Впрочем, дело было не только в деньгах — речь шла о справедливости. В указе №363 говорилось о тех, кого раньше кроме как “предателем” и “фашистской сволочью” не называли — кто был угнан в немецкие лагеря и кому во время войны уже стукнуло 18.

“Совершеннолетние узники фашизма, прошедшие концлагеря, гетто и тюрьмы” — появилась новая, доселе не существовавшая категория граждан. Это их бросали в лагеря смерти на уничтожение за активную борьбу против фашизма: саботаж, помощь раненым, вредительство, побеги, агитацию. Гражданские лица так же, как и военнопленные, подвергались нечеловеческим пыткам, побоям и допросам в гестапо.

За них-то и попросила в личном разговоре с ВВП бывшая узница Освенцима — 80-летняя Ирина Михайловна Харина. Бывшая разведчица и парашютистка хотела как лучше. Но в нашей стране получилось как всегда.

Одна надежда — на ВВП

Январь 2005-го, спецборт Москва—Краков. Они не могли не встретиться — ВВП и бывшие узники летели на 60-летие освобождения Освенцима, одного из самых жутких фашистских концлагерей. Ирина Михайловна знала, что другого такого шанса не будет, и подготовилась заранее. Все, что не смогла бы сказать словами, изложила в письме.

Из письма президенту

“Уважаемый Владимир Владимирович! Мы знаем Вас как справедливого, доброжелательного и решительного человека, верим в Вас. Просим Вас сделать еще один важный и благородный шаг, шаг помощи больным и старым людям — им всем уже больше 80 лет”.

Когда лайнер уже набрал высоту, пожилая женщина осмелилась и подошла к президенту.

...18 января 1945 года. День, когда она вышла из Освенцима. Пленники едва волочили ноги. Колонна за колонной, под охраной эсэсовцев, в окружении собак.

Шли по глубокому снегу, пропитанному кровью. Снег был розовый — каждого отставшего, каждого покачнувшегося или просто на секунду остановившегося расстреливали на месте. Трупы лежали на дороге, лежали на обочинах. Их поход потом назвали маршем смерти.

А через день они убежали. Три девочки, из одной разведшколы, все парашютистки.

— Мы дружили с белорусскими и сербскими партизанками, с француженками и чешками. И мы помогали друг другу — особенно в те дни, когда все подряд болели тифом.

Ирину Михайловну взяли в 42-м, в глубоком тылу врага, когда она выполняла спецзадание разведки Западного фронта. А потом — плен, два страшных, чудовищных года в Освенциме. (“Чудовищных — от слова “чудо”, мне дико повезло, что выжила”, — тут же поправляется Ирина Михайловна, филолог по образованию.)

С 1945-го она приезжала в Освенцим 15 раз. Первый был самым тяжелым. Больше всего поразила трава. Когда она была в лагере смерти, земля там была голая, как коленка, — все было съедено до последнего листочка.

Впрочем, о себе Харина почти ничего не говорила. Рассказала о других — старых, больных, практически нищих. О тех, кто, как она сама, пережил ужасы Освенцима, Бухенвальда, Маутхаузена, Дахау и других лагерей смерти.

Из письма президенту

“Мы понимаем, что гражданские лица не воевали с оружием в руках, и считать их участниками ВОВ, может быть, и не совсем правомерно. Но во всей Европе, в Белоруссии и Украине они давно приравнены к участникам войны.

Мы просим Вас рассмотреть возможность восстановления справедливости в отношении полутора тысяч гражданских лиц — бывших узников фашистских концлагерей, проживающих в России, и установить для них определенные льготы, которых они никогда не имели”.

Чехарда со справками

Не один десяток лет бомбила Харина письмами всевозможные министерства и ведомства. А тут один разговор — и все закрутилось, понеслось. Не прошло и четырех месяцев, как появился указ президента за номером 363, в котором бывшим совершеннолетним узникам концлагерей, гетто и тюрем гарантировали 500 рублей до самой смерти.

Вместо полутора тысяч человек, о которых хлопотала Харина, по этому указу деньги получат два с половиной миллиона человек — таковы данные Пенсионного фонда РФ. Среди них вдовы инвалидов ВОВ, малолетние узники нацизма, блокадники. Правда, в отличие от всех этих категорий совершеннолетние узники получат в два раза меньше.

Но чтобы пособие получать каждый месяц вместе с пенсией, требовалось всего ничего — представить справку, подтверждающую, что в концлагере ты все-таки был. Старикам по всей стране звонили из военкоматов и пенсионных отделов с одним и тем же предложением: хотите денег — подтвердите статус.

— Нам звонят по двести человек в день, десятки стариков толпятся в приемной, и все требуют одного: дайте нам справку! А мы ее дать не можем, потому что никто не знает, как она должна выглядеть и кто вообще ее должен выдавать, — говорит Татьяна Глушко, начальник отдела по работе с обращениями граждан ФГУ “Фонд взаимопонимания и примирения”. Этот фонд в соответствии с немецким законом уже не один год по всей России выплачивает немецкие компенсации жертвам нацизма.

Работает фонд по немецкому закону. Германская сторона утвердила список тех концлагерей, гетто, тюрем и иных мест, приравненных к концлагерям, по которым она производит выплаты. В указе президента такого списка нет.

А поэтому трактовать указ будет Пенсионный фонд, которому поручили заниматься этими выплатами. И который, как выяснилось, имеет весьма смутное представление о том, что такое бывшие узники и как с ними обращаться.

Что, собственно, уже и делается.

“Зачем они это делают?!”

Иван Владимирович Кныш живет в Ростове-на-Дону. Несмотря на свои 87, еще довольно бодрый старичок. 5896 был его порядковый номер в Дахау. 37882 — номер в Бухенвальде. На всю жизнь врезались ему в память эти проклятые цифры. Благодаря им и проблем с документами не было — из архивов обоих лагерей смерти, а затем и Красного Креста ему тут же прислали подтверждения.

Их оказалось более чем достаточно для получения немецкой компенсации в размере 15 тысяч дойчмарок. И — не хватило для получения 500 рублей в России.

— В нашем пенсионном отделе долго смотрели мои бумаги, а потом сказали, что будут их проверять. Смерш меня проверял-проверял, после Дахау и Бухенвальда 7 лет отсидел в сталинском концлагере, в Норильске. Всю жизнь над нами издевались, не верили нам, так и до гроба будут нас мучить?! — плачет Иван Владимирович.

— Зачем они это делают? Лучше бы вообще никаких денег не давали, — говорит его жена, Лидия Ивановна.

Служил Иван Кныш старшим писарем в 9-м авиационном полку в Николаевской области. В феврале 1941-го летел на “У-2” на аэродром. Разбились они перед самой посадкой, летчик и писарь успели катапультироваться. С тяжелым ушибом головы Кныш попал в психбольницу. А в мае 41-го комиссовали из армии по болезни.

— Забрали почти все наше село Мельня, что в Сумской области, и погрузили в вагоны, — вспоминает Иван Владимирович. — Было это 28 августа 1942-го, а 15 сентября нас привезли в Бухенвальд. 800 метров ехали в гору по серпантину, а потом я увидел ходячие скелеты в полосатых одеждах... Отправили на работы в каменоломню — как бурлаки на Волге, на тачках тащили мы вверх тяжеленные вагонетки. В каменоломне подхватил сильнейшее воспаление легких.

Спас его молодой чешский врач. Спрятал от фашистов в лазарете. Положил на ледяную простынь, такой же накрыл, а сверху закутал в одеяло. Через шесть дней Иван встал и пошел.

Потом был Дахау, список на уничтожение, освобождение. И снова лагерь, только сталинский, и на всю жизнь — клеймо предателя. Так, до самой пенсии, он и проработал на севере, в порту Дудинки.

— Мы вас хорошенько проверим, а потом решим — попадаете вы под указ или нет, — сказали старику в родном пенсионном отделе.

Иван Владимирович слышит плохо, поэтому решил, что померещилось. Переспросил. “Сначала проверят вас надлежащим образом где следует, а там сообщим”, — подтвердили ему. 87-летний старик заплакал и ушел.

Враги по жизни

Из 90 совершеннолетних узников подмосковной Электростали компенсацию не получит никто. В их справках не написано заветное слово “концлагерь”, хотя помощь от немцев они получили.

Эти люди вкалывали на заводах и фабриках, с утра до ночи гнули спины на бауэров, спали со свиньями в хлеву и ели опилки. Делали они это не по своей воле. Немцы им заплатили.

В Дмитровском районе Подмосковья нужные справки есть лишь у двух человек. Остальные тоже были в немецких концлагерях. Если бы они располагались в Германии, не было бы проблем. Но они были на территории СССР.

А немцы признали лишь единицы “советских” лагерей и придумали им другое название — “иные места принудительного содержания”. Остальным же узникам в выплатах отказали. Теперь им отказали в России. На том основании, что до этого им отказали... в Германии.

Спасибо, что немцы вообще платили нашим старикам — ведь с их стороны это был добровольный жест. Но это уже никто не вспоминает.

Почти пятнадцать лет назад малолетних узников фашизма приравняли к участникам войны. Через год тот же статус получили и бывшие советские военнопленные, которых тоже раньше считали врагами.

Вместе со статусом им полагались и приличные льготы. Однако матерей часто забирали вместе с детьми. Пытаясь хоть как-то оградить свою кровинушку от страданий, они работали на фабриках, шахтах, у бауэров из последних сил, отдавая ребенку последний кусок. Они никогда не получали льготы от своего государства. И, судя по всему, не получат прибавки к пенсии и сейчас.

— У нас совершеннолетних концлагерников всего пятеро на весь Красногорский район было, так один за другим померли — последнего в феврале похоронили, — говорит бывшая узница Бухенвальда, 79-летняя Ефросинья Дмитриевна Яковлева. — Самое удивительное: все они родились в декабре, и им каких-то нескольких дней не “хватило”, чтобы считаться малолетними узниками. Сколько бы совершеннолетние ни обращались за помощью, им всегда отказывали.

Путин рассудит?

Инна Павловна Харламова через суд добилась, чтобы ее признали “малолеткой”. А до этого несколько лет не вылезала из архивов — лагерь для перемещенных лиц под Слуцком, в котором она была вместе с мамой и тремя братьями и сестрами, в немецких списках не значился.

Поэтому ни евроцента от немцев их семья не получила. Хотя в их лагере, как потом выяснила Харламова, фашисты уничтожили 14 тысяч человек — и военнопленных, и мирных жителей.

— По большому счету никто никогда толком не знал, сколько было таких узников, как моя мама, — для социальных служб такой категории не существовало. Кто-то из “малолеток” как мог помогал “старикам”, но большинству было не до жиру — лишь бы самим выжить, — говорит Инна Павловна, которая сейчас возглавляет союз подмосковных узников нацизма.

У тысяч стариков были большие надежды на этот указ — ведь они до последнего верили в то, что справедливость все же победит. Он должен был наконец уравнять в правах и “малолетних”, и совершеннолетних узников концлагерей. Именно этого, обращаясь к президенту Путину, добивалась бывшая узница Освенцима Ирина Харина.

— Путин-то все понял, но, кроме него, никто ничего не понял, — заварив кашу, переживает теперь Ирина Михайловна. Как была дискриминация, так она и осталась — и в моральном, и в материальном плане.

— “Узник — предатель Родины”, — говорили при Сталине, и отправляли в советские лагеря, где условия порой были не лучше, чем в фашистских.

Клеймо “предателя”, получается, не смыто с этих людей до сих пор, — считает исполнительный директор общества “Мемориал” Елена Жемкова. — Россия — единственная страна в Европе, где до сих пор нет закона о жертвах нацизма, а узников делят по возрасту попадания в неволю. Постыдная традиция, которой, похоже, нет ни конца ни края.

Ничто не забыто. Никто не забыт. Никто ничего не понял. Чтобы доказать обратное, 80-летние старики должны теперь умирать в очередях в архивы или суды.

Все для справки, все для победы.

С другой стороны, если просто следовать указу, то на выплату теперь претендуют и бывшие узники фашистских тюрем. А в них находились не только партизаны, но и уголовники, полицаи, каратели.

Которые испугались идти в белорусские леса, зная, что партизаны их повесят на ближайшей сосне. А потому попали в тюрьму. Что, впрочем, не умаляет их предыдущих “подвигов”.

Хороший подарок получился ко Дню Победы...