Мастерства писательнице Улицкой не занимать, но что побудило ее избрать такие темы, как старость и смерть, когда общество изо всех сил демонстрирует витальность и вместо вечно ноющей интеллигенции упорно ищет нового потребителя - молодого, богатого, устремленного в будущее?

- Я никогда не делала и не делаю внутреннего маркетинга - кто купит, в какой сезон года и насколько то, что я пишу, соответствует актуальным проблемам сегодняшнего дня. Мой идеальный во всех смыслах читатель - это мои друзья. Внутренне я разговариваю именно с ними.

Для меня было большой радостью обнаружить в какой-то момент, что меня читают те люди, на которых я совершенно не рассчитывала. Мне очень льстит, что среди моих читателей не только люди моего поколения, но и молодые.

И читателя, таким образом, я не ищу, он сам находится. В метро я редко вижу в руках у людей свои книги. Зато мои книги часто берут в отпуск люди, которые не имеют возможности читать "в обычном режиме" жизни.

Как ни странно, в больницах, навещая своих друзей, я довольно часто встречаю свои книги в руках у людей. Мои любимые читатели - библиотечные работники и преподаватели. В конце концов, это ведь процесс взаимный: писатель ждет читателя, а читатель ищет своего писателя.

- Ваши рассказы не про старость даже, а про то, что за нею неизбежно следует. Почему тема смерти, умирания так редко встречается в современной литературе, классики ее никогда не избегали?

- Строго говоря, я не могу ответить на этот вопрос - почему? Попробую... Я думаю, что вся современная цивилизация ориентирована на успех, на победу, на достижение, и литература до какой-то степени это отражает. Ориентация эта мне представляется ложной.

Главная ценность жизни, по-моему, это сама жизнь. А если акцент поставлен таким образом, тогда и смерть является важнейшим событием жизни. Согласитесь, что жизнь перед лицом смерти гораздо существеннее, чем жизнь перед лицом успеха.

Но я это не придумала, это я почувствовала, и в очень раннем возрасте, - громадность явления смерти. На моих глазах умерли немало людей: родители, бабушка, дедушки, друзья. И я знаю, что смерть бывает прекрасной, достойной, и даже драгоценным событием.

Я имею в виду не уходящих, а тех, кто остается. С некоторой точки зрения, вся жизнь представляет собой подготовительный период к этому моменту. Но тут со мной смогут согласиться только те люди, которые, как и я, полагают, что за пределами земного существования есть иная реальность.

Однако это совсем не значит, что материалисты умирают иначе, чем верующие в то, что существует иная реальность, кроме той, в которой мы с вами сегодня пребываем. Я встречала в жизни атеистов, которые уходили мужественно, благородно, с любовью и благодарностью к окружающим. Так уходила моя неверующая бабушка - в состоянии мира и благодарности.

Лет пять-шесть тому назад мне предложили провести вечер в клубе ОГИ, и я тогда взяла отрывки из своих книг, в которых описывается смерть. Получилось совершенно потрясающе. Получилось, что смерть описывается как, в общем-то, последний экзамен.

Когда я писала роман "Казус Кукоцкого", я перечитала почти все "книги мертвых". Так или иначе, это священные руководства по переходу в другие миры. Сопроводительная бумага для последнего путешествия.

Такие книги были у египтян, индейцев майя, знаменитая и лучшая из всех, как мне кажется, тибетская книга.

Многие идеи, очерченные в этих книгах, можно найти и в православных молитвах "На исход души", хотя в христианстве по сравнению с другими религиями тема посмертного существования мало разработана.

Это понятно - за чертой жизни лежит область великой тайны, а говорить о тайном почти невозможно. Лучшее, что есть в православии на эту тему, это одна из молитв ектеньи - молитва о "христианской кончине, безболезненной, мирной и непостыдной".

А пишу я о смерти, потому что это мне важно. И очень многим важно. А самое в этом важное - работа против страха смерти. Мы, живые, очень боимся смерти, сама наша природа противится этой мысли.

Каждый человек, будучи ребенком, переживает глубокий шок, когда впервые видит мертвого воробья или кошку. И второй, гораздо более глубокий, - когда приходит к мысли, что и сам он смертен.

Это самый великий страх, который живет в человеке, но и его, как и все другие, человек должен осознать и "проработать". Потому что, хоть и редко, но происходят такие прекрасные события, как "смерть праведника". Праведник уходит без страха, оставляя после себя благодать и просветление на окружающих. Я наблюдала это не один раз.

- Не помню, чьи это стихи "легкой жизни я просил у Б-га, легкой смерти надо бы просить". Если и бывает такое явление, как легкая смерть, описанная вами во втором рассказе, правомерно ли говорить, что ее надо заслужить?

- Великая тайна. Хотелось бы быть уверенным в том, что хорошие люди уходят легко и благородно, а плохие страдают. Я очень не люблю идею справедливости. Одна из самых ложных идей.

Она предполагает какую-то нравственную бухгалтерию. Нет ничего этого. На окраине Москвы в Республиканской больнице умирают дети, больные раком и другими неизлечимыми болезнями.

И это происходит во всех больницах мира. Они, дети, ни в чем не виноваты... И об этот факт разбивается идея о "заслуженности легкой смерти" (в данном случае слово "легкая" не совсем правильное, но вы его произнесли, так что я его использую).

Однако всякий раз, когда мы оказываемся свидетелями такой "легкой" смерти очень хорошего человека, мы испытываем это удовлетворение, как будто ему это дано по заслугам... Наверное, так иногда и бывает.

- По поводу старости я хотела бы сослаться на мнение итальянской писательницы Орианы Фаллачи. Она 1930 года рождения, неизлечимо больна, но все время работает и бездействие считает самоубийством. Она не понимает тех неумных мужчин и женщин, которые стыдятся того, что стареют.

К пожилому человеку, уверена она, приходит сократовское понимание свободы: ты сознаешь, что знаешь слишком мало и что жизнь коротка. И это рождает огромное желание сделать то, что ты еще не успела.

- Ориана Фаллачи - восхитительно яркий и интересный человек. Но ей, с ее экстремальной биографией, понадобилось дожить до старости, чтобы понять, что знаешь слишком мало и что жизнь коротка. Я догадалась об этом чуть пораньше.

Поэтому старость, с моей точки зрения, довольно большая гадость. Отказывают все подряд органы, трудно взлететь на шестой этаж, спину как будто зацементировали... Длинная хроническая болезнь, чего в этом хорошего? НО! Есть и другая сторона...

Старость - великий урок смирения. Можно уже перестать хотеть добиваться успеха, перестать "делать то, что не успела", потому что всех дел все равно не переделаешь, да и почему это ты думаешь, что твои деяния так уж важны, и мир перевернется оттого, что ты еще напишешь два романа?

В старости есть много чего существенного - борьба за сохранение достоинства, за умение вписаться в жизнь, отбросив амбиции, в старости можно научиться тому, чего не успел, пока дела делал: смотреть на дерево, если зрение позволяет, любоваться детьми, наслаждаться, слушая шум дождя...

Я не знаю, чего там можно еще извлечь хорошего из старости. Мне предстоит это узнать, и уже довольно скоро.

- В ваших рассказах вечная проблема отцов и детей поставлена не как бунт против отсталых родителей, а как почти полное им подчинение. У вас 60-летние дочки задавлены мамашей и обретают внутреннюю свободу, лишь когда ее не стало. Оправдан ли такой материнский эгоизм?

- Эгоизм - это вопрос о мере. Все люди эгоисты. Это в природе человека заложено, инстинктами определено: охранять себя. Взаимоотношения родителей и детей - в некотором смысле тоже борьба эгоизмов.

Сильный эгоизм побеждает слабый. Но здесь и начинается исследование темы: как ты соотносишь свой эгоизм с жизнью окружающих?

Я встречала людей, как правило, женщин, которые обладали минимальным эгоизмом, они были предельно жертвенны, готовы себя отдать на служение, в услужение, в полное подчинение, даже в рабство любимому человеку. Ребенку или мужу.

И достигали великой высоты в своем подвиге. Но в тех случаях, которые я наблюдала, эта жертвенность приносила ужасные плоды тем, во имя которых эти женщины приносили свои жертвы: они выращивали жестоких потребителей, к тому же и вполне несчастных - потому что модель, предложенная матерью, представлялась им основной или даже единственной, и люди эти остро страдали, когда обнаруживали, что не все окружающие готовы выворачиваться для них наизнанку... Обидно же...

У эгоизма нет оправдания, но ему можно дать объяснения, по крайней мере, в некоторых случаях. Что касается меня, я занимаюсь почти исключительно частным случаем.

Награды Людмилы Улицкой

Первая награда Людмилы Улицкой была французской - в 1994 году она получила премию "Медичи" за повесть "Сонечка". В 1997 году писательница была удостоена международной премии "Москва - Пенне", в 1999-м - итальянской "Джузеппе Ацерби".

В 2001 году Людмила Улицкая стала лауреатом премии "Смирнофф-Букер" за роман "Казус Кукоцкого", а в 2004-м на 17-й Международной книжной ярмарке в Москве объявлена писательницей года - "за рекордную популярность произведений некоммерческой литературы".