ТОЧНЕЕ, против дня она не возражает, а вот против окружающей праздник суеты и трескотни… Однако круглая дата в жизни актрисы неотвратимо приближается, посему журналисту Андрею ВАНДЕНКО пришлось поторопиться, пока юбилярша не захлопнула калитку перед носом интервьюеров…

Конфеты с Гердтом разделили по-честному

— ХОЧУ доложить, Нонна Викторовна: подъезд ваш проверил, состояние вполне приличное. Можно приглашать президента, не стыдно.

— А зачем Владимиру Владимировичу приходить ко мне?

— Так на юбилей! У Пахмутовой в гостях Путин был, с Фрейндлих шампанское пил. А вы чем хуже?

— Может, и не хуже, тут вы правы. Но я заслугами ни с кем не меряюсь. А президента люблю. И Ленинград тоже. Влюбилась в него заочно, даже еще не видя.

— Путина или Питера?

— Города! На экзамене во ВГИКе специально читала отрывок из «Медного всадника». Я же ленинградцев с детства хорошо знаю. После блокады их, полуживых, голодных, везли откармливаться к нам, на Кубань. Они были совсем другие, чем мы, иначе одевались, разговаривали, ходили. Вот и Путин особенный. Сразу это поняла и полюбила его. Так прямо и сказала, когда он мне орден в Кремле вручал.

А президент протянул бокальчик с шампанским, локтем как бы невзначай прикрыл другую актрису, которая рядом стояла, и ответил: «Я вас тоже». Нарочно так сделал, чтобы понятно было: эти слова к той, второй, не относятся, только ко мне. …Получилось все у Владимира Владимировича ловко, изящно, по-офицерски.

— А с Ельциным у вас любовь не сложилась, Нонна Викторовна?

— Я на него как на президента не смотрела. Когда он упал с моста, мне ясно стало: наш человек, обыкновенный заводской парень, простой в доску. Слишком даже простой… С ним и разговаривать можно было по-свойски. Однажды даже покаялась Борису Николаевичу в совершенном грехе.

Лет, может, пятнадцать назад Ельцин попросил организовать концерт для демократических депутатов. Творческая интеллигенция, как нас тогда называли, с радостью откликнулась. Народу набежала туча. Вечер в Доме кино поручили вести мне и Зиновию Гердту.

Времена, если помните, стояли смутные, еще карточки продуктовые ходили, в магазинах ничего купить было нельзя, поэтому артистам решили вручить по коробке конфет — жуткому дефициту в ту пору. Но некоторые отказывались от «гонорара»: может, сладкое не любили или еще по какой причине. Другим я сама решила ничего не давать, потому что знала: у этих и без шоколадок жизнь сладкая. Гердт струсил, всем конфеты всучивал, а я — только бедным.

Словом, к окончанию концерта у меня набралось коробок двенадцать неучтенных. Честно разделила все с Зямой. Он сначала брать не хотел, отказывался, а потом согласился. Ну и я свои сладости украденные к машине, организаторами присланной, потащила, стараясь прошмыгнуть, чтобы никто не заметил.

И вдруг подходит Ельцин и берет меня под руку: «Провожу вас». Думаю: боже, что же делать? А Борис Николаевич концерт нахваливает, расписывает, как ему все понравилось, а потом спрашивает: «А что это у вас в сумке? Помочь донести?» Тут я правду и вывалила. Ельцин переспросил: «Не всем конфеты давали?»

Говорю: «А зачем они тем, у кого по две машины под задницей?» Президент расхохотался, долго остановиться не мог: «Значит, вы, Нонна Викторовна, решили на свой лад социальную справедливость восстановить?» Громко смеялся, видно, в молодости тоже был игрун вроде меня. Довел до машины, водителя отстранил, сам дверь открыл, усадил и коробки подал…

Словом, на президентов наших я по-разному смотрю, хотя, наверное, нагло мне делать такие заявления. С другой стороны, привыкла всегда говорить, что думаю. И желаний своих не стесняться. Например, как приехала в Москву, так и стала мечтать поселиться в сталинском доме. Смелая цель для девушки, выросшей среди коров и бурьянов, правда?

Не должны родители переживать своих детей…

— У ВАС ведь была квартира в высотке на Котельнической набережной?

— Да, двухкомнатная. Правда, мы не на верхних этажах жили, но все равно — стены кирпичные, потолки четырехметровые, двери у подъездов резные… Однако недолго я сталинскими удобствами пользовалась — разменяла жилье из-за сына. Володя уговорил пожить раздельно, надеялся, что сумеет так сохранить семью с Наташкой.

— Варлей?

— Если бы! Варлей — первая его жена. Она была замечательной невесткой, хотя ей несладко приходилось с Володей. Сколько раз я в ночной рубашке выбегала к лифту и умоляла Наташу вернуться, не уходить из дома! Всеми силами старалась, чтобы молодые остались вместе. Великолепная была парочка.

Во второй раз Вова тоже женился на Наташе, но Егоровой. Она танцевала в кордебалете на льду, папа у нее служил постовым милиционером… В общем, согласилась я разменять квартиру, как сын просил, и только потом поняла: он от меня прятался, хотел скрыть, кто в гости к нему ходит, что приносит…

Я ведь всегда была беспокойной мамой. Когда сын еще в школе учился, лазала за ним по сиреневым кустам и следила. Волновалась: как бы в дурную компанию не попал. Сначала радовалась, что Володя нашел приличных друзей — Сему и Петю.

Мальчики такие приветливые, вежливые, отзывчивые. Сидят тихонько и на гитарке наигрывают. Теперь всем говорю: бойтесь этих гитар в кустах! До сих пор уверена: кого-то к нашей троице подпустили, решив ее погубить. Читала недавно умную политическую книжку (я всякие жанры люблю! ) и нашла там точный эпиграф: «Хочешь разрушить страну — растлевай ее молодежь».

Запомнила эти слова на всю жизнь!.. Первым умер Сема. В десятом классе. От наркотиков. Я тогда в этом плане была совсем безграмотная, у нас на Кубани такой заразы люди не употребляли, хотя и жали серпом коноплю. Но мы же ею не папироски набивали, а сдавали в колхоз, трудодни зарабатывали. Словом, мне что наркоман, что наркомат — без разницы…

Вторым отправился на тот свет Петя. Тут уж я вовсю запаниковала. Что только не делала для Володиного спасения! Тихонову, мужу бывшему, звонила, помощи просила, а тот лишь отмахивался: сын в тебя пошел, сама с ним и разбирайся. После развода он меня возненавидел, Володей почти не занимался, видел его всего несколько раз. А я билась.

Только поздно: никакими квартирами, разъездами-переездами этого не исправишь, слишком запущенной оказалась болезнь. Помню, однажды позвонили со станции «Скорой помощи»: «Подобрали вашего сына. Приезжайте». Я подхватилась и помчалась по улице Горького, дороги не разбирая. Каблук туфли застрял в решетке, которыми деревья огораживают, побежала дальше босая…

Не спасла Володю, он умер, но и сегодня остается самым любимым моим человеком. Не должны родители переживать своих детей, это страшное горе, страшное. Даже врагу не пожелаешь такого.

Черномырдин лично приказал — подобрать!

— НОВУЮ семью создать не пробовали?

— Через много лет после развода с Вячеславом Тихоновым пыталась выйти замуж. Ну сколько же можно куковать одной? И человек был подходящий, серьезный, выпускник ВГИКа, сценарист. А красоты неописуемой, у меня таланта не хватит, чтобы рассказать!

Люди, когда впервые его видели, на пять минут немели, слова вымолвить не могли, такая внешность выдающаяся… Вы, наверное, догадались, про кого говорю? Про сына писателя Пильняка — Бориса Андроникашвили. Когда-то он был женат на Людмиле Гурченко.

Люся от него родила дочку Машу, но на момент нашей встречи Боря уже снова стал холостым. Приглашать его к себе в дом стеснялась из-за сына, бегала на свидания в Борину однокомнатную квартирку. Так мы прожили пять лет, но в итоге все равно не расписались. Это же был гений, философ, рядом с которым Сократ блек! Боря ни одного дня не работал — не царское это дело.

Зато прекрасно читал стихи Байрона, целовал дамам ручки и организовывал культурное застолье, проще говоря, выпивку. А я вся в других заботах: то снимаюсь, то роль ищу, то с концертами по стране мотаюсь. Кто-то же должен деньги зарабатывать, правда? В том числе и на бутылку…

Словом, было время, подумывали о том, чтобы съехаться, объединиться под одной крышей, а потом как-то и расстались. В итоге я из сталинской высотки переехала сюда, в Крылатское. Сначала дали однокомнатную квартиру в панельном доме. Жила там и думала, что новая прописка понадобится только на кладбище. Вдруг несколько лет назад звонит Михалков.

Я сначала ничего не поняла, когда раздался звонок и телефонистка сказала в трубку: «Ответьте Парижу». Удивилась: что за новость, может, спутали с кем? И тут слышу голос Никиты: «Здравствуй, кума! Как дела?» Говорю: «Ты мне вежливые вопросы не задавай, сразу объявляй, чего хочешь, а то мне денег твоих жалко. Как они у вас там во Франции называются?»

— Были франки, стали евро.

— В общем, выяснилось, что Михалкову позвонил Черномырдин, который тогда всеми министрами командовал, и велел в течение шести дней доложить, как решен квартирный вопрос у артистки Мордюковой. До сих пор ума не приложу: с чего вдруг Виктор Степанович моими проблемами озаботился?

Я как услышала слова Никиты, так сразу закричала: «Никуда отсюда не поеду, останови эту машину, умоляю!» Представила, что снова тарелки собирать и вещи по узлам распихивать, и мне вмиг дурно стало.

Опять-таки Кунцевское кладбище недалеко, где сыночек лежит. И мое место там, рядом с ним… А Михалков говорит: «Ты что, мать, опупела? Команда поступила, будешь делать, как скажут! Станешь ерепениться, приеду, свяжу тебя и самолично отнесу в новую хату». Вот, думаю, горе мне, напросилась на свою голову!

— И что же дальше?

— Прошло не шесть дней, а всего два, ко мне явился нарочный и сообщил, что будет ежедневно показывать по две квартиры, пока не выберу ту, которая понравится: «Виктор Степанович велел подобрать вам в этом же районе трехкомнатную». Я даже заплакала, говорю: «Поздно, мил-человек. Был накал, да весь вышел». Но раз приказ есть, надо выполнять.

Долго искать не стала, вот эту квартирку на первом этаже увидела, на нее и указала. Мне нравится быть поближе к земле, чтобы под окнами деревья росли. Только решетки пришлось ставить от бандитов. Хотя, с другой стороны, кому мы нужны, старые? Живем теперь тут вдвоем с сестрой. Наташа — вдова, ей со мной лучше. Да и мне так легче.

— Черномырдина за подарок отблагодарили?

— Никак с ним свидеться не могу. Он же в Киев сосланный, а у меня нет мазы туда ехать. Но добро всегда помню, для того и сейчас эту историю рассказываю, чтобы через вас передать Виктору Степановичу привет. Я женщина отзывчивая, незлобивая. Не понимаю людей, которые тратят силы, например, на зависть.

Всегда считала, что у меня тяжелая судьба, начиная с самого детства. Там и голод был, и фашистская оккупация, и много чего еще. Отец вернулся с фронта без ноги, а я Победы дождалась, собрала нехитрый скарб в деревянный чемодан, села в товарный вагон и поехала в Москву.

Учиться на артистку. В кармане лежали шестнадцать рублей денег и испеченные мамой на дорогу чуреки, пышки из кукурузной муки. И ведь не пропала же! Были перерывы между ролями и по три года, и по семнадцать лет. В последнее время очень редко снимаюсь.

Сейчас мой единственный заработок — концерты. Правда, пока отказываюсь — я недавно из больницы. Три месяца пролежала, до сих пор прихрамываю, с трудом выбираюсь из дома. Хорошо, врач сам на квартиру приходит. У меня же теперь персональный доктор! Татьяна Владимировна Алихашкина. А вы не знали? Это мне поклонник сделал…

Чубайс — мужчина видный и дорос до сердцееда

— КАКОЙ?

— Сейчас расскажу. Только должность его запомнить никак не могу. Кажется, он главный по газу.

— Миллер?

— Не-е-е, у моего другая фамилия. Может, он не по газу, а по свету?

— Чубайс?

— Точно! Как его? Анатолий…

— Борисович.

— Да! Настоящий поклонник! Он тепло ко мне относится, с уважением. Однажды прислал посыльного с моей книгой, захотел, чтобы автограф поставила. Думаю: какие бы слова подобрать и не опростоволоситься?

Беру ручку и начинаю: «Когда-то родился рыжий мальчик, рос-рос и дорос до…» Решаю в этот момент, что не буду писать про политику, поскольку ничего в ней не понимаю, и продолжаю: «…до сердцееда женщин. Н. Мордюкова».

— Да вы дипломат!

— А почему не сказать приятное хорошему человеку? Тем более это правда: Чубайс — мужчина видный, женскому полу должен нравиться. Он мне крепко помог, сделав дорогой медицинский полис на год. Буквально за пятнадцать минут. Без этого документа в кремлевскую больницу не положили бы.

…А вообще я никогда лечиться не любила. Раньше с рук сходило, а теперь, видно, возраст сказывается. Во мне сразу десять болезней нашли, еле откачали девушку, то есть меня… Так что теперь временно переквалифицировалась в швею-надомницу.

Принимаю только тех, кого видеть хочу и кто готов прийти в гости. Лишь раз исключение сделала. Больно уж человек важный, умный, интеллигентный, на белогвардейца немного похож. Постеснялась его сюда приглашать, решила сама, прихрамывая, на встречу отправиться.

— Кто такой?

— Владимир Молчанов. Он мне нравится. Позвал в передачу, я и согласилась. Правда, спросила, сколько ступенек надо пройти, чтобы до лифта в «Останкино» добраться. Я ведь по квартире до сих пор с палочкой хожу, но на людях никогда себе такого не позволю.

Стыдно. К счастью, Молчанов не на самом Центральном телевидении теперь работает, его студия в другом месте. Меня прямо к порогу подвезли… Еще, вспомнила, Рязанов в январе на открытие своего киноклуба вытащил.

Тут уже пришлось штурмовать ступеньки. Преодолевала их медицинским, приставным шагом, которому в больнице научилась. Эльдар даже петь заставил. Песню «Сронила колечко». У него каприз такой: когда ему периодически вступает, готов меня из-под земли достать. Вот я и теперь пошла, как коза, от привязи отпущенная.

Есть высшая справедливость, но она — не в руках человека…

— СМОТРЮ, не можете вы мужчинам отказать.

— Люблю я Эльдара, нравится он мне как режиссер.

— Слышали, как на последнем съезде кинематографистов два ваших любимца поссорились — Михалков с Рязановым?

— Знаю, бились друг с другом сильно, а из-за чего, не пойму. В ситуации не ориентируюсь, поэтому ни на чью сторону встать не могу. Видела ужасную Никитину фотографию в газете, прямо зверь какой-то, даже страшно…

Кто же разберет, что они там делят? Мне такую задачу не осилить. Но Михалкова я все равно крепко уважаю и в кино к нему играть пойду, если позовет. Только, думаю, мною он уже накушался…

— Конечно! Кто еще, кроме вас, мог Никите Сергеевичу на съемочной площадке по физиономии съездить?

— Это старая история, она на «Родне» приключилась. Михалков меня оскорбил страшно. Он наслушался за границей, что надо сильно обидеть артистку, чтобы она искренне изобразила на экране переживание, сыграла пупком, задыхалась от слез. Вот и ляпнул, унизил при массовке, как по лицу ударил. Я развернулась и ушла с площадки, хотела бросить картину, уехать к чертовой матери!

Никита говорит: «Но эпизод-то надо закончить, доснять». А я кулак сжала и костяшками пальцев в щеку его толкнула. Вела себя, как разъяренная корова, бешеная, с пеной. Толпа притихла… Понимала, что поступила нехорошо, грубо, но сниматься все равно отказалась по делу. Унижение нельзя сносить! А вечером Никита пришел мириться. Стоял в номере с бутылкой коньяка и плакал.

Опрокинули мы по рюмке и простили друг друга… Такая вот я, быстро отходчивая, доверчивая и наивная. Поэтому к серьезным делам меня подпускать нельзя, в политику или типа того: обязательно облапошат, вокруг пальца обведут. Зато брат мой Геннадий отлично подкован, во всех политических тонкостях разбирается. Но ему и положено — чекист.

— В каком звании?

— Майор или подполковник, точно не помню. Он уже в отставке. Я ему говорю: «Что ты все сидишь возле своей любимой Валюши? Тебе надо наверх идти, глыбы ворочать». Как он трудные вопросы объясняет, никто не умеет. Даже Познер Владимир Владимирович.

Генке было 14 лет, к нему приезжали из райкома партии и просили прочитать лекцию о текущем политическом моменте. Представляете? Так что не все Мордюковы вроде меня. Сейчас спрашиваю у брата: почему Ходорковский в тюрьме сидит, а остальные на воле гуляют? Мне богачи противны, терпеть их не могу.

Надо их всех, жуликов, пересажать, а деньги отнять и честно поделить между трудовыми людьми. Только, боюсь, у нас честно ведь не получится… Народ опять обманут, а он и так никому уже не верит. И у меня душа болит. Страшно, когда не ждешь хорошего от будущего.

— Веру потеряли?

— А что же я, по-вашему, не народ? Как все… Богу никогда особенно не кланялась. Знаю, что есть высшая справедливость, но вряд ли она в руках человека. Тем более такого, который где-то там, в облаках, летает. Почему-то это у меня в голове не укладывается.

— А звезду свою когда-нибудь видели?

— На карте неба. Мне подарили. Приятно, что есть планета твоего имени. Уютно от этого становится… Хотя звездочка у меня маленькая — 39 километров в диаметре, но народу на ней много поместиться может. Так что желание будет, залетайте. Милости прошу. Просто так, без всякого юбилея…