович – прямой потомок легендарного основателя хасидизма Исроэля Баал-Шем-Това. Но... как принято у евреев – учеба важней любопытства, да и настало время молитвы.

Если пройти дальше, через задний дворик, то попадаешь в сам «шатер-огель» – большой тент, натянутый над столами. В восточном углу стоял ковчег Торы, а сбоку, как в обычной синагоге, лежали молитвенные принадлежности для тех, кто не принес с собой.

Кроме обычных ермолок, филактерий и молитвенников, посетителям еще предлагались пляжные шлепанцы. Ведь, по традиции, не пристало посещать могилу и предаваться трауру в кожаной обуви.

Посетителей в тот день было совсем немного. Две печальные бухарские еврейки, одетый в «бизнес»-костюм американец, пара, говорившая между собой по-французски, седой израильтянин средиземноморского вида с двумя сыновьями...

От шатра до захоронения не больше 20 метров. На небольшом участке лежат два последних любавичских раввина – Седьмой ребэ Менахем-Мендл Шнеерсон и его дядя и тесть Шестой ребэ Иосеф-Ицхак.

Здесь можно класть записки с молитвенными просьбами. Еще принято читать псалмы. Как известно, каждый псалм имеет магическую силу для особых случаев – для выздоровления, для спасения, для успеха, от неправого суда и т.д.

Обратно к станции нас подвозил Мени, 29-летной американский бизнесмен, с которым мы тоже познакомились в шатре. Полное имя его – Менахем-Мендл, в честь Ребэ. Живет в Бруклине.

Мы попали в привычную нью-йоркскую шестичасовую пробку, поэтому для беседы оставалось много времени. Говорили мы на идише – единственном языке, понятном всем троим.

Разговор постоянно прерывался звонками сотового телефона, на которые Мени отвечал, то по-английски, то по-испански, то на иврите. Мени родился в Уругвае в хасидской семье.

Прадед Мени приехал в Южную Америку с Украины, а предки матери – из Бессарабии. Мени закончил в Израиле ешиву. Там же нашел жену. Пятеро из шести детей родились уже в Америке.

– Ты себе не представляешь, что мне Ребэ сказал! Жалко времени на то, что я раньше делал, – говорил Мени жене на иврите, полагая, что его не понимают, – Я ведь раньше ходил к нему, рассказывал о проблемах, о заботах... Сегодня Ребэ сказал мне, что не надо только о заботах.

Когда ты приходишь к нему, то надо рассказать и о радостях, и об успехах. Это уравновешивает и дает совсем новый уровень понимания жизни. Накрывай уже на стол. Я скоро буду, и ты не поверишь тому невероятному, что я услышал от Ребэ...

На фото:

Борис Дорфман пишет записку Ребе
Справа налево Михаэль Дорфман, Борис Дофман и Ами Коэн