СУМЕРКИ медленно вползали в комнату, делая загадочными, почти мистическими очертания знакомых предметов. «Да… Все кругом только и делают, что кричат о моем таланте, а настоящей, гениальной работы, этакого венца, нет, — подумал Михаил Александрович и прилег на диван.

— «Девочка на фоне персидского ковра», «Обручение Марии с Иосифом», «Гамлет и Офелия» — без ложной скромности могу сказать, что это талантливо, но, увы, вряд ли эти картины когда-нибудь назовут гениальными.

А я так навсегда и останусь «подающим надежды талантливым художником», все, что угодно, отдал бы за настоящее полотно». Художник на минуту оторвался от тоскливых мыслей — ему вдруг показалось, что из глубины комнаты на него пристально смотрит некое существо.

В том, что это был не человек, можно было не сомневаться — никто из людей не обладает таким пронзительным взглядом. Рубашка мгновенно пропиталась холодным потом и прилипла к спине, какой-то необъяснимый иррациональный страх овладел всем телом.

Из угла комнаты показался призрак — удивительно красивое лицо, великолепное тело и страдающий взгляд огромных черных глаз. «Все, что угодно, — неплохая цена за несколько гениальных мазков. Это я могу устроить», — проговорило существо и начало медленно растворяться на фоне белой стены.

Михаил Александрович проснулся от ноющей боли во всем теле: «Черт, надо же было заснуть на диване, да еще в такой неудобной позе! Но зато какой сон! Этот демон достоин того, чтобы быть нарисованным. Кто знает, может, враг рода человеческого принесет мне удачу…»

Пора любви

С ТОГО самого дня жизнь Михаила Александровича Врубеля дала крутой поворот. Он не отходил от мольберта по 17 часов. Лицо загадочного существа, однажды виденного во сне, удивительным образом трансформировалось на холсте, мало-помалу обретая сходство с оригиналом. Художник постепенно превращался в одержимого, но при этом был счастлив как ребенок.

Прежде неудачная личная жизнь тоже начала меняться. До этого женщины не баловали Михаила Александровича своей благосклонностью. Да это и неудивительно — уж больно эксцентричный кавалер им попался.

Врубель то сорил деньгами, скупая шикарные букеты, подарки и ящики дорогого шампанского, то оставался буквально без копейки. Он одевался экстравагантно и вызывающе, мог прийти в гости, выкрасив нос зеленой краской — так красивее, он дарил свои акварели и, если из деликатности работу вдруг не принимали, рвал ее на мелкие части.

Его с радостью принимали в высшем обществе, он был галантен и остроумен — этого вполне достаточно для светских вечеров, но для семейной жизни с устоявшимися представлениями о порядке требовались совсем иные свойства, которых у Врубеля не имелось.

Поворотным стал 1895 год. В то время в Петербурге гастролировала труппа московской частной оперы Мамонтова. Михаил Александрович отправился на представление. Сидя в темной глубине зрительного зала, он с ясностью осознал, что влюбился. Причем влюбился, толком не видя своей избранницы, а лишь услышав ее голос.

В то время примой Мамонтовской оперы была Надежда Забела. В перерыве между актами Надежда что-то обсуждала с подругой Татьяной Любатович, как вдруг разговор прервал стремительно ворвавшийся за кулисы мужчина, который тут же склонился к рукам Забелы и, целуя их, восторженно прошептал: «Прелестный голос!» Ее внешность поразила Врубеля не меньше голоса. Надежда Забела хоть и не была признанной красавицей, но обладала потрясающим обаянием.

«Возможно ли было, раз увидев это существо, не обольститься им на всю жизнь! Эти широко расставленные сказочные глаза, пленительно женственная, зазывно-недоуменная улыбка, тонкое и гибкое тело и прекрасные, длинные руки» — так говорил о Надежде Забеле Гнесин.

Бурный роман завязался очень быстро, намерения Врубеля были чрезвычайно серьезны, и скоро с его стороны последовало предложение руки и сердца. Надежда Забела ответила согласием, и в 1896 году состоялась свадьба.

Казалось, что более счастливой пары нет не то что в Москве и Петербурге, но и во всей России. Да что там Россия, вряд ли во всей Вселенной нашлись бы люди, любящие друг друга сильнее.

Врубель сопровождал любимую на гастролях, занимаясь оформлением декораций и придумывая сценические костюмы для Надежды. Перед выходом на сцену Врубель собственноручно одевал Надежду Ивановну.

Безусловно, влюбленность нашла выход и в творчестве — демон на время был забыт, и на картинах все чаще угадывались черты лица Надежды Забелы — «Гензель и Гретель», Маргарита из триптиха «Фауст», «Принцесса Греза», «Царевна Лебедь» и другие картины навсегда запечатлели ее облик.

Пора безумия

ТУЧИ начали сгущаться над четой Врубелей в 1898 году. Летом супруги гостили у родственников под Черниговом. Неожиданно сельская пастораль навеяла воспоминания о причудливом сне, и Врубель вновь вернулся к своему главному полотну — демону.

Михаил Александрович снова начал превращаться в одержимого. Он почти не спал ночами, его характер резко изменился. Всегдашняя мягкость, покладистость и добродушие сменились агрессивностью. Он уже совершенно не выносил никаких замечаний в свой адрес, при этом стал чрезвычайно говорлив — говорил же исключительно о своей гениальности.

Надежда Забела пребывала в постоянном страхе — она была уверена, что ее любимый муж постепенно лишается рассудка. Оставалась надежда, что рождение ребенка успокоит измученного художника — в то время Забела была беременна. Однако этим чаяниям не суждено было сбыться.

Впервые увидев сына, Врубель был потрясен — лицо младенца было исковеркано «заячьей губой». Врубель воспринял это как расплату, как кару за свои грехи. Художник впал в тяжелейшую депрессию, его не интересовало ничего, кроме его демона.

В 1902 году, год спустя после рождения сына, Врубель завершил картину. «Демона» перевезли для выставки в Петербург. Полотно уже стояло в выставочном зале, но Врубель не унимался: каждое утро ее переписывал.

Очевидцы не без мистического трепета наблюдали происходящие с лицом Демона бесконечные метаморфозы. Теперь даже скептикам стало ясно, что шедевр творил не просто талантливый художник, а настоящий гений.

В том же году маленького Саввушку было решено перевезти в Рязань к родственникам, но в пути Врубелю стало совсем плохо, и его пришлось прямо с поезда отправить в психиатрическую клинику.

Периоды относительного облегчения, когда он жил дома, сменялись все более тяжкими обострениями, и его вновь переводили в лечебницу. А в 1903 году семью постигла настоящая трагедия — Саввушка простудился и умер от крупозного воспаления легких.

Смерть Саввушки окончательно подкосила рассудок Михаила Александровича. Целый год он провел в психиатрической лечебнице, да и потом снова и снова возвращался в клинику. Но даже там, среди мрачных больничных стен, он не забывал ту, которая одарила его коротким счастьем.

Дорогие черты глядели с рисунков, сделанных во время пребывания в лечебнице, а в 1905 году Михаил Александрович под наблюдением доктора поехал в Панаевский театр. Здесь он в последний раз, как говорил потом, «в нормальной жизни» созерцал свою Музу, стараясь навсегда запечатлеть в памяти ее облик.

В последние годы жизни к душевной болезни добавилась еще одна драма. Врубель уже не мог рисовать — у художника резко прогрессировала слепота. Последнее полотно — портрет Брюсова — Врубель рисовал почти на ощупь, стараясь разглядеть тающие перед глазами черты поэта.

Завершить эту картину так и не удалось — в 1906 году художник полностью ослеп. Казалось, что шкатулка, в которой хранилась Вселенная, вдруг захлопнулась и вокруг остались лишь пустота и мрак. А по ночам в воспаленном мозгу художника постоянно звучал голос из далекого сна: «Теперь ты расплатился со мной, мы в расчете».

В 1910 году Врубель скончался в лечебнице для душевнобольных. Надежда Забела пережила его всего лишь на три года. Череда несчастий подорвала ее здоровье, она умерла в ночь после своего последнего концерта.