«Я понимаю, как тяжело Путину удержаться на грани, не свалиться снова в диктатуру. Странам Запада знаком вкус демократии, а у нас слово «демократ» немедленно превратилось в ругательное. Потому что русские по природе своей монархисты», — считает известный писатель.

БОРИС ВАСИЛЬЕВ (романы «А зори здесь тихие…», «Завтра была война», «В списках не значился» и др.) давно живет за городом. На краю леса — только его дом, вокруг — лишь снег, сосны и заброшенные огороды.

Здесь, в стороне от городской суеты, лучше работается. Его последний роман «Отрицание отрицания» вошел в десятку самых покупаемых книг.

«Мы не за свободу боремся, а за власть. Это разные вещи!»

— В МАРТЕ исполняется 20 лет перестройке. Вы были активным сторонником Горбачева. Не жалеете сейчас, что такую кашу заварили?

— Нет! Надо было кончать с главным злом — советской властью. Одна партия — абсолютно иезуитского толка — держала в руках власть. Слова против нельзя было сказать. Спасибо Михаилу Сергеевичу, что дал России гласность. Это был первый глоток свежего воздуха.

Если бы перестройки не случилось, не знаю, чем бы мы кончили. К тому же гонка вооружений, которую по недомыслию нагнетали и Хрущев, и Брежнев, достигла критической отметки. Почему-то все наши генсеки рвались воевать. Им было совсем не жалко жизней русских людей. Так что власть та была очень худая.

— Но имело ли смысл бороться за демократию? В России уже не одно поколение, начиная с декабристов, за нее борется. И каждая очередная демократия превращается в плеточную.

— А вы знаете, что Плеханов не поддерживал Ленина, своего ученика, который рвался совершать революцию? Он говорил: «Нельзя построить демократию в стране, где ее никогда не было и где народ не понимает, что это такое».

Страны Запада хоть чуть-чуть, но переходили этот рубеж. Мы же всегда останавливались на границе. Русские по натуре своей монархисты. Сталина никак забыть не можем, потому что он был последним монархом. Выборным, но монархом.

И боролись мы всю жизнь не за свободу, а за власть. Посмотрите на депутатов. Они что, за свободу радеют? Нет — выбили себе министерские оклады, дачи, машины, квартиры.

И при этом ничего заметного не делают — только голосуют, когда получают указание сверху. Самая милая работа для русского человека — ничего не делать и еще и деньги за это получать. «Мы ленивы и нелюбознательны».

Это Пушкин сказал. Правда, он все списывал на младенчество народа, считая, что русские — очень молодая нация. Но на самом-то деле она очень старая. России уже тысяча лет. Состарились, так и не успев повзрослеть и стать мудрее.

— Почему так?

— Сошлись две вещи. Россия никогда не обладала единой культурой. Испокон веков здесь было два культурных материка — деревенско-христианская и городская, дворянская. Деревенская культура базировалась на общине и церкви.

Община руководила всеми хозяйственными делами, а церковь занималась духовной жизнью. Дворянская культура основывалась на иных ценностях, но тоже плохому не учила.

Что сделали большевики, придя к власти? Прежде всего Ленин начал атаку на носителей дворянской культуры — интеллигенцию, которую он называл всякими гнусными словами. Затем настал черед других сословий. Ленин, а не Гитлер, как мы привыкли думать, первым в мире организовал концлагеря. Он ввел институт заложников.

А начавшаяся коллективизация окончательно развалила деревенско-христианскую культуру. «Палочки», трудодни. Парни, которых призывали в армию, обратно домой не возвращались, любой ценой стараясь зацепиться в городе.

Туда же потянулись и девочки. Женихов-то в деревне не осталось. В итоге старую крестьянскую и городскую культуру мы потеряли, новую не создали — не по зубам это оказалось советской власти. И после всех «процедур», которые мы пережили, победил обыватель. Он торжествует сегодня.

— Это плохо?

— Очень. И очень опасно. Менталитет народа определяет именно интеллигенция. Народ сам по себе не может выработать ни национальной идеи, ничего!

Я с огромным уважением отношусь к Путину. Понимаю, какая страна ему досталась. Страна, где любимое занятие — спекулировать. Понимаю, как сложно ему удержаться на грани и не свалиться опять в диктатуру.

Правда, у меня есть слабенькая надежда, что из поколения, которое сейчас растет, сможет что-то получиться. Это уже будет интеллигенция европейского «замеса».

А это немного другое. Потому что на Руси слово «интеллигент» означало человека высоконравственного, обладающего высокой духовной культурой, а не профессиональными навыками. Молодая интеллигенция будет продвигать свои ценности. Но пусть будет хотя бы это.

«Нас встретили грохотом сапог»

— ДАВАЙТЕ снова вернемся на 20 лет назад. Одним из последних проектов академика Сахарова был вариант новой Конституции, который позволял сохранить и страну, и единое экономическое пространство для бывших республик СССР.
Почему же власти оказались столь недальновидными и не приняли эту Конституцию?

— Потому что власть из рук не выпускают — ее вырывают у других. Добровольно власть мало кто отдавал — слишком это сладкий пирог, чтобы им делиться. И та Конституция осталась лишь благими пожеланиями.

А с Сахаровым мы были дружны. Вместе с ним и Собчаком работали над расследованием «тбилисского дела». После тех событий, когда советские войска жестоко разогнали демонстрацию молодежи, я снова закурил. Мы с Егором Яковлевым попали в Грузию на второй день похорон, когда Тбилиси, веселый южный город, весь словно почернел.

Вернувшись в Москву, попытались рассказать об увиденном депутатам. Если бы вы слышали, каким грохотом сапог встретили они наш рассказ в Кремлевском Дворце съездов. Генералы, полковники — вся эта военная публика — топала ногами, не давая говорить.

Горбачев мне шепчет: «Я тебе потом дам слово, сейчас уходи, надо зал утихомирить». Я отошел в сторону, но тут на трибуну вышел Александр Яковлев и сказал: «Если будете топать, то мы примем решение сапоги снимать у входа и всем выдавать тапочки!» Все сразу притихли, дав нам договорить.

— Странно получается: все хотят сделать, как лучше, а вместо этого, как в сказке, вновь вырастают «зубы дракона» — нищета, пьянство, произвол властей.

— «Зубы дракона» были в каждой стране. Но их там уничтожили. Скажем, в той же Америке. Как они грехи свои замаливают — перед неграми, перед индейцами! Как они чтут героев их гражданской войны!

— В романе «Отрицание отрицания» время между революцией и Второй мировой войной вы назвали временем междометий — от одного берега мы вроде бы уплыли, а к другому так и не пристали. Сейчас эпоха междометий закончилась?

— Нет, все еще продолжается. Русский человек странно создан — ему нужна идея. Ему обязательно нужно во что-то верить. В монарха, как до революции, или в светлое будущее, которое, как линия горизонта, постоянно отодвигается.

Путин понимает, что без объединяющей идеи обществу жить невозможно. Но где ее найти? У иностранцев заимствовать бесполезно — на русской почве она не привьется.

К тому же мы еще и вечные пограничники — между Западом и Востоком, между католицизмом и исламом. У нас сильны эти инстинкты — мы все время ищем врагов. И на этого врага пытаемся свалить все неурядицы. Почему плохо живем? Враги мешают. Раньше врагов указывала советская власть. Сейчас с этим стало трудновато.

Путин же — человек упорный. Постепенно, мягко, но он своего добьется. Ему, правда, с образованием не повезло — после высшей школы КГБ национальную идею не раскрутишь. Но свой курс он ведет умело.

— Вы писали, что Россия — не территория с населением. Россия — живой организм. Убейте душу — и организм умрет. Душа России еще жива?

— В России осталось огромное количество порядочных людей. В основном они живут в провинции. Там все живут друг у друга на виду, никакого крупного капитала там и не ночевало, деньги их не испортили. Эти люди живут по-другому, блюдут законы родства. Просто мы об этом очень мало знаем.