25 Ноября 2024
В избранные Сделать стартовой Подписка Портал Объявления
Политика
Поляки и восточный вопрос
20.08.2005
Лешек Морфеуш

Комментарий: Niepodleglosc ('Независимость') - журнал, издававшийся в польском самиздате в 1982-1990 гг. и выражавший позицию радикальных антикоммунистов, выступавших против сотрудничества с властями в любой форме. Объектом их жесткой критики была, среди прочих, группа А. Михника (основателя и главного редактора 'Газеты выборчей').

После 1989 г. деятели непримиримой оппозиции не имели в Польше широкой поддержки, однако взгляды, близкие кругу журнала 'Niepodleglosc', выражают политики, связанные с партиями 'Право и справедливость' и 'Гражданская платформа', а также журнал 'Wprost'.

'Мы можем реализовать лишь восточную программу, потому что восточной программой Польша стоит и падает [1]' (Ю. Мерошевский)

Публикация в Польше избранных статей Ю. Мерошевского, покойного уже публициста социал-демократической ориентации из 'Культуры', прошло практически незамеченным. Ничего удивительного при том, что наши публицисты привыкли восторгаться трактатами о финляндизации, не выходя ни мыслью, ни духом за рамки программ, набросанных в первом, младенческом периоде формирования польской демократической оппозиции. А у Мерошевского не найти ученых размышлений на тему соглашения с московскими и собственными Красными.

Нет ничего и об общественных движениях и благотворительной деятельности, но зато есть много - практически, ничего иного нет, о ужас! - о политике и ликвидации Советского Союза.

Раз уж нижеподписавшийся принадлежит к немногочисленному и проклятому оппозицией в стране кругу ликвидаторов, позволю себе Мерошевского читателям немного пересказать, немного расширить, ну и, разумеется, немного с ним поспорить.

Взглянем для начала на то, какие позиции занимают оппозиционеры. Здесь можно выделить четыре группы:

1. Представленная Михником (Michnik), Братковским (Bratkowski), Киселевским (Kisielewski) и Кусьмерком (Kusmierek) и сводящая отношения с Советской Россией к реализации ялтинских договоренностей в наиболее выгодной для нас форме. А. Михник пишет, что 'каждый, кто работает над пересмотром 'несправедливых' ялтинских соглашений - по причине глупости или полной безответственности - вредит фундаментальным интересам польского народа. . . ибо мы боремся не за какую-то абстрактную независимость, а за суверенность в рамках восточного блока'.

Русские, по мнению Михника, 'согласятся на правительство, которое не совсем их устраивает, если оно обеспечит им покой и военное господство (не позволят, 'чтобы в тылах их войск царил хаос' ('Письма из Бялолэнки' (Listy z Bialoleki)

Очевидно, фундаментальным интересом польского народа является союз с Советской Россией. А. Михник не понимает, что в рамках восточного блока мы можем только сидеть, более того, что он сам уже сидит 'в рамках блока'!

А. Михник - признанный оппозиционер, посему его взгляды не подвергаются критике. Однако, рискуя навлечь на себя обвинения в правизне, национализме и сговоре со спецслужбами, заявлю, что лично я считаю признание ялтинских соглашений актом предательства.

Разумеется, первая группа неоднородна; в нее попали сторонники демократического социализма (А. Михник), демократического коммунизма (Кусьмерек) и капитализма (Ст. Киселевский - который, однако, благодаря этому вызывает у нас симпатию). Есть сторонники договоренностей с Москвой напрямую (Киселевский), через 'наших' красных (Михник) или вообще вместе с нашими либералами (Братковский).

С точкой зрения первой группы мы в дальнейшем спорить не будем, поскольку она противоположна принятой в 'N' системе ценностей. Ограниченный суверенитет в рамках блока - мысль нереалистическая и вредная, а то, что оппозиция ставит перед собой такую цель, является причиной ее идейной слабости и исходным пунктом блужданий окольными путями соглашательства. 'Только реформы, никогда - революция', пишет А. Михник, а раз реформы, то борьба за договоренности, компромисс, соглашательство.

2. В самом широком смысле представленная подписавшими 'Декларацию Солидарности', выражающая поддержку движениям за свободу народов в империи, признающая право народов на самоопределение. Однако, это не столько политическое направление, сколько определенный идейный тренд, образ мышления, которого обретение Польшей независимости мыслится в рамках ликвидации лагеря. Однако, трудно сказать, на какие движения больше рассчитывают его сторонники: национально-освободительные - борющиеся с Россией - или общественные - борющиеся с коммунизмом. Каково их отношение к отдельным группам российской и, скажем, украинской оппозиции; чего они ожидают больше - распада СССР на независимые государства или его превращения в федеративное демократическое государство? Чем бы они были более довольны?

3. Представленная Мерошевским, считающим самой важной целью свержение коммунизма (сталинизма) в СССР и самой России, поскольку это является условием для обретения нами независимости. Мерошевский допускает, как выгодный для Польши, и распад СССР на независимые государства и его превращение в демократический союз государств. Он является противником оказания поддержки национально-освободительным движениям, опасаясь, что борьба против России приведет к тому, что русские не откажутся от коммунизма. Он видит главную цель в социальной революции, т.е., в свержении коммунизма всеми народами империи. Задача поляков заключалась бы в том, чтобы начать социальную революцию и донести ее идеи до самой России (этнической). Так что, Мерошевский - сторонник польско-русского и, напр., польско-украинского союза в борьбе с коммунизмом, а не в борьбе за независимую Украину или Россию (этническую), и, признавая и поддерживая право украинцев на независимость, он все же не считает это поле конфронтации главным. Независимость придет после свержения коммунизма, а не наоборот. Ниже мы подробно разберем эту позицию.

4. Представленная командой 'Niepodleglosc', также считает, что Польша обретет независимость в результате ликвидации советской империи, отсюда - необходимость союза со всеми противниками СССР. Разумеется, мы выступаем за свержение коммунизма во всем блоке, но большее значение признаем за национальными, чем за социальными революциями. Поэтому мы поддерживаем, прежде всего, национально-освободительные устремления наших соседей. Мы заинтересованы не превращением СССР в федерацию (следовало бы сказать 'конфедерацию' - это непоследовательность со стороны Мерошевского) демократических государств, а его распадом на полностью суверенные демократические государства, часть которых связала бы себя конфедеративными узами с Польшей (ср. ЕЭС).

Мы не заинтересованы тем, чтобы нести антикоммунистическую революцию и свободу в Москву (хотя в Киев - да); придется уж русским справиться самим. Однако, мы можем с ними сотрудничать, но только с тем условием, что они немедленно и безоговорочно (никаких референдумов в будущем) признают право всех народов на самоопределение т .е. на обладание собственным государством в этнических границах, независимо от количества пришлого русского населения (см. ниже).

Как видно, больше всего общего у нас с концепцией Мерошевского, но много и отличий. Поэтому ниже я детально рассмотрю общие и спорные моменты. Я несколько раз писал в 'N' о конфликте интересов Польши и России, обрекающем нас на соперничество; однако, я не определил конкретно, в чем этот конфликт заключается. Мерошевский пишет, что 'Польша не может быть подлинно независимой, если Россия сохранит за собой имперский статус в Европе'. Давайте предположим, что на Востоке возникает демократическое российское государство, пока - на этнической территории; предположим даже, что русские отреклись от советско-царского шовинизма, империализма и всех территориальных завоеваний прошедших эпох (!), т.е. Россия перестала быть Россией. Однако, это произошло потому, что 'народы-победители никогда не меняют свои исторические модели. Матерью 'великих перемен' обычно бывает поражение (это правда - ср. Японию и ФРГ - прим. 'N').

Поражение должно было бы убедить большинство русских в том, что модель автократической и империалистической России под любым соусом - анахронизм и поэтому не функционирует, как ей надлежит [. . .] так как, основываясь на исторической модели великорусского автократического империализма нельзя сделать из России современное демократическое государство. . . революция в России должна была бы означать не только крах советской системы, но и крах исторического мифа, преграждающего России путь к прогрессу еще более явственно, чем советизм'.

Итак, позади 'великий перелом'. Американская оккупация и социальная революция (Мерошевский пишет только о второй) привили в России демократию. Благодаря ей российское государство развивается крайне успешно и необычайно быстро - для начала, прежде всего, экономически: становится все сильнее из пятилетки в пятилетку - ой, пардон за старые привычки - от одного президентского срока к другому. И что же дальше? Отрекается ли оно от ведущей роли в Восточной Европе? Соглашается ли на то, чтобы независимые балтийские государства, Беларусь, Украина, ну и Польша, перекрывали ему дорогу в Западную Европу? Не становится ли оно привлекательным центром притяжения, поначалу экономического и культурного для бывших колоний?

Ну разумеется! Бывшие колонии, если ранее - т.е. в фазе освобождения от России - они не свяжут себя с Польшей, будут склоняться к России, по крайней мере, Беларусь и Украина. Начнется мирная экспансия и, в конце концов, Польшу ждет судьба не Франции у бока США, а Панамы (до урегулирования вопроса канала). Россия должна будет делать все это, ведь она не будет мазохисткой, не будет уступать Польше только потому, что ее вечно будет мучить совесть. Россия, даже демократическая или даже, прежде всего, демократическая будет для нас слишком сильной (хотя не так, как до сих пор), чтобы мы могли позволить себе быть ее непосредственными соседями.

Поэтому мы не можем допустить того, чтобы в какой-либо форме возникла Российская ФЕДЕРАЦИЯ. Это мы должны связать пограничные государства: Украину, Беларусь и Литву с Польшей. Разумеется, связать - значит не подчинить, а сделать равноправными партнерами (см. ниже). Суть конфликта интересов Польши и России составляет борьба за лидерство в Восточной и Южной Европе, потому что вероятность того, что русские полностью и добровольно уйдут из Европы, а, значит, сознательно решат стать азиатским народом - из разряда фантастики.

И, как пишет сам Мерошевский, 'Россия, господствуя на этих территориях, становится непобедимым соперником. Из рук соперника-победителя нам нечего ожидать, кроме неволи'. Это так и сегодня и будет так в случае демократической России. 'С российской точки зрения, включение Украины, Литвы и Белоруссии в состав российской империи является необходимым условием, позволяющим свести статус Польши к сателлитскому. С точки зрения Москвы Польша должна быть сателлитом в той или иной форме. История учит русских, что подлинно независимая Польша будет всегда стремиться к Вильно и Киеву и стараться установить свое господство на территориях УЛБ'. Именно об этом идет речь; с тем лишь, что это господство относится не к самим УЛБ, а к российскому влиянию на этих территориях (мы должны быть сильнее русских на Украине, а не украинцев).

В этом месте обратим внимание на то, что пишет сам Мерошевский о немецком вопросе (так же, как и 'N', он выступает за объединение Германии, но против тесного сотрудничества с немцами): 'Мы представляем собой. . . плацдарм как для Германии, так и для России против Германии. . . Отсюда тенденция обоих наших соседей к захвату всего польского предполья - или к его разделу между обеими заинтересованными державами. [. . .] Врага можно разбить или договориться с ним. Если бы однажды состоялось российско-немецкое соглашение, то Польша потеряла бы не только западные земли, но и возможность экономического и политического развития. В то же время русские, договорившись с немцами, доминировали бы на всем европейском континенте'. [. . .]

'Пятый раздел Польши исторически неизбежен, если не будет преодолена эта схема' [. . .] Стремлением польской политики в любой ее форме должно быть создание такой системы, которая исключала бы российско-немецкий союз, делая его ненужным' (и - добавим - невозможным). Польша между двумя могучими в экономическом и политическом смысле державами - объединенной Германией и демократической российской федерацией - была бы чем-то наподобие Лихтенштейна или Люксембурга. В другом месте Мерошевский сам заявляет, что 'Восточная Европа, чтобы противостоять своим соседям, должна быть организована иначе'. И именно поэтому мысль о возможности создания российской федерации не наполняет нас оптимизмом и велит искать союзников, прежде всего, не в россиянах, хотя к ним у нас ни малейших предубеждений.

А поскольку главной целью становится способствование созданию независимых и никоим образом не связанных с демократической Россией государств УЛБ, то мы должны, прежде всего, поддерживать стремление наших соседей к независимости и развитие у них национального сознания, построенного на антагонизме с русским, то есть, противопоставленного русскости в широком понимании. Значит ли это, что мы отказываемся от всякого диалога с русскими? Нет, но не будем забывать, что формирование русского народа и русского национального сознания пришлось на времена Ивана Грозного. А поэтому объединение русского народа и земель пришлось на период исключительно жестокой диктатуры и бесправия. Иначе в Польше: здесь процесс создания народа перекрывался со строительством шляхетской демократии, там же - с созданием основ царского автократизма. Посему русские так часто отождествляют свободу с анархией и распадом государства - все-таки Иван Грозный в борьбе с этой свободой воздвигал фундамент российской государственности.

Российские демократы-федералисты могут быть для нас только конъюнктурным союзником в борьбе с СССР, но настоящее партнерство будет связывать нас только с группами (если таковые существуют), безоговорочно признающими право всех народов на немедленное отделение от какой-либо России и создание собственного государства.

Всякие попытки отодвинуть этот факт в будущее (например, после референдума, который будет проведен после свержения коммунизма, как хотел ген. Власов) имеют для нас характер манипуляции. Мы также не признаем наделение народов автономией достаточной уступкой. Рассмотренный вопрос связан с развитием национального сознания на территориях УЛБ и отношением этих народов к полякам. Мы заявили, что в интересе Польши - создание НЕ Демократической Российской Федерации, а независимых государств, которые будут, по меньшей мере, склонны к сотрудничеству с Польской Республикой или согласятся создать вместе с нами Союз Государств, который отодвинет Россию от Европы. В связи с этим мы обязаны сотрудничать только с теми русскими, которые безоговорочно признают право всех народов СССР на самоопределение и должны поддерживать не общественные, а национально-освободительные движения в СССР. В этом месте появляется проблема: что будет эффективнее в борьбе с коммунизмом: национальное движение или общесоюзное социальное движение, объединяющее все народы, в том числе, и русских, в борьбе с системой. Требования свободы и демократии мы можем сразу опустить как мало о чем говорящие народам, которые никогда этой свободы и демократии не видели, а, следовательно, даже не знают, в чем они заключаются.

Мерошевский пишет: 'Приоритет должен быть отдан свержению сталинизма. Ведущей целью является реформа системы. Решение национального вопроса - одна из производных этого процесса (это означает вновь придать значение положениям конституции'N'). Ставя вопрос таким образом, мы можем рассчитывать на привлечение на нашу сторону прогрессивных российских кругов, показав им, что между нашими целями существует тесная взаимозависимость'.

Во-первых, т.н. прогрессивная российская интеллигенция - немногочисленная прослойка, а в настоящее время она даже выказывает националистические тенденции. По радио 'Свобода' (аналог радио 'Свободная Европа') автор недавно услышал высказывание российского демократа о том, что народы Кавказа и Средней Азии, отпав от России, будут по ней ТОСКОВАТЬ.

Заверяем со своей стороны, что мы - поляки - тосковать не будем! Так что легко предугадать, какие тенденции возьмут верх в России после свержения коммунизма.

Во-вторых, если мы сделаем главный акцент на социальных вопросах и не пробудим национальное сознание белорусов и украинцев, то они могут удовлетвориться достаточно широкой автономией, полученной в первый момент, и остаться в союзе с Россией. Такая операция однажды уже удалась большевикам, которые заполучили в свои руки Украину благодаря поддержке сильнейшей украинской партии, т.н. бородбидоты (разновидность социалистов). А тогда, как пишет сам Мерошевский, 'когда у Украины будет свое независимое правительство, свое дипломатическое представительство за границей и т.п., нельзя исключать, что она, возможно, не захочет выходить из реформированного Commonwealth (содружества). Для нас же важно, чтобы украинцы чувствовали выгоду в союзе с поляками, а предложить мы им можем только помощь в борьбе за окончательное развитие национального сознания.

В третьих, принятие социальной области конфронтации откроет поле манипуляциям политически несознательными массами в беспрецедентном масштабе. Если в Польше на второй год войны [2] в подполье продолжаются горячие споры на тему несоответствия реального социализма истинному (т.е. теоретическому) как главного аргумента в пользу тезиса о необходимости свержения команды Ярузельского, легко себе представить, что будет твориться в СССР. Борьба за т.н. истинный социализм вместо независимой парламентской республики будет служить сведению всего движения на окольные пути и продлению жизни коммунизму. В этом месте наши с Мерошевским дороги расходятся полностью. Он пишет: 'Альтернативой революции (добавим: социальной) являются народные восстания'.

'Представим себе ряд националистических государств, которые ведут между собой войну за Львов или Вильно или десятки других городов. У России - даже вовлеченной в конфликт на Дальнем Востоке - было бы еще достаточно силы, чтобы использовать одни из этих государстве против других (с этим мы согласимся), стремясь к полной балканизации Восточной Европы. Москва могла бы с полным основанием надеяться на то, что, справившись с Китаем, она вновь возьмет под свой контроль перегрызшиеся друг с другом страны Восточной Европы [. . .]. Восстание было бы направлено не против России, а против сталинизма. Российская интеллигенция и российские ревизионисты поддержали бы революцию, но не поддержали бы националистические (мы бы сказали - национально-освободительные) восстания. Целью революции было бы охватить собой Советский Союз и помочь прогрессивным кругам российского общества придать российскому социализму человеческое лицо. Перестройка Советского Союза в commonwealth независимых государств могла бы быть осуществлена исключительно в результате революции' . Для нас, поляков, возникновение такого содружества создает угрозу на будущее, так зачем же нам прикладывать к этому руку?

Правда такова, что последствием национальных революций будет взаимная грызня. Чтобы этого избежать, необходимо пропагандировать идею возврата на родину. Таким образом, напр. белорусы и украинцы, которые в настоящее время вносят вклад в русификацию Латвии и сами утрачивают свой национальный облик, вернулись бы добровольно в свои государства на место уехавших оттуда русских. Нет ни малейших сомнений в том, что пришлое русское население будет должно покинуть освобожденные территории, несмотря даже на то, что на Украине оно составляет более 20% жителей. Принятие концепции национального сообщества (см. ниже) тоже смягчало бы национальные споры и даже позволило бы полякам свободно поселяться, например, на Украине, равно как и украинцам в Польше.

Исследования, проведенные среди сельского населения на территориях, занятых немецкой армией в 1941-45 гг., показали, что на Дону и Кубани сторонников советской власти было 4%, противников - 87%, безразличных - 9%, на Северном Кавказе, соответственно - 4% - 76% - 20%, на Украине - 9% - 81% - 10%, в Крыму (татары) - 9% - 61% - 30%, в Беларуси - 20% - 51% - 29% и в Ленинградском округе (так в тексте - прим. пер.) - 14% - 62% i 24%. Если принять во внимание, что Ленинградский округ как самый европеизированный отличается от остальной России, а донские и кубанские казаки считают себя отдельной культурной (если не этнической) группой русского народа, то заметим, что рост числа противников коммунизма зависит от уровня развития национального сознания. Больше всего сторонников советской власти было в наиболее русифицированной и отсталой в национальном смысле Беларуси.

Перепись населения 1979 г. показала, что 25% белорусов и 17% украинцев называют своим родным языком русский (что означает рост по сравнению с 1959 г. соответственно на 10% и 5%). Соответствующая группа в случае литовцев составляет лишь 1,7%.

Утрата белорусами и украинцами национального облика, а, точнее, обретение российского национального сознания, для поляков убийственно, потому что означает просто РОСТ числа русских и РАСШИРЕНИЕ их этнической территории. Тем временем, наши долгосрочные интересы требуют, чтобы между Польшей и Россией существовал культурно крепкий и многочисленный белорусский и украинский народ, лучше всего, обладающий собственной государственностью. Однако, для этого необходимо обретение этими народами полного сознания. Даже если справедливо ехидное утверждение, что белорусский народ был создан искусственно, то это соответствует нашим глубочайшим интересам. Упрощая, если бы белорусов не было, то поляки должны бы были их создать. Разве что кто-то хочет иметь польскую границу с Гродно, а за этой границей - еще 10 миллионов русских.

Белорусское и украинское национальное сознание могут развиваться в оппозиции польскости или русскости. Разумеется, для нас предпочтительнее второе. Но это означает, что поляки ни в коей мере не могут проявлять ассимиляторских тенденций. Белорусы должны чувствовать себя связанными с западной культурой, быть дружественно настроенными по отношению к польской культуре и враждебно - по отношению к русской - НО ВСЕГДА ДОЛЖНЫ ОСТАВАТЬСЯ БЕЛОРУСАМИ.

Итак, если нам важно, чтобы на восточных территориях развивалось национальное сознание НЕ В ОППОЗИЦИИ К ПОЛЬСКОСТИ, то мы должны стараться сохранить национальную идентичность 'наших' белорусов и украинцев, которые в будущем могут сыграть значительную роль в строительстве независимых государств на Востоке и отказаться от Вильно, Гродно и Львова.

'Территория только в определенной мере является элементом могущества. По моему убеждению, если бы поляки в благоприятных условиях отобрали у литовцев Вильно, а у украинцев - Львов, то позиция Польши vis-a-vis России оказалась бы значительно ослаблена. Важны не города, а народы. Речь не идет о завоевании Вильно и Львова, а о завоевании доверия и дружбы украинцев, литовцев и белорусов. По сути дела - по сравнению с прошлым - мы находимся в привилегированном положении, потому что Украина, Литва и Белоруссия ненавидят русских. Мудрая польская политика при возникновении соответствующей конъюнктуры должна воспользоваться этим эффектом. Однако, если мы обуемся в башмаки наших предков из XVII века - то, может, и получим Вильно и Львов, но не восстановим здоровое равновесие между Польшей и Россией. А в конечном итоге, значение имеет именно это, а не одним городом больше, одним меньше [. . .]. Россия не признает Польшу равноправным партнером, пока не признает нас соперником на востоке Европы. [. . .] Будем мы равноправным партнером России или нет - зависит не от русских, а от украинцев, белорусов, прибалтов. Если при выгодной конъюнктуре нам удастся убедить эти народы в том, что Польша может предложить им больше, чем Москва, что у нашей политики нет ничего общего с империализмом или захватом - тогда мы чуть ли не автоматически получим утерянную позицию vis-a-vis России'.

Идея национального государства возникла в XIX веке, в период формирования современного национального сознания. Тогда возникновение такого государства или его суррогата (ср. значение автономии Галиции для украинцев) было условием формирования каждого народа. Однако, в настоящее время народы уже существуют, так что мы можем принять другую концепцию - признать необходимость существования каждой национальной общности и ее независимого отечества. Это не означает, однако, что каждая национальная общность должна обязательно жить в рамках только одного государства. В настоящее время из-за миграционных потоков все большие части народов постоянно живут за границами своего родного государства. Эти процессы будут нарастать, а потому весьма вероятно, что, напр., через два-три поколения большая часть поляков будет жить вне Польши. И что тогда?

В связи с этим, право на самоопределение надлежит признать наравне с правом на свободное национальное развитие, независимо от государства проживания. Этот принцип мог бы стать основой для налаживания добрососедских отношений не только между поляками и их соседями, но и на всей территории Европы, освобожденной от советско-русского империализма. Родиной, а вместе с тем и культурным центром для всех поляков была бы Польская Республика в ее теперешних границах, и они бы имели право на неограниченный контакт с ней, а, с другой стороны, в государствах проживания (напр., на Украине, Белоруссии, Литве, Франции и т.д.) они бы пользовались полнейшей свободой национального, политического и экономического развития.

Разумеется, теми же правами пользовались бы представители иных национальных общностей, проживающих в Речи Посполитой. Только в случае принятия этой концепции мы сможем избежать взаимных раздоров, которые Советы будут пробуждать и использовать, и создать совместный фронт борьбы с российским империализмом. И только этот опыт борьбы и сотрудничества может создать мощный фундамент для будущей Конфедерации, которая навсегда поставит барьер перед Россией, т.е. увековечит независимость Польши. Любые изменения границ создали бы прецедент, вызвав лавинное нарастание споров на всей территории освобожденной Европы. А это бы дало время России на восстановление сил.

Поскольку Польша первой вошла в фазу разложения коммунизма, то она должна отважиться на то чтобы подать пример борьбы с СССР, которым впоследствии могла бы воспользоваться оппозиция в других бараках лагеря. Однако, до сих пор оппозиция из КОР [3] только копировала российское правозащитное движение. А экзамен сдали только. . . коммунисты, подав пример борьбы с социальной оппозицией 'Солидарности' - на наш взгляд, удачный.

Соглашение не может быть целью, которая нашла бы отзыв в странах соцлагеря, потому что население этих стран уже давно подписала соглашение - покорность в обмен на сносные условия жизни. А когда через два-три года наши соседи убедятся в том, что новое соглашение означает покорность в обмен на жизнь в умеренной нужде, по нашему мнению, такая цель будет вредной, потому что именно тогда геополитические изменения могли бы создать выгодные условия для обретения Польшей независимости. Лозунг независимости всех народов советской империи, несмотря на то что в настоящее время он может быть отвергнут (особенно в странах народной демократии), так же как его отвергает большая часть связанной с 'Солидарностью' соглашательской оппозиции, определяет все же перспективы борьбы - если он будет принят у нас и распропагандирован в мире, когда общества стран соцлагеря созреют к бунту, у них уже будет готов идейный, а также организационный образец.

Все надежды на какое-то особое решение проблем одного из наших народов иллюзорны. 'Ни мы, ни венгры, ни чехословаки не можем быть независимы, потому что получение нами независимости привело бы к банкротству современную национальную политику Москвы внутри Советского Союза. Москва считает нас не партерами, а стражниками советской 'гармонии народов'. Чтобы мир царил в Киеве, мир царить должен в Варшаве и Праге. Танки на улицах Праги защищали советский Киев и советскую национальную политику [. . .] Советский Союз не может купить лояльность или дружбу народов-сателлитов ценой угрозы своей внутренней безопасности'. Тем временем, сателлиты этих народов (так в тексте - прим. пер.) учатся у поляков: например, венгерская оппозиция - это идеальная копия движения КОР 1976-80 гг., и уже сегодня можно сказать, что она не сэкономит на проходе через порожние этапы общественной оппозиции, ориентированной на соглашательство и 'отказывающейся' от ведения политики. Полякам должно быть важно, чтобы их друзья не повторяли наших ошибок. Поэтому они должны знать, что кроме соглашателей и капитулянтов существует национально-освободительная оппозиция, а развитие событий лишь перед ней открывает перспективу победы. Точнее говоря, наши соседи не могут быть информированы о ситуации в Польше односторонне, как это было до сих пор.

Но есть ли какой-то смысл писать обо всем этом? Коммунистическая экономическая система независимо от страны с удивительной точностью показывает одни и те же признаки разложения. Нет сомнений в том, что оно должно повлечь за собой политические последствия, подобные польским, хотя, конечно, с определенным опозданием и местными вариациями. Это связано с двумя причинами: пугающим эффектом 13 декабря [4] и отсутствием разумных целей у конспирации, возникшей после этого, а также местные условия: в Румынии - необычайно жесткие репрессии, в СССР - самый низкий уровень сознательности и требований и т.д. Однако, если мы примем за исходный пункт формирование одного из важнейших экономических показателей - национального дохода (далее НД) в Польше и других странах блока в 1970-х - 1980-х гг., то обнаружим общую закономерность и сможем приблизительно определить, когда и где произойдут те же явления, которые у нас имели место в 1976-83 гг. Разумеется, при условии (впрочем, не совсем реальном), что раньше того СССР не развяжет третью мировую войну.

В 1975-78 гг. рост НД в Польше становился все меньше и составлял соответственно 9% - 7% - 5% - 3%. Переломным моментом стал 1978 г., когда НД в расчете на одного жителя упал на 0,5%, хотя производимый НД вырос на 3%. Эту разницу составляют попросту товары, вывозимые любой ценой из Польши ради того, чтобы покрыть расходы на оплату кредитов, взятых в 1971-76 гг. (тогда НД в расчете на жителя превышал производимый НД на сумму полученных ссуд). С 1979 по 1982 г. НД снижался соответственно на 2,3%, 4% (возникновение 'Солидарности'), 17% и около 8-12%.

СССР - спад производства угля и стали в 1982 г. свидетельствует не о снижении потребности в них, как при рыночной экономике, а о снижении поставок сырья, более низкой производительности труда, спаде производства в тяжелой промышленности, строящей соответствующие машины и т.д. По мнению гарвардского проф. М. Голдмана, НД в СССР падает, начиная с 1981 г., то есть, это был бы аналог польского 1979 г., явления 1980 г. должны были наступить в 1982 г. По сути, острый продовольственный кризис и связанное с ним забастовочное движение подобное польскому в 1976-79 гг., началось в 1979 г.

ГДР - положение подданных в советской зоне оккупации Германии была особенно выгодным, поскольку часть расходов на содержание коммунизма в этой стране оплачивал западногерманский налогоплательщик. Несмотря на это, в 1-м полугодии 1982 г. началось снижение процента роста НД, который должен был по плану составить 4,8% по сравнению с первым полугодием 1981 г., а было получено только 3% роста. Это соответствует польской ситуации 1978 г. (падение динамики роста НД с 5% до 3%). Одновременно, в июне 1982 г. внешний долг ГДР составил 12 млрд. долл. (без долгов предприятий и специальных кредитов ФРГ), причем до осени 1983 г. из них должно было быть выплачено 4,8 млрд.

В первом полугодии 1982 г. произошло падение потребления сырья и топлива на 6%, что попросту свидетельствует о спаде промышленного производства. Летом 1982 г. прошли демонстрации молодежи. В текущем году уже имели место довольно многочисленные забастовки, как в Польше в период с 1976 по 1979 г. Власти в ответ на них организовали доставку продовольствия в фабричные киоски и арестовали зачинщиков. Перед магазинами с продовольствием выстраиваются очереди.

Чехословакия - в 1981 г. произошло снижение производительности труда на 13%, в производстве началась стагнация. В 1983 г. из магазинов исчезли лучшие товары, особенно, продовольственные, они продаются из-под прилавка, за взятки. То есть имеют место те же явления, что в последние годы Герека [5]. В сентябре 1981 заявила о себе инициативная группа свободных профсоюзов.

Венгрия - в первом квартале 1983 г. (по официальным данным) произошло общее падение производства на 0,8%, что соответствует нашей ситуации в 1979 г., поэтому явления 1980 г. должны наступить у наших реформированных соседей [6] в 1984 г. В действительности же рыночные трудности будут гораздо большими, чем можно было бы предположить при упомянутых 0,8%, поскольку:

1) общий уровень производства снизился, но в то же время возросло производство тяжелой промышленности, то есть производство рыночных товаров упало на 4,7%,

2) экспорт неожиданно вырос на 20%. Неужели венгерские товары стали вожделенной редкостью на западных рынках? Нет, ответит сообразительный читатель 'N'. Это просто-напросто результат ограбления внутреннего рынка: вывозится все, что можно продать за границей, даже ниже себестоимости. Разницу оплатят венгры, покупая по завышенным ценам ту часть продукции, которую на Западе не захотят. Подобное явление имело место в Польше с 1978 г.;

3) потребление снизится на 1%, а реальные заработные платы - на 24%. В действительности снижение будем еще большим, раз уж на 1981-85 гг. официально запланировано снижение реальных заработных плат на 20%.

Румыния - анализ экономических данных этой страны не имеет смысла в связи с их патологическим фальсифицированием. В 1981-82 гг. была введена всеобщая регламентация, напр. укрытие во время ревизии 3 кг муки грозит лишением свободы за спекуляцию. В 1977 г. имели место забастовки рабочих в Жиу, равные по масштабу нашему Июню [7]. В 1978 г. возникли тайные свободные профсоюзы, позже разбитые. В феврале 1981 г. в Бухаресте были разбросаны листовки, призывающие ко всеобщей забастовке и образованию профсоюза 'Единство'. 28 апреля этого года была введена обязанность регистрации личных пишущих машинок. Если бы на них переписывались оды в честь Чаушеску, в таком распоряжении не было бы нужды. В настоящее время реальна угроза введения хлебных карточек.

Югославия - динамика роста НД упала в 1979-81 гг. с 7% до 1,75% - польская ситуация в 1975-78 гг. В 1982 г. НД если не упал, то уж точно не вырос, что соответствовало бы периоду 1978-79 в Польше. Рост расходов на содержание в мае 1982 г. составил 30%, а инфляция в 1982 г. - 46%. Позже удалось ее ограничить благодаря снижению потребления (введение карточной системы весной 1983 г.) и импорта, что должно вызвать дальнейшее падение производства. Таким образом, 1980 г. должен был наступить в 1983 г.

Итак, можно утверждать, что, учитывая эффект 13 декабря, польская ситуация 1980 г.. которая первоначально повторилась бы в других странах блока в 1981-83 гг., может наступить с опозданием в несколько лет, т.е. до 1986 г. Наученная опытом работы польских коммунистов с 'Солидарностью', элита власти из других бараков может уже не пытаться использовать общественные движения в своих целях, а это означает, что каждый бунт будет потоплен в крови, а не подогреваться, как у нас в Августе. Оппозиция должна принять во внимание этот вывод, разрабатывая свою стратегию борьбы в случае ослабления СССР в результате, напр. таких бунтов.

Однако, какой может быть реакция различных политических направлений в Польше на такое ослабление России?

Первая группа немедленно поспешит с предложениями договориться, и на этот раз будет принята Москвой, использована и, в конце, после кризиса, выброшена. Однако эти борцы за интересы народа будут втолковывать: 'А видите, что с Россией можно договориться без жертв и на основе обоюдной выгоды'. Для успокоения собственной совести они еще и закажут мессу за демократизацию СССР и дружественное сосуществование его народов.

Вторая группа соберется и будет три недели дискутировать, примет кипу деклараций и разойдется по домам, где вместе с интелле


 
Количество просмотров:
230
Отправить новость другу:
Email получателя:
Ваше имя:
 
Рекомендуем
Обсуждение новости
 
 
© 2000-2024 PRESS обозрение Пишите нам
При полном или частичном использовании материалов ссылка на "PRESS обозрение" обязательна.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.