|
|
|||||
Общество
Екатерина Барабаш
Шон Пенн в фильме «Убить президента. Покушение на Ричарда Никсона»
В прокат выходит новый фильм Нильса Мюллера «Убить президента. Покушение на Ричарда Никсона». Сразу хочется предупредить: никакого покушения на президента здесь нет, а сам президент является в фильме лишь на экранах телевизора да в бесконечных размышлениях главного героя. Но тем не менее... Главному герою Сэму Бикку (Шон Пенн), продавцу офисной мебели, не везет. Причем не везет во всем и постоянно: от него уходит жена, его выгоняют с работы, ему не дают кредит в банке, из-за чего так и не осуществляется его давняя мечта – открыть собственное дело. В общем, неудачник. Типичный лузер. Тот, кого в советских учебниках литературы принято было называть «маленьким человеком», непременно подчеркивая, что «маленький человек» – явление исключительно русское. У нашего Акакия Акакиевича Башмачкина была мечта – шинель. Когда он лишился ее, он умер. У Сэма Бикка тоже была мечта, американская мечта – крепкая семья, свой дом, свое дело и вера в незыблемость достигнутого. Когда он лишился этой мечты, он умер. Только в отличие от тишайшего Акакия Акакиевича герой американского фильма подмешивает в свою несложившуюся жизнь достоевщины – «Тварь я дрожащая или право имею?» Прожив «дрожащей тварью» сорок с лишним лет, не дождавшись от общества и властей исполнения своей американской мечты, Сэм подобно Герострату решает оставить по себе память. Чтобы хоть кто-то да запомнил, чтобы по телевизору показали. Вооружившись пистолетом, он врывается в салон самолета, где путано требует от пилота куда-то лететь и окружает себя несколькими трупами. Стоит ли говорить, что через пять минут его страданиям приходит конец. В теленовостях его все-таки показали. Маленькая посмертная удача. Нет, все-таки сравнение с гоголевским Башмачкиным не совсем корректно. Акакий Акакиевич не задавался глобальными вопросами, не рассуждал о вине общества и властей в собственных неудачах и уж тем более не решал свои проблемы чужой кровью. Хотя неизвестно, каким бы предстал перед нами Башмачкин, живи он в ХХ–ХХI веке. По мере обрушивания на него все новых и новых несчастий Сэм Бикк все больше и больше задается вопросами, столь близкими сердцу русского человека: «Кто виноват?» (разумеется, власти во главе с президентом) и «Что делать?» (разумеется, сначала бороться, потом – гори оно все синим пламенем). Отчаявшийся, разуверившийся в мечте человек страшен, живет ли он в России, в Америке ли. География не важна. Каждый из нас – частичка государства. Каждый из нас вырос на избитых, но прочных схемах. Советских детей приучали к тому, что у всякого должна быть мечта, и мы обязаны были пестовать в себе мечты, писать о них сочинения, верить в них. Потом, когда мечты не сбывались, кто-то спивался, кто-то стрелялся, кто-то вырывался за кордон в поисках новой мечты. А там – то же самое. Там своя, американская, мечта, тоже избитая, схематичная и тоже далеко не всегда достижимая. Как не получилось у нашего государства дать к 2000 году каждой семье отдельную квартиру, так и ни одно американское правительство не в состоянии обеспечить каждого своего гражданина сбывшейся мечтой. Любое государство, любая власть в той или иной мере зомбирует. Герой Шона Пенна бесконечно смотрит по телевизору выступления Никсона – обещающего... рапортующего... успокаивающего... Каждый раз он верит, что президент обращается именно к нему, Сэму, и вот сейчас, в крайнем случае завтра, у Сэма все получится. Знакомая нам вера в доброго барина. Но барин не приехал и не рассудил. Барин виноват. И тогда откуда-то с самого дна маленького человека поднимается не ведомая даже ему черная обида: обманули. Раз обманули – будем мстить. Не получится отомстить самому главному – не страшно, отомстим просто, безадресно. Потому что в конечном счете виноваты все. Бунт маленького человека, бессмысленный и беспощадный. Шон Пенн – актер во многом загадочный. Управляясь на первый взгляд самым минимумом выразительных средств, почти не меняющихся от роли к роли – брови домиком, пелена слез в глазах, дрожащая ямочка на подбородке, – он каждый раз умудряется вложить в этот минимум миллион разных оттенков. Ямочка на подбородке дрожит то гневливо, то даже мужественно, здесь – жалко. Брови домиком он умеет поставить то недоуменно, то нежно, здесь – тоже жалко. И отчаянно. И даже – решительно, например, когда убивает любимую собаку, чтобы проверить, сможет ли убить человека. Смог. Подняв брови в последнем отчаянии дождаться доброго барина.
Рекомендуем
Обсуждение новости
|
|