Не вдаваясь в события средневековья или даже переломного для России петровского времени, надлежит отметить следующее.

Размежевание государственных интересов в Балтийском регионе совершалось на протяжении почти тысячелетия, как в форме вооруженного противоборства, так и династических сделок (Екатерина II выкупила Лифляндию у датской короны). На протяжении столетия, предшествовавшего первой мировой войне, ситуация не познала значительных подвижек.

В годы первой мировой войны кайзеровские войска оккупировали Литву и ряд районов Латвии. По приказу Гинденбурга в июне 1915 года на захваченной немцами территории Белоруссии, Литвы и Курляндии была создана «Область восточного управления». Прибалтийские (местные) немцы объявили эту область зоной германской колонизации. В Курляндии землю, отобранную у латышей, предполагалось отдать примерно 60 тыс. семей немецких поселенцев.

В Литве оккупанты учредили в октябре 1917 г. «Литовскую тарибу» (совет) во главе с А-Сметоной. 11 декабря 1917 г. тариба провозгласила «восстановление» Литовского государства и приняла акт «О вечных союзных связях Литовского государства с Германией», которые должны были быть закреплены военной конвенцией, таможенным союзом и введением единой валюты (рейхсмарки). Под давлением общественности тариба издала 16 февраля 1918 г. новый акт «О независимости Литвы», в котором военная конвенция с Германией больше не упоминалась.

Вместо нее содержался призыв к Германии и России признать воссоздание Литовского государства, которое, согласно решению тарибы от 4 июля 1918 г., должно было стать монархией с принцем Вильгельмом фон Урахом графом Вюртембергским на престоле.

Латвия подверглась кайзеровской оккупации частично. Здесь власть взяли немецкие военные коменданты. Из неоккупированных районов «Лифляндской губернии» и Курляндии царские чиновники бежали после февральской революции.

Ставленников Керенского Рижский совет рабочих изгнал. До Эстонии на день падения царского режима немецкие войска не дошли. После февральской революции там возникло несколько националистических партий, которые выступали за автономию в составе России. Возник губернский земский совет, костяк которого должны были составлять представители высших слоев населения.

Ситуации в Латвии и Эстонии круто переменилась в августе 1917 г., когда генерал Корнилов сдал немцам Ригу, а группа эстонских офицеров царской армии помогла противнику захватить острова Сааремаа и Муху.

Лидеры губернского земского совета (будущий диктатор Пяте, Тыниссон, Поска) поддержали корниловский мятеж, но были оттеснены от власти. В ноябре 1917 г. советы рабочих и крестьянских депутатов провозгласили создание «Эстляндской коммуны» - фактического правительства Эстонии. Пяте вошел в сговор с кайзеровской Германией.

По его указанию, немцам был открыт фронт для установления контроля над Таллинном, Пярну и др. центрами. Параллельно Пяте и его сообщники установили контакт с Антантой, в частности в Мурманске, где английские и американские интервенты занимались формированием «эстонского легиона».

В феврале 1918 г. немцы развернули наступление по всему фронту от Балтики до Карпат. На северном отрезке войскам вменялась задача - овладев Псковом и Нарвой, создать плацдарм для удара на Петроград. К 23 февраля под пятой у агрессоров оказалась Прибалтика, Белоруссия, Украина.

На карту было поставлено существование России как государства и национальной общности. Военными средствами для отражения угроз со стороны де-факто складывавшейся интервенционистской коалиции Советская республика не располагала.

Ради самосохранения ей пришлось подписать кабальный Брестский мирный договор с Германией, по которому немцы удерживали контроль над оккупированными ими районами бывшей Российской империи. 8 марта 1918 г. в Митаве (ныне Елгава) по инициативе оккупантов был созван «Курляндский ландтаг».

Составленный в основном из прибалтийских немцев он сотворил «Курляндское герцогство» под «скипетром германского императора и прусского короля Вильгельма II». Месяцем позже по тому же сценарию возник «Совет прибалтийских земель», который объявил об отделении Латвии и Эстонии от России и об учреждении «Балтийского герцогства» (в него включались Лифляндия, Эстляндия, Курляндия).

Герцогство под предводительством брата Вильгельма II принцем Генрихом Гогенцоллерн, установило персональную унию с Пруссией. В «Балтийском герцогстве» были запрещены партии, профсоюзы, общественные организации, закрыты местные газеты и журналы. Единственным официальным языком для делопроизводства и обучения в школах являлся немецкий. Брался курс на форсированную германизацию Прибалтики и включение ее в состав рейха.

Крушение германской империи означало конец «Балтийского герцогства» и всего прочего, что как-то могло ставиться в связь с Брестским миром. Последний был без промедления аннулирован Москвой. Однако Антанта выстроила ему замену. По Компьенскому перемирию (11 ноября 1918 г.) немцев обязали остаться на занятых ими территориях бывшей Российской империи, в том числе в Литве, Латвии и Эстонии, для «поддержания там порядка».

Версальский договор подтвердил сие «урегулирование». Гражданская власть актом от 19 ноября 1918 г. передавалась временным правительствам в Литве во главе с А.Вальдемарасом, в Латвии во главе с К.Ульманисом, в Эстонии во главе с К.Пятсом.

Массовые выступления против интервентов и их ставленников были подавлены силами немцев и англичан. 18 февраля 1919 г. по подсказке военных миссий стран Антанты националистические правительства Латвии и Эстонии договорились о военном союзе против Советской России.

1 марта аналогичный договор заключили Латвия и Литва. 26 августа Антанта пришла к соглашению с Литвой, Латвией и Эстонией о совместных действиях против Советской России. Под это соглашение США и Великобритания развернули поставки вооружений. В районах Латвии, что были под немцами, с конца 1918 г. велась активная деятельность по сколачиванию «Русской западной армии».

К началу октября 1919 г. эта армия насчитывала около 55 тыс. человек, из коих 40 тыс. составляли немцы Ее формальным главнокомандующим считался генерал Бермондт-Авалов, но все руководящие посты занимали офицеры из корпуса фон дер Гольца.

Авалов вышел из подчинения Юденичу, переусердствовал в подыгрывании немцам, которые вздумали разыграть в Латвии свою партию. Антанта потребовала вывода из Литвы и Латвии всех немецких формирований, что и было сделано в середине декабря 1919 г.

Это имело некоторые последствия для Великобритании и Франции, при чьей поддержке и поощрении Пилсудский в 1919-1920 гг. готовил поход на Киев и Москву. Одновременно с рейдом поляков французские и британские генералы рассчитывали двинуть через Прибалтику на Советскую Россию немцев под видом все той же «западной армии» и вроде бы под командованием опять же Авалова. Берлину достало ума и осторожности не ввязываться в новую авантюру. Еще до полного вывода немецких войск из Прибалтики правительство РСФСР предложило Литве, Латвии и Эстонии заключить мирные договоры.

17 сентября 1919 г. эстонцы вступили в переговоры с советской стороной, но не спешили заняться делом. Они выжидали, чем закончится поход Юденича на Петроград, в котором участвовали и эстонские националисты. Юденич был бит, и 2 февраля 1920 г. в Тарту мирный договор с Эстонией стал фактом.

Несмотря на противодействие Антанты, 11 августа 1920 г. в Риге был подписан мирный договор также с Латвией. За месяц до этого, 12 июля, состоялся советско-литовский мирный договор, в котором признавалась справедливость притязаний Литвы на Вильнюс и Виленский край.

Мирные договоры с Литвой и Латвией подписывались в самый разгар польско-советской войны. Признание отделения Прибалтийских республик являлось платой Российской Федерации за их неучастие в новом издании политики интервенций и за обязательство не предоставлять свою территорию для военных акций других стран против восточного соседа.

Конечно, нет никаких причин отождествлять обязательства и практику прибалтийских правительств. Вместе с тем, мирные договоры с Эстонией, Литвой и Латвией знаменовали первый существенный сбой стратегии «демократий», которую У.Черчилль запечатлел в словах: «Советская Россия должна быть отгорожена от Западной Европы кордоном неистово ненавидящих большевизм государств». Стоит заметить, что Антанта многократно припоминала прибалтам их «нелояльность» 1919-1920 гг.

Когда у них назревали конфликты с Германией или Польшей, Англия и Франция, как правило, брали сторону немцев и поляков. Впрочем, это не мешало спецслужбам Великобритании, Франции, США, Германии, Швеции, Финляндии, Японии вить в Латвии, а также Литве и Эстонии свои разведывательные гнезда. Где-то с юнца 1935 г. преобладающее влияние на внутренние процессы в прибалтийских странах и соответственно использование их территорий против интересов СССР приобрели немцы.

Адмирал Канарис и другие руководители военной разведки Германии с 1936 г. регулярно, раз в год, наведывались в Эстонию, Латвию опекал лично небезызвестный Розенберг. Сотрудничество немцев с Литвой складывалось труднее. Отношения обременяли то проблемы Виленского края, то Мемель (Клайпеда).

В ответ на зондажи англичан Эстония, как и Финляндия, заявили категорические возражения против предоставления им гарантий против внешней угрозы, если к этой гарантии так или иначе был бы причастен СССР. Собственно, заключение летом 1939 г. Эстонией и Латвией с Германией пактов о ненападении явилось формализацией этой позиции прибалтов.

С Литвой проходил другой вариант. 22 марта 1939 г. литовцы подчинились ультиматуму Риббентропа и «уступили» Германии Мемельскую область. В мае 1939 г. Литва поставила перед Берлином вопрос о компенсации потери Мемеля возвращением ей Виленского края, в случае германо-польской войны.

Документального подтверждения согласия немцев на это пока не обнаружено. Но заключение «Договора о защите между германским рейхом и Литовской республикой» (20 сентября 1939 г.) свидетельствует само за себя.

В договоре речь шла об обеспечении «взаимодополняющих интересов обеих стран», ради чего Литва отдавалась «под защиту германского рейха». Эта сделка Берлина и Каунаса была перекрыта «Договором о дружбе и границе», подписанным 28 сентября 1939 г. с немцами в Москве, по которому Литва была причислена к советской сфере интересов.

Советско-германский договор о ненападении («Пакт Молотова -Риббентропа»), скрепленный подписями в ночь с 23 на 24 августа 1939 г., имел долгую предысторию. Москва предпочла бы, будь у нее альтернатива, создание с Великобританией, Францией и другими странами совместного фронта борьбы с фашистской угрозой.

Но как показывают доступные исследователям документы, СССР впустую тратил энергию и силы, тщась убедить Лондон и Париж отказаться от политики умиротворения агрессоров. Англия, записано в дневнике министра внутренних дел США Г.Икеса, «лелеяла надежду, что ей удастся столкнуть Россию и Германию между собой, а самой выйти из воды сухой».

Лондон выдал в марте 1939 г. гарантии Польше «на случай любой угрозы, прямой или косвенной (ее) независимости». «Реальная ценность нашей (британской) гарантии Польше в том, - подчеркивал посол Гендерсон на заседании правительства тори 26 августа 1939 г., - чтобы дать Польше возможность придти к урегулированию с Германией».

Реальный смысл переговоров с СССР, на которые в конце концов согласился Лондон, состоял совершенно в ином - «предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией» (министр иностранных дел Галифакс). Премьер Н.Чемберлен выражался еще определенней - он «скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами».

А если логика событий понудит англичан поставить свою подпись под военным соглашением с Москвой, как тогда? На заседании кабинета 10 июля 1939 г. канцлер казначейства Саймон заявил: «Нам важно обеспечить свободу рук, чтобы можно было заявить России, что мы не обязаны вступать в войну (в случае нацистской агрессии), так как мы не согласны с ее интерпретацией фактов».

Вторжение в Польшу должно было начаться «до 1 сентября 1939 г.». Москва и Лондон располагали точной информацией на сей счет. Советское руководство было поставлено перед дилеммой: отдаться року, ограничившись ролью созерцателя, или принять исходившее от Берлина предложение относительно пакта о ненападении, сходного по содержанию с тем, что уже имели с Германией Польша, Англия и Франция.

Отклонение подобного предложения, в отсутствие у СССР эффективных соглашений о взаимопомощи с «демократиями», могло бы быть использовано Германией в качестве казус белли в любой неблагоприятный для нас момент.

Даже польские исследователи, не отличавшиеся особой благосклонностью к России, еще в 80-х гг. минувшего века не отрицали, что обстоятельства той трагической поры лишали СССР поля для маневра.

Более того, они признавали ответственность довоенного руководства Польши за провал усилий выстроить с участием Москвы систему коллективной безопасности в Европе. Современное переиначивание истории сродни попыткам отыскать в прошлом оправдание и предлоги для очередной вспышки шляхетской фанаберии.

Итак, принятие государствами обязательства «воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами» (ст.1. пакта от 23.8.39 г.), можно было в принципе только приветствовать. Сложнее с толкованием вопросов, которые вытекают из секретных протоколов, подписанных В.Молотовым и И.Риббентропом 23 августа и 28 сентября 1939 г.

Именно эти протоколы, а не договор с Германией о ненападении, были признаны в декабре 1989 г. ничтожными. Съезд народных депутатов СССР осудил их как несовместимые с ленинскими принципами советской внешней политики. Предложение Ландсбергиса квалифицировать протоколы как противоречащие нормам международного права было отведено ввиду его необоснованности.

Секретные соглашения, касавшиеся третьих стран, практиковались в XX веке Англией, Францией, Италией, Японией, США. Необходимо обратить внимание на отдельные формулировки протоколов. В них говорится о «разграничении сфер интересов», а не «зон влияния».

Это не семантика. Фиксировался предел экспансии Германии, которую Москва в силу сложившегося мирового положения готова была терпеть. Черчилль не случайно называл тогдашние действия СССР обустройством восточного фронта. В протоколе от 23.8.39 г. договаривавшиеся стороны признавали «интересы Литвы по отношению Виленской области».

Протоколы, как и вообще переговоры Молотова с Риббентропом, не затрагивали будущий статус Прибалтийских государств. В июне 1940 г. Берлин взвешивал возможность использовать факт присоединения Литвы, Латвии и Эстонии к СССР в качестве предлога для нападения на Советский Союз сразу и вскоре после окончания французского похода.

Военные отговорили Гитлера от этого намерения. При объявлении нам войны 22 июня 1941 г. включение Прибалтийских государств в состав Советского Союза фигурировало среди главных претензий к Москве, обвинявшейся в нарушении ею договоренностей 1939 г. и тем «спровоцировавших» конфликт.

Причины, побудившие советское руководство заменить контроль в отношении Прибалтики на ее подчинение, - особая тема. Однако можно утверждать определенно: Москвой двигали не идеологические мотивы, не имперская ностальгия, но стремление отодвинуть оборонительные рубежи как можно дальше на запад от своих жизненно важных центров.