Самое тревожное то, что до сих пор не выработана долгосрочная стратегия социально-экономического развития

В интервью «НГ» президент Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов подводит некоторые итоги нынешнего политического сезона.

- С каким балансом Россия заканчивает очередной политический сезон?

– К сожалению, полоса относительных неудач, которая началась еще в прошлом году, продолжается. У нас ослабли позиции почти во всех странах бывшего Советского Союза, к тому же мы допустили несколько серьезных ошибок там, которые, даже если бы не были существенны сами по себе, привели бы к мнению о том, что Россия не способна бороться за свои позиции. Вызывает опасения ситуация в Центральной Азии, где идет быстрая дестабилизация.

Мы смогли в этом году избежать кризиса в отношениях с Европейским союзом, приняв так называемые четыре «дорожные карты», но кардинальной проблемы своих долгосрочных отношений с ЕС не решили. «К счастью» для нас (хотя провал Евросоюза является неудачей для всей Европы), Евросоюз сам вполз в длительный кризис, который дает нам возможность самоопределиться и выработать стратегию этих отношений.

С Соединенными Штатами Америки все развивалось достаточно предсказуемо и достаточно благоприятно, несмотря на некоторое увеличение взаимной критичности. Но американцы пока не хотят – или не готовы – оказывать на нас жесткое давление, хотят иметь нас на своей стороне.

Мы попытались начать разыгрывать карту нового треугольника: Китай–Индия–Россия. Но все понимают, что это не новый союз, а некая взаимовыгодная демонстрация сближения. Эти три страны и каждая из них по отдельности в союз войти не могут.

Самое тревожное то, что в этом году так и не была выработана ни долгосрочная внешнеполитическая стратегия, ни, что еще более важно, долгосрочная стратегия социально-экономического развития.

И мы начали ощутимо замедлять темпы своего экономическо-социального развития, начали терять по нарастающей свою привлекательность для внешнего мира. А это крупнейший внешнеполитический капитал страны. Но никаких трагических событий не произошло.

– Какие риски ожидают Россию в ближайшем будущем?

– Мы столкнемся в следующие годы с гораздо более сложными вызовами, которые возникнут в связи с возможным расширением НАТО на бывшие республики Советского Союза – уже не только на Прибалтику. Этот вопрос встал реально в повестку дня. Мы будем сталкиваться с усиливающимся давлением по поводу нашей роли в так называемых «неурегулированных конфликтах» в ближнем зарубежье.

С одной стороны, мы признаем территориальную целостность этих государств, а с другой стороны, не можем не понимать, что непризнанные государства уже имеют такую же историю и такое же право на существование, как и те государства, от которых они когда-то отделились. Это большая интеллектуальная и политическая проблема.

Но тем не менее ветер по-прежнему дует в наши паруса, в первую очередь из-за сохраняющейся напряженности на нефтяных и энергетических рынках, которые объективно делают Россию гораздо более важным игроком в мировой политике, а также из-за того, что ситуация на расширенном Ближнем Востоке продолжает дестабилизироваться.

Сейчас дестабилизация перекинулась на Среднюю Азию. Не видно конца конфликту в Ираке. Сложна ситуация в Иране, в том числе в связи с распространением ядерного оружия. Все это дает объективно в руки России карты, которые можно разыгрывать.

– Какие выводы, на ваш взгляд, делает российская власть из серии революций в СНГ и трагических событий в Узбекистане?

– Пока, по-моему, есть попытка усилить охранительную тенденцию и, что самое прискорбное, свалить эти явления на влияние внешних сил.

Внешние силы, конечно, там влияли, притом в разных направлениях, но совершенно очевидно, что все эти восстания, бунты, «революции» происходили, потому что старые постсоветские элиты изжили себя, надоели. Надоели своей неэффективностью, коррумпированностью.

Эти процессы являются совершенно объективными. Если мы поймем, что нам надо менять политику и людей, проводящих эту политику, тогда мы избежим революций. Если мы будем думать, что это действия фонда Сороса, тогда у нас могут возникнуть не такие, но схожие проблемы.

– В какой степени дело Ходорковского повлияло на наши внешнеполитические позиции?

– Трудно замерить градусы, но, безусловно, налицо серьезнейший удар по имиджу России как современного государства.

– Вы упомянули кризис в Европейском союзе. Ваш прогноз: как будет развиваться ситуация после провала двух референдумов по единой Конституции и провала последнего саммита ЕС?

– Кризис Европейского союза назревал давно. Связан он и с тем, что европейская элита, размечтавшись о великой идее Единой Европы, оторвалась от корней, от своего населения, которое не хочет великой идеи, не хочет конкретных потерь ради нее, а хочет конкретных выгод лично для себя даже за счет прогресса всей Европы. Я не думаю, что в ближайшие годы кризис будет легко преодолен.

Это будет длинный период переосмысления. Нынешнее поражение Евросоюза и одновременно его расширение делают возможной эволюцию ЕС не к квазифедерации, а к союзу государств с общей экономической политикой, с общей валютой, но с меньшей степенью внешнеполитической и политической интеграции.

То есть, условно говоря, Европейский экономический союз, каким он был когда-то, плюс валютный союз, единая валюта, передача ряда функций наднациональным органам.

Это дает нам возможность выработать долгосрочную европейскую политику, которой у нас не было. У нас есть окно возможностей для сближения, может быть, не в тех областях, где мы традиционно пытались сблизиться и где это не очень получалось.

Речь даже может пойти о заключении некоего стратегического или геостратегического союза, поскольку нынешний кризис, вне зависимости от того, как он закончится, будет означать стратегическую потерю времени для Евросоюза.

Это означает, что ЕС будет и дальше проигрывать в соревновании за политическое влияние и экономическое развитие с азиатским великаном или Соединенными Штатами Америки.

В этой ситуации Россия может оказаться для Евросоюза более выгодным партнером, чем она казалась еще некоторое время назад, когда нас фактически полусписывали, заявляя на словах совершенно другое. Но опять же очень многое будет зависеть от того, насколько мы будем следовать европейскому пути.

– Как будут развиваться события в СНГ в условиях ослабленного Европейского союза? Какое значение имеет Украина для ослабленного ЕС?

– Безусловно, долгосрочные мифические перспективы для Украины или Молдовы вступления в Европейский союз сейчас стали еще более мифическими. Хотя Украина и Молдова могут быть приняты в НАТО с целью закрепить их ориентацию на Европу.

Это поставит крупнейшую проблему перед Россией, вплоть до того, что будет поставлен вопрос: либо мы находимся вместе с этими странами, то есть вступаем в НАТО, либо оказываемся в ситуации крайне неприятной внешнеполитической изоляции. Но, конечно, для СНГ кризис в ЕС будет означать некоторое ослабление того магнетизма, который Евросоюз оказывал на многие страны.

Но СНГ продолжает рассыпаться не потому, что на него оказывает воздействие притягательный Европейский союз или Запад, а просто по объективным обстоятельствам. Достаточно сказать, что доля СНГ в российском внешнеторговом обороте не превышает 20%.

Достаточно сложны перспективы Белоруссии, и я не исключаю попытки внешней или внутренней дестабилизации этой страны, особенно если она и дальше будет отказываться от реформирования и демократизации.

Поэтому в СНГ возможно построение каких-либо микрокольцевых конфигураций: например, союз Россия–Казахстан. Создание единого экономического пространства вряд ли является устойчивой тенденцией.

С моей точки зрения, все подобные тенденции обречены, особенно если Россия не изменит коренным образом свою внешнюю, внутреннюю и экономическую политику, не станет снова привлекательной и не начнет показывать не 4–5% прироста (а это чуть ли не самые низкие темпы даже в СНГ), а 10–12%.

– В ноябре Владимир Путин поедет в Японию. Какие тут могут быть сюрпризы?

– Я надеюсь, что сюрпризов не будет. Российско-японские отношения объективно находятся на пути сближения, потому что мы сталкиваемся со схожими проблемами. Япония уже в открытую конфликтует с Китаем. Мы не конфликтуем, но мы чаще ощущаем его геополитический вес.

Существует проблема ядерного оружия Северной Кореи. Существует проблема роста национализма в Азии. И в этой ситуации, я думаю, Япония не будет давить на нас так жестко, как давила в прошлом, в том числе по территориальным вопросам.