Часть II

Марк Фелт родился в 1913 году в Твин-Фолз, штат Айдахо, и достиг совершеннолетия в эпоху, когда агента ФБР считали примерным патриотом – борцом с преступностью в стране, истерзанной войной, Великой Депрессией и соперничеством преступных группировок.

Он вырос в небогатой семье, но сумел окончить Университет Айдахо и юридический факультет Университета Джорджа Вашингтона. Он женился на выпускнице Университета Айдахо Одри Робинсон и пришел в ФБР в 1942 году.

Красивый и обаятельный Фелт был похож на актера Ллойда Бриджеса. Он был зарегистрированным демократом (ставшим республиканцем в эпоху Рейгана) с консервативным уклоном и характером, типичным для сотрудника правоохранительных органов.

Семья часто переезжала, и он с готовностью выступал перед учениками каждой школы, куда попадала Джоан. Его любили и начальники, и подчиненные, он охотно пил и виски, и бурбон, не забывая при этом инструкции Гувера, касающиеся трезвости агентов.

Он отвечал за разгром банды из Канзаса, используя в борьбе с ней агрессивные и новаторские методы. После этой операции Фелт в 1962 году стал вторым человеком в учебном центре ФБР.

Он мастерски писал краткие меморандумы, излагая только факты, что привлекло внимание Гувера, взявшего его под свое покровительство. В 1971 году, стремясь обуздать рвущегося к власти главу контрразведки Вильяма О'Салливана, Гувер назначил Фелта на новый пост, на котором тот должен был курировать работу О'Салливана.

Пока Фелт поднимался по служебной лестнице, его дочь Джоан стала решительной противницей истеблишмента. Ее стиль жизни изменился, и отец спокойно, но твердо заявил ей, что она напоминает ему членов радикальной организации Weather Underground, за которыми он в это время вел охоту.

Джоан порвала с семьей и ушла в коммуну, где под стрекот кинокамеры родила своего первого сына Люди (брата Ника, которого теперь зовут Уилл). Был случай, когда родители заехали на ферму повидать Джоан и увидели, как она и ее подруга нагишом сидят на солнце и кормят грудью своих детей.

Брат Джоан, Марк-младший, пилот гражданской авиации и подполковник ВВС в отставке, говорит, что на этом этапе отец с головой ушел в работу. "Когда он пробился в Вашингтон, – вспоминает Марк, – он работал шесть дней в неделю, приходил домой, ужинал и ложился спать.

Он верил в ФБР больше, чем во что-либо в своей жизни". Какое-то время, по словам Марка, он также бесплатно работал техническим консультантом популярной телепрограммы "ФБР", выходившей в 1960-е годы.

В своих малоизвестных мемуарах "Пирамида ФБР", написанных в соавторстве с Ральфом де Толедано и вышедших в 1979 году, Фелт предстает приземленным двойником вдохновенного Гувера – человека, которого он глубоко уважал.

Гувер, с точки зрения Фелта, был "харизматичным, обаятельным, грандиозным, блестящим, эгоистичным, предприимчивым, страшным, сочувствующим, доминирующим"; он обладал "пуританскими" чертами и навязчивыми привычками. ("Гувер садился на одно и то же место в самолете, жил в одних и тех же номерах одних и тех же гостиниц.

Он выглядел так, как будто при каждом удобном случае брился, принимал душ и надевал только что отутюженный костюм".) Фелт был человеком, который не мог не понравиться Гуверу: дисциплинированным, лояльным, готовым противостоять любой силе, компрометирующей ФБР. Фелт стал считать себя чем-то вроде совести ФБР.

Еще до смерти Гувера отношения между лагерем Никсона и ФБР испортились. В 1971 году Фелта вызвали в Белый дом. Президент, сказали ему, "рвет и мечет" из-за того, что кто-то (полагали, что человек в правительственных кругах) устраивает утечки информации в New York Times о стратегии администрации на предстоящих переговорах о вооружениях с СССР.

Советники Никсона хотели, чтобы ФБР нашло преступников либо установив подслушивающие устройства, либо заставив подозреваемых пройти проверку на детекторе лжи. Подобные утечки привели к тому, что Белый дом стал приглашать на работу бывших сотрудников ЦРУ, занимавшихся доморощенным шпионажем. В результате возникло печально известное подразделение "водопроводчиков", кузница кадров для "Уотергейта".

Прибыв в Белый дом, Фелт обнаружил странную компанию. Председательствовал помощник заместителя министра внутренних дел Эгил Крог, присутствовали также бывший шпион Ховард Хант и заместитель генерального прокурора Роберт Мардиан, "лысеющий человечек в небрежной одежде и грязных теннисных туфлях", вспоминал Фелт.

"Он ходил по комнате и переставлял стулья, сначала я принял его за уборщика". (Мардиана пригласили в Западное крыло поиграть в теннис.) По словам Фелта, он высказался против подслушивания без ордера, выданного судом.

После совещания, участники которого не пришли ни к какому решению, группа Крога стала подозревать одного сотрудника Пентагона. Но Никсон требовал, что "четыре-пять человек из Госдепартамента, министерства обороны и так далее прошли поверку на детекторе лжи, чтобы мы напугали негодяев".

Через два дня, писал Фелт в своей книге, он испытал облегчение, когда Крог сказал ему, что администрация решила "поручить ЦРУ", а не ФБР "проверку на детекторе лжи.

По-видимому, Джон Эрлихман (глава подразделения "водопроводчиков") решил наказать ФБР за отсутствие сотрудничества и отказ участвовать в работе, которую впоследствии выполнили "водопроводчики".

В 1972 году трения между ведомствами усилились, когда Гувер и Фелт воспротивились давлению со стороны Белого дома, требовавшего, чтобы криминалистическая лаборатория ФБР объявила подделкой очень неприятный меморандум, спасая администрацию от скандала, связанного с коррупцией.

Считая недопустимой фальсификацию заключения о подделке и оберегая репутацию лаборатории ФБР, Фелт, по его словам, ответил отказом на просьбу Джона Дина.

(История приобрела элементы абсурда, когда Хант в криво надетом рыжем парике появился в Денвере, надеясь получить информацию от лоббиста Диты Берда, который, предположительно, был автором меморандума.)

Ясно, что у Фелта усиливалось презрение к странным людям из Белого дома, которые пытались использовать министерство юстиции в своих политических целях. В мае умер Гувер, и больше некому было защитить Фелта и старую гвардию. Пост главы ФБР занял временный преемник, адвокат республиканской партии Патрик Грей, который надеялся остаться на этой должности.

Грей решил возложить на надоедливого Фелта руководство повседневной работой ФБР. Потом произошел взлом, и начался бой. "Казалось, что у нас с Белым домом расхождения почти по всем вопросам", – писал Фелт о черных днях 1972 года. Вскоре ему стало казаться, что он ведет войну за душу ФБР.

В то время как ФБР продвигалось в расследовании "Уотергейта", Белый дом ставил все новые и новые препятствия. Когда Фелт и его следователи думали, что "могут проследить происхождение денег взломщиков" до банка в Мехико, Грей, как утверждает Фелт, "приказал прекратить все допросы" в Мексике, так они "могут помешать" операции ЦРУ в этой стране.

Фелт и его заместители добивались встречи с Греем. "Послушайте, – говорил Фелт своему начальнику, – на кон поставлена репутация ФБР. Если мы не получим от ЦРУ письменную просьбу отказаться от допросов в Мексике, мы продолжим!"

"И это еще не все, – предположительно добавил Фелт. – Мы должны что-то предпринять в связи с тем, что с нами не сотрудничают Джон Дин и Комитет по переизбранию президента. Они тянут время и пускают нас по ложному следу везде, где только могут. Мы готовы к подобному, когда имеем дело с организованной преступностью. Все это выльется непосредственно на президента".

На последовавшей за этим встрече Грей, по словам Фелта, спросил, можно ли ограничить расследование "семью подозреваемыми", имея в виду пятерых взломщиков, Ханта и Лидди. Фелт ответил: "Мы поднимемся гораздо выше. Эти люди – пешки. Мы хотим добраться до тех, кто двигает пешки".

В книге Фелта нет никаких указаний на то, что именно в это время он решил выйти за рамки служебных обязанностей и разоблачить коррупцию в команде Никсона, преодолеть барьеры, мешавшие раскрыться его профессиональным способностям.

Есть лишь скупые намеки на то, что он, возможно, решил передать секретную информацию Washington Post; Фелт категорически отрицает, что он и есть Глубокая Глотка. Но Белый дом начал требовать голову Фелта, хотя Грей энергично защищал своего заместителя. Фелт писал следующее.

"Грей доверительно сообщил мне: "Знаешь, Марк, министр юстиции Дик Клейнденст сказал, что я должен избавиться от тебя. Он говорит, в аппарате Белого дома убеждены, что утечки Вудворду и Бернстину из ФБР устраиваешь ты".

"Я сказал: "Пат, я никому ничего не рассказывал. Они ошибаются!"

"Я верю тебе, – ответил Грей, – но Белый дом не верит. Клейнденст три или четыре просил меня избавиться от тебя, но я отказывался. Он не говорил, что это идет сверху, но я в этом уверен".

Из пленок "Уотергейта" явствует, что Фелт действительно был мишенью Никсона. В октябре 1972 года Никсон говорил, что разгонит "все это чертово ФБР", и отдельно упомянул Фелта, который, по его мнению, плетет заговор против него, устраивая утечки в прессу.

"Он католик?" – спросил президент своего советника Халдмана, который ответил, что Фелт – еврей. (Фелт по происхождению ирландец, а не еврей, и не исповедует никакой религии.) Никсон, которому иногда казалось, что корнем проблемы является еврейский заговор, удивился. "Господи, – сказал он, – ФБР посадило на такой пост еврея? Это могут быть еврейские козни. Это всегда возможно".

Однако в результате пал Грей, а не Фелт. На слушаниях, посвященных утверждению Грея в должности, в феврале 1973 года, ему отказали в поддержке прежние союзники из Западного крыла.

Когда Грей ушел, Фелт потерял последнего покровителя и защитника. Грея сменил временный директор Ракелшос, который впоследствии ушел в отставку с поста заместителя министра юстиции. Фелт ушел из ФБР в том же году и занялся лекторской работой.

Затем, в 1978 году, Фелту предъявили обвинения в том, что сотрудники ФБР с его ведома, не имея надлежащих ордеров, входили в жилища друзей и родственников предполагаемых террористов, связанных с Weather Underground. Агент был поражен, когда сотни его коллег по ФБР собрались у здания суда на демонстрацию в его поддержку.

Фелт, по настоянию своих адвокатов, заявил, что действовал в соответствии с обычной практикой, которая применяется, когда речь идет о национальной безопасности. Но два года спустя Фелт был осужден. Когда дело ушло на апелляцию, сюжет принял благоприятный поворот: в 1981 году президентом избрали Рональда Рейгана, который безоговорочно помиловал Фелта.

Фелт с женой всегда мечтали о пенсии, когда они смогут спокойно жить, наслаждаясь плодами своих свершений. Но в годы судебной тяжбы оба они чувствовали, что их предала страна, которой они служили. У Одри начался глубокий стресс и нервное истощение, они винили в этом судебные проблемы. Спустя много лет после ее безвременной кончины в 1984 году, Фелт по-прежнему считает нервную перегрузку причиной смерти своей жены.

За неделю до нашей вечеринки 2002 года Ник Джонс познакомил меня со своей матерью Джоан Фелт – динамичной, открытой, работящей, гордящейся своим отцом, стройной и привлекательной, а также со своим дедом. Фелт, которому тогда было 88 лет, оказался легким человеком с заразительным смехом. Глаза его блестели, рукопожатие было крепким. Хотя после инсульта он передвигался в металлических ходунках, он интересовал людей и интересовался ими.

Вскоре я осознал насущность просьбы Ника. За несколько недель до этого, возможно в связи с приближающимся 30-летием взлома в комплексе "Уотергейт", журналистка таблоида Globe Дана Кауфманн позвонила Джоан и спросила, правда ли, что Глубокая Глотка – это ее отец. Джоан коротко рассказала о визите Вудворда трехлетней давности. Кауфман написала материал под заголовком "Глубокая Глотка разоблачен!".

В своей статье она ссылалась на молодого человека по имени Чейз Кулман-Бекман. В 1999 году в газете Hartford Courant он утверждал, что в 1988 году в летнем лагере подружился с Джейкобом Бернстином (сыном Карла Бернстина и Норы Эфрон), который поделился с ним тайной, сказав, что отец говорил ему, что пресловутым персонажем по имени Глубокая Глотка был человек по имени Марк Фелт.

Эфрон и Бернстин, которые развелись в 1999 году, признали, что Эфрон подозревала в первую очередь Фелта, но Бернстин никогда не говорил о личности Глубокой Глотки. Сын, по-видимому, просто воспроизвел догадки своей матери.

Вскоре после публикации статьи в Globe Джоан позвонила разгневанная Иветта Ла Гард. В конце 1980-х годов, после смерти жены Фелта, они с Ла Гард подружились и много времени проводили вместе. "Почему он говорит об этом сейчас? – спросила взволнованная Ла Гард. – Я думала, он до смерти не признается".

"Говорит о чем?" – поинтересовалась Джоан.

Ла Гард, видимо, почувствовав, что Джоан не знает правду, помялась, а потом выложила секрет, который хранила много лет. Фелт, сказала Ла Гард, признался ей, что он был источником Вудворда, но взял с нее клятву, что она будет молчать.

Джоан взяла в оборот отца, который сначала все отрицал. "Я знаю, что Глубокая Глотка – это ты", – заявила она, объяснив, что Ла Гард проговорилась. Он ответил: "Ну если так, то да". То и дело она просила его немедленно объявить о своей роли, чтобы закрыть эту тему, пока он еще жив. Фелт неохотно согласился, потом передумал. Казалось, он решил унести тайну с собой в могилу.

Но оказалось, что Иветта Ла Гард рассказала и другим людям. За десятилетие до этого она поделилась тайной со своим старшим сыном Мики, которому можно было довериться, учитывая то, что он был подполковником и служил в штаб-квартире НАТО, то есть имел допуск к секретной информации. Мики Ла Гард говорит, что всегда молчал об этом.

"Я знал Марка, – вспоминает Мики Ла Гард. – Во время одного из наших визитов, в 1987 или 1988 году, мать сообщила мне и моей жене Ди, что Марк и есть Глубокая Глотка, человек, который свалил администрацию Никсона. Думаю, что она больше никому не говорила об этом".

Ди Ла Гард подтверждает его рассказ. "Мы трое сидели за столом в ее кухне, – вспоминает Ди. – Вы, за исключением моего мужа, первый, с кем я это обсуждаю".

В день, когда ее отец сделал свое великое признание, Джоан отправилась на занятия, а Фелт – покататься с помощником по дому Атамой Батисаресаре. Обычно во время прогулок мысли Фелта перескакивали с предмета на предмет.

Но в тот раз, как рассказал Джоан Батисаресаре, Фелт был очень возбужден и сосредоточен на теме, которая показалась помощнику неожиданной: "Фелт сказал мне: "Сотрудник ФБР должен быть лоялен своей организации". Он говорил о лояльности. Он ни словом не обмолвился, что Глубокая Глотка – это он. Он сказал, что не хотел это делать, но "это был мой долг, если иметь в виду Никсона".

Фелт часто возвращался к этой теме. Однажды они с Джоан смотрели телепередачу об "Уотергейте", и всплыло его имя предположительно в качестве Глубокой Глотки. Джоан, пытаясь добиться от него реакции, задала вопрос в третьем лице: "Ты думаешь, что Глубокая Глотка хотел избавиться от Никсона?". Фелт ответил: "Нет, я не пытался его свалить". Затем он заявил, что "всего лишь выполнял свой долг".

В майское воскресенье, когда я познакомился с Фелтом, его больше заботило, как бывшие и нынешние сотрудники ФБР отнеслись бы к Глубокой Глотке. Казалось, он и сам до конца не решил, является ли он честным человеком или ренегатом.

Я подчеркнул, что сегодня агенты ФБР и прокуроры считают Глубокую Глотку патриотом, а не негодяем. Я добавил, что одной из причин раскрытия тайны для него может быть желание рассказать эту историю со своей точки зрения.

И все же я видел его уклончивость. "Сначала он на все соглашался, – вспоминает его внук Ник. – Потом начал колебаться. Он не хотел навлечь бесчестье на нашу семью. Мы-то считали, что все отлично. Это честь, а не позор для дедушки. Он же чувствует, что поступил правильно".

В конце нашего разговора Фелт, казалось, готов был открыться, но ничего не подтвердил. "Я подумаю о том, что вы сказали, – твердо заявил он, – и сообщу вам о своем решении". Я сказал, что, если он решит идти этим путем, я помогу ему найти уважаемого издателя.

(Я написал этот материал, увидев, что состояние здоровья Фелта и острота его ума ухудшаются. Я получил разрешение Джоан на разглашение информации, охраняемой законом об адвокатуре. Фелты не получили никакой платы за сотрудничество.)

Однако наши разговоры продолжились. Фелт сказал Джоан, что его беспокоят и другие вопросы. Он спросил: "А что подумает судья" (имея в виду: может ли он подвергнуться судебному преследованию, если расскажет о своем прошлом?). Но чем больше мы общались, тем решительнее он становился. Несколько раз он прямо заявлял мне: "Я тот, кого называли Глубокой Глоткой".

Он открылся и своему сыну. Раньше, когда имя Фелта всплывало при упоминаниях Глубокой Глотки, он всегда сердился. "Он считал, что гордиться тут нечем, – говорит Марк.

– Нельзя устраивать утечки информации". Теперь его отец признает, что именно это он и делал. "Решение пойти в прессу было трудным, болезненным и мучительным, оно выходило за рамки дела его жизни. Он терзался, но никогда бы этого не показал".

Однажды, за обедом в живописном ресторане, Джоан и Марк начали убеждать отца обнародовать свою историю во всех подробностях. Фелт спорил с ними и попросил не выдавать его. "Я не хочу, чтобы это вышло наружу, – сказал Фелт.

– А если история попадет в печать, я догадываюсь, через кого". Дети настаивали. Они объяснили, что хотят, чтобы наследие их отца было героическим, а не безымянным. Помимо главного мотива – памяти потомков, они думали, что история может принести и кое-какую прибыль.

"Вся слава досталась Бобу Вудворду, но мы можем получить какие-то деньги и, например, расплатиться с моими долгами за обучение детей, – сказала Джоан. – Давай сделаем это ради семьи". Тут он согласился. "Его это не очень интересовало, – говорит Марк, – но он сказал: "Это серьезная причина".

Фелт принял промежуточное решение: он будет "сотрудничать", но только при помощи Боба Вудворда. По его желанию мы с Джоан в течение нескольких месяцев полдюжины раз созванивались с Вудвордом и обсуждали, как признаться, в форме книги или статьи. Иногда Вудворд начинал наши беседы с оговорки, звучавшей примерно так: "Я не признаю, что он тот, за кого себя выдает".

В конце концов он высказал два своих опасения. Во-первых, не навязываем ли мы с Джоан свою волю Фелту, действительно ли он сам хочет огласки? Во-вторых, действительно ли Фелт в здравом уме? Чтобы сделать собственные выводы, сказал Вудворд, он хочет приехать и снова посидеть с ее отцом, которого он не видел с того памятного обеда.

"Он всегда очень любезен, – рассказывает Джоан о своих разговорах с Вудвордом. – Мы говорили о том, чтобы написать с папой книгу, и он, мне кажется, об этом думает. Он не ответил отказом. Как-то он сказал: "Джоан, не давите на меня с этой книгой".

Для него это вопрос компетенции: только папа вправе освободить его от обещания ничего не рассказывать до его смерти. В какой-то момент я сказала: "Боб, между нами, не для протокола, я хочу, чтобы вы подтвердили: мой отец – это Глубокая Глотка?". Он этого не сделал. Я попросила: "Если нет, хотя бы скажите мне это. Мы оставим это дело. Он ответил: "Не могу".

По словам Джоан, за это время Вудворд не менее двух раз говорил с Фелтом по телефону, "так, что никто этого не слышал. Со времени того обеда память у папы ухудшилась, но Боба он вспоминал, когда бы тот ни позвонил.

Я сказала: "Боб, удивительно, папа никого не помнит так хорошо, как вас". Он ответил: "У него есть веские причины меня помнить".

Вудворд говорил и с Марком. "Он позвонил мне и спрашивал, встречаться ли ему с папой, и если да, то когда, – говорит Марк. – Я спросил: "Вы собираетесь предавать дело Глубокой Глотки огласке?".

Он ответил, что обещал моему отцу или кому-то другому этого не делать. Я не могу придумать, почему бы еще Вудворду интересоваться папой, Джоан или мной, если папа не был Глубокой Глоткой. Он спрашивал о состоянии папы. Почему он так заботится о его здоровье?".

По словам Джоан, Вудворд дважды назначал время, когда он приедет повидаться с ее отцом и, как она надеялась, поговорить о совместной работе. Но оба раза он отменял встречу, а новую так и не назначил. "Я была разочарована, – говорит она. – Может быть, он надеется, что я забуду".

Сегодня Джоан Фелт может дать Бобу Вудворду всего одну положительную характеристику. "Он очень надежный", – говорит она. Они поддерживают контакт по электронной почте, обмениваются добрыми пожеланиями; их отношения породила связь, установленная ее отцом в нелегкие времена.

Сегодня Марк Фелт смотрит телевизор, сидя под большим портретом своей покойной жены, и ездит кататься на машине с новым помощником. Ему 91 год, и подробности, похоже, стираются из его памяти.

По вечерам Джоан разрешает ему выпить два бокала вина. Хотя Фелт мягкий и веселый человек, он внутренне подтягивается, когда говорит о своем любимом ФБР.

Я верю, что Марк Фелт – один из величайших тайных героев Америки. В глубине души он, похоже, и сегодня сомневается в своей правоте, но знает, что исторические события вынудили его вести себя именно так: восстать против исполнительной власти, пытавшейся помешать его ведомству докопаться до истины.

Более 30 лет Фелт живет в тюрьме, которую построил себе сам из своих нравственных принципов и непоколебимой лояльности своей стране и своему делу. Но теперь его держат на поверхности откровения и поддержка его семьи, и он может больше не чувствовать себя узником.