Более 20 тысяч человек в самых разных уголках мира — от Урюпинска до Пхеньяна — «носят» лицо работы доктора Вульфа. Многие из этих лиц мы видим на кино-и телеэкранах. Имя известного пластического хирурга давно стало нарицательным: «Платье — от Диора, лицо — от Вульфа»…

Маэстро, как называют его друзья- коллеги, уже много лет живет в Италии, несколько раз в год давая «гастроли» в Москве. Правда, в Рим к нему тоже частенько наведываются из России ( за шубкой — в Грецию, за «подтяжкой» — в Италию). Сам Игорь Александрович любит в шутку представиться «лауреатом Шнобелевской и ЛомоНосовской премий».

Нашедшие свое лицо — Если собрать вместе тех, кого вы прооперировали за 25 лет практики, получится целый город. Это был бы город довольных собой людей?

— Как вам сказать… Люди-то разные. И причины обращения к хирургу — тоже. Тут ведь у каждого свои проблемы. Хочу нос, как у Клаудии Шиффер, глаза как у Пенелопы Круз, и попу как у Анны Курниковой — это одно. Скинуть бы лет 5–10, грудь не видно, сало заело — другое. А врожденные дефекты внешности, а изуродованные в авариях, в Афгане и Чечне? Кто-то действительно сможет изменить свою жизнь, у другого — каприз, так и будет дальше капризничать.

— Если сравнить, у кого капризов и претензий больше — у «наших» или итальянок?

— Уж и не знаю, припадошные и там и здесь бывают.

— Самое экзотическое пожелание пациента припомните?

— Никогда не забуду, это было еще в 80-х, приходит девушка. «Хочу такой нос!» — и кладет на стол порнографический журнал. Там среди сплетения ног виднеется кусок лица с носом. Вот такой она и хотела. Оперироваться мы ее, конечно, отговорили. А картинка у меня в кабинете в Институте красоты потом долго стояла, все ходили смотрели…

— А главный «хит» — история про то, как вам заказали копию Ким Ир Сена — реальная, или это хохма, каких про вас много рассказывают?

— Какие уж тут хохмы. Дело было государственной важности. Привезли ко мне в свое время актера из Пхеньяна, который должен был играть молодого вождя. Одну операцию ему уже в Корее сделали: пластмассу в нос засандалили, причем не очень удачно.

Я общался с их министром иностранных дел, ездил в посольство, они все кричали: «А-а, вам выпала великая честь!» Дважды я его оперировал, особисты сидели в операционной, следили за каждым движением. Потом я видел его в этом фильме.

— В какой стране женщины самые «подтянутые»?

— Не знаю.

— А у Майкла Джексона нос когда отвалится?

— Знаю, но не скажу.

— У вас бывает такое: смотрите на женщину, и руки так и чешутся…

— Еще как! И руки чешутся, и сердце бьется волнительно! А если серьезно, ну, допустим, я вижу, если есть какие-то проблемы. Естественно, держу это при себе. На самом деле я стал очень терпим к строению лица. Более, чем терпим. Я вообще стою на той позиции, что если можно не оперировать, лучше не оперировать. Это уж так, если приперло. До зарезу.

— Чувство юмора — насколько важно для хирурга?

— Обязательно должно присутствовать. У любого нормального человека. Кстати, я пациентов тоже на этот счет проверяю. Не реагирует на юмор — плохо дело, иногда стоит подумать, не повременить ли с операцией. Шутим шутки. Вот, раз пришла к нам девушка «из телевизора», хорошенькая такая. Грудь хотела сделать. Стоит, трясется от страха, извелась вся.

Имплантанты сама купила импортные, с собой привезла — в фирменной упаковке. Заходим с ассистентом в кабинет.Она глазами моргает, коробки к себе прижав. «А, здравствуйте, говорим. Пришли? Имплантанты принесли?» «Да, вот» «А почему квадратные? Что, круглых не было?». И тут она — в слезы! Потом все вместе смеялись. Хорошая шутка.

Доктор, достань лягушку!

— Когда пациент впервые приходит на консультацию, вы можете с ходу «прикинуть» для себя его психологический портрет?

— В большинстве случаев. Бывает, решение женщины переделать себя вызвано тем, что личная жизнь никак не наладится. Проблемы с мужем, например. «Вот, он на меня не смотрит». И не будет смотреть. Любит — так любит с любым лицом и грудью. Не в зеркало тут нужно смотреть, а к себе изнутри присмотреться или к мужу.

Один раз оперировали дочь какой-то «шишки». Семья ничего не могла с девчонкой сделать — лоб не нравился. Из окна бросалась, и все такое. Ну сделали ей лоб — подняли надбровие, кажется, уже не помню. Она на какое-то время успокоилась. Потом начала терроризировать всех на другую тему.

Знаете, в хирургии описан такой классический случай. Пациент ходил и говорил: «Доктор, у меня внутри лягушка живет. Достань ее, достань». Ну доктор решил достать. Сделал наркоз, разрез, шов наложил, лягушку показал. Наконец-то сбылась мечта. Теперь он счастлив. Через неделю пришел и зарезал доктора. Потому что тот «лягушку достал, а змею — посадил».

Плохих врачей хватает везде

— Все жалуются, что врачу с советским (российским) дипломом за границей устроиться на работу по специальности — шансов очень мало. Приходится в таксисты.

— А с итальянским дипломом в России врачом тоже не отличишься. Я, приехав сюда, закончил медицинский факультет итальянского университета. С отличием.

Сдал все государственные экзамены. Вошел в Орден медиков-хирургов. Открыл свою практику. Я плачу налоги, взносы в пенсионный фонд и за профессиональную страховку. Я подаю нищим, иногда. И в Италию к ним не я просился, а они меня заманивали.

— Не жалеете, что «сманились»?

— Нахлебался всякого-якого, не без того. Но выдюжил, не «скапустился», чего и другим желаю. Сейчас я «либеро профессионисто», как это называется в Италии. В общем, свободный художник. От чего свободный? От предрассудков, в основном.

От собственности материальной свободен. Нормальный человек может добиться всего, потом бросить и уехать в другую страну? Когда я сказал, что ухожу из Института красоты, все были в шоке. Заведующая отделением ходила ко мне и уговаривала: «Ты не должен. Кто угодно, но не ты.» Я спрашиваю: А почему, собственно?» Потому что ты — носитель технологии».

— Кстати, о технологии. Многие, уехав из России, на чем свет кроют западную медицину, и с тоской вспоминают родного участкового терапевта.

— Плохих врачей везде хватает… А плохих строителей? А учителей? Но и хорошие тоже есть, даже очень хорошие. Надо уметь выбирать.

— В Италии пластические хирурги — элитарная специальность?

— «Чистых пластиков» здесь мало, крутых, к которым очередь на запись — единицы. Обычно врач работает в клинике — в общей хирургии, а косметика — так сказать, приработок на стороне.

— «Халтурка»?

— Вроде того. Однако этой «халтуркой» они очень даже улучшают свое материальное положение. Выходит у них по 6–7 пластических операций в год. Как-то я работал с бразильцем. Так себе, средний уровень. Очень долго оперирует.

Ну нельзя лицо оперировать по 12 часов… Человек под наркозом, ткани сохнут. Нечего там делать столько времени. Утомительно это. И врачу, между прочим, тоже. А у них это сплошь и рядом. Потому что не наработана мануальная практика, иными словами — «рука не набита».

— Существуют ли какие-то профессиональные секреты доктора Вульфа?

— Никаких. Работать нужно хорошо. Прооперировав двоих-троих неудачно, вы полностью блокируете себе поле деятельности. Здесь результат — налицо. В буквальном смысле. «Это кто тебя так? Ах, этот…».

Сейчас хирургам-пластикам трудно. И в России тоже. Пять тысяч операций — стартовая цифра, после которой уже многое начинаешь соображать. В Институте красоты у меня в месяц было до 120 операций. 50 рублей стоил «нос», 40 рублей — «лицо». Очередь стояла на Калининском проспекте чуть ли не от метро — чтобы только войти.

Те, кто прошел золотую школу советских времен, оперируют по-другому, у них «наработка» имеется. Я загнал в подкорку десятки тысяч вариантов, ходов, пациентов, операций, много лет ушло на это — я все паковал, паковал… Теперь решение выскакивает за секунды. В нужный момент мой «микропроцессор» просто отщепляет дозу нужной информации. Правда, часто ночью просыпаюсь в кошмарах.

Глупо трескать водку на жаркой Сардинии

— Ностальгия: она есть?

— Нет. Я ведь часто бываю в России. Глубокого и трагичного отрыва никогда не было. Да и постоянная загруженность работой не дает томиться. Вожу с собой в компьютере огромную библиотеку, музыки много разной. И Интернет не дает скучать.

— Фотомонтаж — ваши картинки смешные — давно балуетесь?

— Графикой балуюсь давно, часто и подолгу живу в гостиницах, коротаю время с компьютером и цифровой камерой. Это славное занятие, захватывающее и творческое. Вот, смотрите, из серии «Чудеса пластической трансплантологии»: человек-лимон. А это Ельцин вручает мне Шнобелевскую премию…

— Говорят, вы раньше рыбками аквариумными увлекались.

— Да, еще в Москве… Девять тонн воды в доме было, дискусов разводил. Давно — в 80-х..

— Ого, дискус тогда самый дорогой был из аквариумных рыб, 25 рублей, кажется, на Птичке стоил…

— Не надо вот этого, 100 рублей малек! Я же их там и продавал, между прочим. Чтобы с голоду не сдохнуть. Меня до сих пор помнят на Птичьем рынке. Я несколько лет серьезно рыбами занимался, статьи писал в специальные журналы, целую систему разработал. А вообще, рыбок разводить — тяжелый труд. В пять утра уже на Вонючих прудах стоял — корм ловил…

— Ваш сын, наверное, уже больше «итальянец»?

— Сын — славный гибрид, гражданин мира, говорит на языках: живых, полуживых и полумертвых. Он умный, талантливый. Мне страшно подумать, сколько всякой всячины прошло через его 20-летнюю голову. Не могу выяснить, на каком языке он думает.

— Анекдоты есть в Италии смешные или наши все равно самые лучшие?

— Русский язык действительно велик и могуч. С анкедотами в Италии слабо, сапог он и есть сапог. А уж с «матерком» веселым — так здесь это в зачаточном состоянии.

— Местный быт: что нравится, что раздражает?

— В той социальной сфере, где я обретаюсь, быт не раздражает. Жизнь здесь хорошо обустроена, были бы деньги. И надо принимать обычаи той страны, где живешь, они ведь прошли проверку временем.

Глупо трескать водку на жаркой Сардинии и закусывать салом и луком. Да и в Надыме салатиком не больно обогреешься. Всему свое место и время. Италия — замечательная, здесь тепло, люди безалаберные, веселые, в большинстве своем крайне поверхностные и приятные.

Чувствуют красоту — это у них генетическое. Я живу в Риме, «увечном» городе, снимаю маленькую квартиру в обычном квартале. Шибко езжу по стране на машине. Оперирую в разных городах. Консультирую. Летаю в Россию и оперирую тоже. Там у меня клиника и ученики.

— И последнее: за границей — трудно?

— Трудно везде. Я счастлив.