МАРШАЛ Конев…

Имя знаменитого военачальника, участвовавшего в обороне Москвы и взятии Берлина, а в послевоенное время — строителя Берлинской стены, дважды героя Советского Союза, обладателя ордена Победы и многих других заслуженных наград, известно всем.

А каким он был в жизни? Рассказывает Наталия Ивановна Конева — дочь маршала, единственный ребенок в семье Ивана Степановича и его второй жены Антонины Васильевны.

«Товарищ Сталин — честный человек»

— НАТАЛИЯ Ивановна, в конце 30-х годов многие военачальники были репрессированы. А вам отец рассказывал, как складывались его отношения со Сталиным?

— Я абсолютно убеждена, что от участи, постигшей многих военных, моего отца уберегла судьба. В 37-м году он командовал дивизией в Белорусском округе под начальством Иеронима Петровича Уборевича, который был впоследствии репрессирован. Папа был одним из его любимых учеников. Именно при нем отец за удачное проведение учений с высадкой десанта получил орден.

Отец понимал, что рано или поздно репрессии коснутся и его. Уже после его смерти я видела в личном деле донос на него. В нем говорилось о том, что якобы он неправильно и не к месту употребил имя Сталина. В том же году в штабе дивизии раздался звонок: «Иван Степанович, мы просим вас срочно выехать в Москву». Разумеется, этот звонок он воспринял неоднозначно.

Как позже рассказывал папа, ему в голову лезли самые тревожные мысли. При таких обстоятельствах состоялась первая встреча папы со Сталиным. Отец вспоминал, что у Сталина был пронзительный взгляд, словно он хотел просверлить его насквозь. Он разглядывал человека, при этом иногда задавая вопросы на совершенно посторонние темы.

К счастью, после этого разговора отца ждала командировка в пустыню Гоби. Когда он уехал в Монголию, Уборевич еще даже не был арестован. Позже на Дальнем Востоке он сменил командующего ДальВО Блюхера. Может быть, если бы не эта пустыня, папа бы не дожил и до начала войны.

Отец получил назначение на Восток: во время Гражданской войны он сражался там, будучи командиром бронепоезда «Грозный». Конечно, монгольский «поход» с точки зрения комфорта был ужасающим. Папа рассказывал, что там даже дров не было.

Вторая памятная встреча со Сталиным произошла уже в 38-м году, когда папа приехал к нему на доклад. По вопросам вождя отец понял, что тот хорошо знает подробности службы в Монголии. Сталин спросил его: «Что нужно сделать, чтобы улучшить быт наших военных?»

Отец ответил, что хорошо бы организовать банно-прачечный отряд из девушек. Сталин это одобрил. И такой отряд действительно был организован. Правда, большинство девушек из того отряда повыходили замуж за военных, и отцу пришлось просить о пополнении состава…

Еще одна встреча состоялась после знаменитой военной игры, в ходе которой Жуков, командуя «синими», выиграл у «красных». После них папу, служившего тогда на Дальнем Востоке, назначили командовать Северо-Кавказским военным округом.

А уже с началом войны он вступил в командование 19-й армией. 12-го сентября его вызвали к Сталину в очередной раз, назначив командовать Западным фронтом. Отец рассказывал, что о его новых задачах они практически не говорили. Обсуждали даже создание новых наград: орденов Кутузова и Суворова. «Как вы смотрите на введение таких орденов?» — спросил Сталин.

— Друг вашего отца, писатель Константин Симонов, писал, что с началом войны маршал Конев разочаровался в вожде всех времен и народов…

— В тяжелейшие дни защиты Москвы, во время операции «Тайфун», отец оказался во главе Западного фронта. Армиям грозило окружение. Вот в то тяжелое для нашей армии время он позвонил в Ставку. Трубку снял Сталин. Отец доложил, что необходим отход войск на Гжатский рубеж.

В ответ на доклад Сталин ответил: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин — честный человек. Он виноват только в том, что доверился конникам». После чего положил трубку.

Во время войны их встречи уже были другие. Отец всегда возмущался тем, как в кино показывают встречи Сталина и генералитета. По его словам, многое было не так.

— Кстати, а как он смотрел фильмы о войне?

— Нередко просматривая фильмы, он отмечал: «Командующий фронтом так себя не мог вести». Но в то же время были фильмы, к которым он относился с особым чувством. Я помню одну такую картину — «Если дорог тебе твой дом». На съемках этого документального фильма о Московской битве он побывал сам. Симонов, снимавший это кино, вытащил отца и Жукова в Красновидово, где в войну был штаб Западного фронта.

«Надо делать ход конем»

— В ПОСЛЕВОЕННЫЕ годы Иван Степанович был отправлен Хрущевым на строительство знаменитой Берлинской стены. Почему генсек командировал туда именно вашего отца?

— Действительно, со стороны казалось, что это было странное решение. Между ним и Хрущевым лежали противоречия. В свое время Никита Сергеевич решительно проводил реформу армии, сделав упор на строительство ракет и подводных лодок. У отца тогда была своя точка зрения на реформы. К тому же папа уже находился в отставке, но, несмотря на это, его отправили в Берлин.

Как рассказывал папа, его отъезд из Москвы был внезапным. На приеме, который проводился в Кремле по случаю прилета космонавта Германа Титова, Хрущев не сразу подошел к нему: «Иван Степанович, собирайтесь, нужно лететь в Берлин». — «Когда нужно ехать?» — спросил отец. «Как можно быстрее, либо сегодня вечером, либо с утра», — ответил Хрущев.

Тогда Хрущеву потребовался человек в Берлине, который имел авторитет у союзников. Американскую сторону в том вопросе представлял генерал Кларк, которого отец, будучи командующим Объединенной группировкой войск в Европе, знал еще по Вене.

Хрущев называл это назначение папы в Берлин «сделать ход конем».

Впоследствии отец не раз говорил, что ситуация в Берлине была настолько накалена, что «если бы кто-нибудь случайно пальнул из пушки, могла бы начаться новая война».

— А вы тогда с мамой жили вместе с отцом в Берлине?

— Нет, я с мамой жила в Москве. Но когда у меня были каникулы, мы с ней летали в Германию. Эта поездка дала мне возможность посмотреть Дрезденскую галерею. Уже спустя много лет после войны, когда мы вместе с отцом подошли к этим картинам, он рассказал мне историю спасения этих полотен. В 1945 году отец побывал в штольнях, где его солдаты нашли картины из собрания галереи, испорченные грунтовой водой.

В то время из Москвы даже была срочно вызвана группа реставраторов во главе с Натальей Соколовой. Они просмотрели находки и сказали, что их надо срочно эвакуировать. Среди них, кстати, была картина Рафаэля «Сикстинская мадонна» — любимое полотно отца. Папа предложил: «Давайте, я дам вам свой самолет».

Женщина всплеснула руками и сказала: «Иван Степанович, это же страшно». — «Почему страшно? Это очень надежный самолет. Я сам на нем летаю», — ответил отец. «Ну вы же маршал, а она Мадонна», — ответила реставратор. После этого на фронте солдаты шутили, если надо было сделать что-то трудное: «Ну я же маршал, а не Мадонна».

«Иван Степанович, спасите Георгия»

— ПОСЛЕ войны ваш отец сменил маршала Жукова на посту командующего сухопутными войсками. Их сознательно сталкивали друг с другом?

— Пожалуй, да. В 46-м году Сталин собрал высший военный совет, на котором рассматривался вопрос об отстранении Жукова от должности командующего. Сталин считал, что Жуков слишком превысил свою роль в войне. На этом совещании ему пришлось выступать первым.

«Может быть, характер у Жукова и сложный, но нельзя недооценивать его заслуги как патриота и честного человека», — утверждал отец. В тот день практически весь генералитет высказался за великого полководца. Результаты этой встречи всем известны: Жуков попадает «в ссылку» — на место командующего маленьким Одесским военным округом…

Обстоятельства, поссорившие Жукова и отца, случились уже при Хрущеве. Жуков, в свое время поддержавший приход к власти Хрущева, оказался в опале. В «Правде» была напечатана статья, подписанная моим отцом, хотя статью писал и не он.

Папа пытался как-то подправить ее, ведь большая часть материала строилась на обвинениях Жукова в том, что тот не понимает роли партии в вооруженных силах. Но, к сожалению, все было безуспешно. Эта история страшно испортила их отношения. Отец сильно переживал. Долгое время они просто не общались.

— Потом они все-таки помирились?

— В 67-м году (прошло около 10 лет после выхода той статьи) у отца был юбилей, который он сначала не хотел праздновать. Писатели Константин Симонов и Борис Полевой убедили его все-таки собрать фронтовых друзей. Один из присутствующих гостей начал упрекать всех в том, что командующие фронтами ползали на брюхе по передовой.

Это, мол, неправильно. «Командующий должен находиться на командном пункте». Жуков сидел, краснел, потом не выдержал и сказал: «А я вот, будучи командующим фронтом, всю передовую исколесил». И в этот момент отец его поддержал, а потом они подошли друг к другу и обнялись. Все восприняли это как знаковое событие о примирении.

Кстати, хочу добавить, что одно время в прессе появились материалы о покаянном письме отца к Жукову, которое он доверил отнести одному человеку. А Георгий Константинович якобы ответил: «Бог простит». Это неправда, такого письма отец не писал.

Более того, когда папа умер, Георгий Константинович прислал нам с мамой очень теплые слова соболезнования. В то же время, когда он сам тяжело заболел, его жена Галина Александровна позвонила отцу: «Иван Степанович, спасите Георгия». И папа тут же бросился искать помощи у кремлевских медиков.

— Позже вашего отца постигла такая же судьба, как и Жукова, — назначение командующим Прикарпатским военным округом, а потом отставка. Что он чувствовал, когда уходил на пенсию?

— Конечно, переживал. Но ему было очень важно сохранить прежний ритм жизни, чтобы не остаться на ее обочине. Он не хотел чувствовать себя стариком. Надо сказать, что дома мы всегда его видели выбритым, подтянутым, никогда не ходил по дому в пижаме или, там, в стоптанных тапках. Всегда старался выглядеть молодцевато.

За 9 пенсионных лет он написал две книги мемуаров и много времени уделял молодежи. Провел несколько комсомольских слетов в Бресте, Ленинграде и Москве. Разумеется, были и хобби — рыбалка и охота. Стрелял он, кстати, просто отлично.

В Германии министр обороны Гофман пригласил отца пострелять по тарелочкам. Мы с мамой тоже там присутствовали. Я тогда страшно волновалась, ведь папа давно не стрелял. Но переживания были напрасными, выяснилось, что он стреляет ничуть не хуже немца.

Папа всегда был деятельным человеком, очень подвижным. Просто сидеть и ничего не делать — для него было абсурдно.

«Родители познакомились на войне»

— КАК познакомились ваши родители?

— Познакомились они на войне. Мама пошла добровольцем на фронт. Санитаркою попала в армию, которая входила в состав Калининского фронта под командованием папы. Мама вспоминала, что, когда вошла в штабную избу, увидела изможденного и очень худого человека.

Мама рассказывала, что ей стало ужасно его жалко. Такая тяжелая работа, огромная ответственность, физические нагрузки. После этой встречи они больше не расставались. Мама переезжала с отцом с одного фронта на другой, будучи всегда рядом. В шутку папа называл ее своим ординарцем.

— У вас были сводные брат и сестра…

— Да, у моего отца была первая жена. И несмотря на то, что они так и не расписались, в его личном деле записаны дети от первого брака: дочь Майя и сын Гелий. После революции многие военачальники имели гражданские браки. Он и с мамой-то официально зарегистрировал отношения уже позднее, в 60-е годы.

Что касается первой жены, то я думаю, что перед войной их отношения уже исчерпали себя. Об этом говорит поступок отца, когда, уходя на фронт, свой продаттестат он оставил моей старшей сестре. Кстати, когда мы в середине 50-х переехали в дом на улице Грановского, моя старшая сестра с мужем жили вместе с нами.

— Это тот самый дом, где жила вся партийная элита?

— В этом доме на Грановского, который когда-то был доходным домом графа Шереметева, жили не только партийные руководители: Хрущев, Молотов, Косыгин, но и военные. Над нами жил Рокоссовский. Квартира наша была семикомнатная, но это было служебное жилье.

В ней даже мебель была казенная. Помню, на обратной стороне стульев и кресел стояла печать о том, что эти вещи служебные. Тогда еще этот дом обогревался печками. Газовые плиты появились позже. Когда мама стала уже пожилой, у нас появилась помощница по дому. Но это была уже инициатива Министерства обороны.

— Газеты одно время писали о том, что квартира маршала Рокоссовского была продана наследниками. А как вы поступили со своей?

— Через некоторое время мы поменяли эту квартиру на меньшую, но отец там уже не жил, потому что сильно болел. Ордер на новую квартиру мы получили незадолго до его смерти.

К слову скажу, что государственная дача, как и семейству Жуковых, нам не досталась. После смерти маршалов их дачи были переданы Министерству обороны. В мае 1973 года папа умер, а уже в сентябре мы съехали с нее. Хотя прожили там более 25 лет.

«Наташ, зачем тебе выделяться?»

— ВЫ общались с детьми из вашего дома?

— Я «поздний ребенок». И не могу сказать, что в доме было много моих ровесников. Меня, как и других детей полководцев, воспитывали тогда как обычных детей. Помню, в нашем классе появились девочки, которые стали носить очень красивые чулки, а у меня таких не было.

Я сказала об этом маме. На что она мне ответила: «Наташ, большинство носят обычные, зачем тебе выделяться?» А вообще папа очень любил мне повторять, что заслуги, о которых все знают, — это его заслуги. А я должна идти по жизни своим путем.

Еще папе страшно не нравилось, когда, например, детей возили на субботник на государственных авто. Что касается игр, то во дворе мы играли в обычные детские игры. Но временами мы становились очевидцами очень красивого зрелища. К дому подъезжали черные блестящие машины, из которых выходили генералы, все в орденах.

— У вас, наверное, было много поклонников. Как отец относился к вашим ухажерам?

— Скажу честно, относился к ним ревниво. Они, как правило, звонили: «Здравствуйте, а можно Наташу к телефону?» Папа брал трубку и говорил: «Здравствуйте, сейчас ее позову». А потом, когда я прекращала разговаривать, начинал мне выговаривать: «Наташ, они же знают, куда звонят.

Ну почему они не могут сказать: «Здравствуйте, Иван Степанович». Я отвечала: «Пап, ну они просто пугаются. Соблюдают нейтралитет. Не хотят навязываться. В конце концов, это просто нелепо». — «Нет. Все-таки они же знают, что это я подошел», — не унимался папа.

— А как вы поздравляли отца с Днем Победы?

— У нас всегда в этот день был торжественный обед, на котором присутствовали все члены семьи, включая детей от его первого брака. Утром папа очень рано уезжал на парад и торжественный прием в Кремле. Подарков ему никогда особо не дарили.

Помню, на семидесятилетие Геля (старший сын Конева. — Авт.) подарил ему дорогую ручку и все время говорил: «Посмотри, папа, это же «Паркер»!» Тогда подобные вещи были редкостью. А отец относился к таким подаркам совершенно спокойно.

— А что он дарил вам?

— Честно говоря, роскоши никогда особой не было. Первый и главный подарок, который он мне сделал, — это медальон. Внутри находится его фотография и портрет мамы. Когда мне исполнилось восемнадцать, родители подарили мне кольцо с алмазом. Это единственный подарок из драгоценностей.

Самый дорогой подарок, который папа сделал маме, — бриллиантовые серьги, которые она надевала исключительно на какие-то официальные мероприятия. Второй подарок был на мамино сорокалетие — бриллиантовая брошь. Эти две дорогие вещи я храню в память о ней. Какой-то шкатулки с драгоценностями, постоянно пополнявшейся, у нас не было.

— А что Иван Степанович любил поесть?

— Папа обожал рыбный пирог. Готовится он довольно странно: целая рыба запекается в тесте. Признаться честно, я нигде его не ела правильно приготовленным, потому что такие пироги пекли только на папиной родине, на севере России. И вот этот рыбный пирог он всегда просил маму испечь.

Второе блюдо, которое он обожал, — жареные пирожки с мясом к бульону. При этом папа очень любил, чтобы на столе была не тарелка, а бульонница. А к чаю всегда было земляничное варенье. К нашей даче в Архангельском прилегал участок леса, и папа просил походить и пособирать землянику.

Кстати, чай он пил из чашки кузнецовского фарфора, которую мы с мамой подарили на один из его юбилеев. Мама считала, что ему надо подарить подарок, которым он будет все время пользоваться. На чашке была нарисована маленькая лодочка, плывущая по озеру. Ужасных стаканов с железными подстаканниками, из которых обычно пьют чай киногенералы, у него не было.

— Вы когда-нибудь надевали отцовский китель с орденами и медалями?

— Я примеряла его, конечно, уже в школьном возрасте. Меня всегда удивляло, как в нем ходят. В кителе стоять-то было тяжело. А если к этому ко всему прибавить кортик, портупею и ленты? Все вместе это было просто неподъемной конструкцией. Из орденов мне очень нравился орден Победы. На 9 Мая мама торжественно вынимала их из коробочек и начищала нашатырным спиртом. Все это было своего рода ритуалом.

У меня остался один отцовский мундир военных лет. Все остальные я раздала в музеи. Мне часто предлагают продать его. Но какие-то вещи не продаются. Я считаю, что каждый человек должен ковать свою судьбу сам, а не торговать именем и регалиями своих предков.

— Я слышал, что в Военном университете (бывшая Военная академия им. Ленина. — Авт.) специально для вас открыли женский факультет?

— Папа обеспечивал нам беззаботное житье, но, когда его не стало, мы с мамой поняли, что необходимо работать. После смерти отца нам было достаточно тяжело: я была студенткой филфака МГУ, мама — пенсионеркой. Разумеется, я обязана папе своим образованием.

В военном вузе стала работать уже после смерти отца. Там служила моя подруга, которая меня и позвала туда. Разговоры всякие ходили, но они меня и так преследовали всю жизнь. Никаких спецфакультетов в моей жизни не было. И вообще не было ничего «спец». А жаль, наверное, жилось бы легче.