Я познакомился с Валентином НИКУЛИНЫМ в 1992 году в Израиле.

Он блестяще отыграл моноспектакль «Друзей моих прекрасные черты» в иерусалимском культурном центре выходцев из СССР.

После спектакля мы зашли в небольшое кафе, надеясь, что удастся поговорить в спокойной обстановке. Не тут-то было. Бывшие соотечественники, среди них были и совсем молодые ребята, узнавали его: «О, Валюха! И ты тут!»

Фамильярно хлопали его по плечу и тут же заказывали выпивку: «Расскажу своим, что с самим доктором Гаспаром из «Трех толстяков» выпивал, они с ума сойдут»… А он, которому врачи категорически запрещали пить, никому не мог отказать. Мягкий, застенчивый, интеллигентный, он лишь смущенно улыбался и все повторял: «Дорогие мои… Милые мои…»

Не рвал когти

— ВАЛЕНТИН Юрьевич, вы в Израиле уже год, но на сцену вышли только теперь. Почему?

— Моноспектакль «Друзей моих прекрасные черты» особо мной и не готовился — он жил во мне. Как живут во мне мои друзья: Самойлов, Окуджава, Левитанский, Соколов, стихи и песни которых я исполняю.

Это кристально чистое поколение военных поэтов, не изменившее себе ни в чем. Когда я подчеркиваю: военных — это не значит, что они писали, пишут только о войне. Однако война определила их творческую и человеческую цельность, высоту их нравственной шкалы. Это все во мне.

Это мой стержень, мои любви, мои привязанности, моя шкала ценностей. На подобном действе можно увидеть и понять, что такое Валя Никулин. Не артист Никулин — Валя Никулин.

Хотелось бы и дальше выступать с этим спектаклем. Очень бы хотелось. Но я же не могу выходить с дощечкой и предлагать: «Купите спектакль!» Это же безумие. Бе-зу-ми-е! Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Значит, кто-то должен увидеть, услышать…

А лучше бы не кто-то, а человек, который, во-первых, имел бы деньги, а во-вторых, понял, что такое этот спектакль и что такое Никулин в этом спектакле. Я совсем не хочу играть его по принципу «чёса». Потому и вышел с ним лишь через год после приезда в Израиль. Я не спешил, не рвал когти, не зарабатывал на нем.

Почему Булат Шалвович и никогда — Владимир Семенович?

— ВАМ везло в жизни на встречи, знакомства, дружбу со многими выдающимися людьми. Если не ошибаюсь, вы и с Горбачевым учились в университете в одно и то же время?

— С разницей в два курса: он на пятом курсе юрфака, я — на третьем. В начале пятого курса Михаил Сергеевич был членом факультетского партийного бюро, а к окончанию — как раз тогда проходил Первый фестиваль молодежи и студентов — уже входил в университетское партийное бюро и занимал там какое-то очень важное место. Так что уже в те годы у него все было четко намечено.

— Юрфак вы закончили, однако по специальности поработать не довелось?

— Ни одного дня. Получив диплом юриста, я поступил в Школу-студию Художественного театра. Мне посчастливилось четыре года провести на курсе у Павла Владимировича Массальского, бок о бок с Владимиром Высоцким.

А настояла на том, чтобы я поступил в Школу-студию, моя мама, замечательный музыкант, Евгения Наумовна Брук-Никулина. Как видите, я ее послушался и никогда об этом не жалел.

— Ваш отец тоже был человеком творческим?

— Юрий Никулин, брат писателя Льва Никулина, автора знаменитого романа «России верные сыны», тоже был писателем, правда, менее известным. У нас была очень интеллигентная семья.

Приведу только один пример. Однажды отец, он был старше мамы на 8 лет, сказал ей, тогда еще ученице 7-го класса: «Обратите внимание, Женечка, как ранний Скрябин похож на Рахманинова!»

— Вы учились вместе с Высоцким, а вот песни его никогда не исполняете…

— Меня часто спрашивают: почему Булат Шалвович и никогда — Владимир Семенович? Я считаю, у Высоцкого настолько выражено триединство, что…

Человек, который пытается исполнять Володины песни, хочет он того или нет, невольно подпадает под его влияние. Но это формальный момент, а по сути — при всем том, что мне нисколько не чужд Высоцкий и не настолько уж он для меня дальше, чем Булат Окуджава, но, как ни странно, разница в шесть лет…

Я был старше всех на курсе, так как у меня за плечами был университет; мне было 24 года, а всем остальным — и Володе в том числе — 18–19. И вот эта разница в возрасте и решила как раз окончательно мои привязанности в сторону уже упомянутого поколения: Булат Окуджава, Давид Самойлов, Юрий Левитанский…

Окуджава, кстати, неоднократно говорил: есть единственный человек, который, нисколько ни в чем не подражая, исполняет то, что написал я. Он исполняет меня, оставаясь при этом собой, Никулиным.

«Уж не мечтать о подвигах, о славе…»

— ВАЛЕНТИН Юрьевич, хочу спросить вас, почему вы уехали? Понимаю, у каждого свои причины, но вы-то, любимец народа, год назад получивший звание «Народный артист России», зачем?

— Если честно, я совсем не хотел уезжать — меня моя супруга увезла. И больше, дорогой мой, давайте на эту тему говорить не будем.

— Не думаете ли вы, что все самое главное, самое значительное вами уже сделано, сыграно там, в той жизни?

— М-да… Ставить какие-то большие задачи уже не приходится. То есть, дай бог, конечно. Но… помните у Блока: «Уж не мечтать о подвигах, о славе…» Действительно, как ни крути, но самое лучшее, что мною было сделано в театре, в кино: 45 ролей в театре, 70 — в кино, из них 20 главных — это все там, тогда, в те три десятка наиболее активных лет. Но это не значит, что я сейчас не могу притронуться к королю Лиру. Возникла бы у кого-то такая идея.

— Не слишком оригинальный вопрос, и все-таки: самая дорогая для вас роль?

— Вы, наверное, ждете, что я назову Достоевского? Это единственная роль, которая, я бы сказал, выбивается из моей темы и в театре, и в кино.

В жизни я очень доверчивый, во мне много ребяческого, детского. Иногда мне даже говорят: «Валя, ты же седой человек, есть же некоторый опыт…» Да, все правильно, но, если бы не начинал каждый день заново, с нуля, это был бы уже не я, а кто-то другой. Поэтому, наверное, я большей частью и играл людей добрых, открытых, беззащитных, странноватых. И вдруг — страшная фигура Смердякова.

Работа над этой ролью — дантовские круги ада. Но поверьте, роль деда Грибоеда в фильме по повести Василя Быкова «Волчья стая» потребовала от меня нисколько не меньше затрат ума, сердца, душевных сил, чем Смердяков, а может быть, и еще больше. Так что, мне кажется, невозможно ответить на вопрос: какой фильм любимый? И необязательно брать большие роли, главные…

— Нет-нет, я имел в виду: самая дорогая…

— Мне очень близка маленькая роль, и это в первую очередь связано с режиссером, которым я до сих пор не перестаю восхищаться (он, кстати, тоже в какой-то степени определил мое человеческое и художническое существование в кино), — это Михаил Ильич Ромм.

Что я у него сыграл-то?.. Только в «Девяти днях одного года». Но какой замечательный актерский ансамбль: Танечка Лаврова, Мишенька Козаков, Женечка Евстигнеев! Какое было счастье работать с ними! Какая удивительная атмосфера царила на съемочной площадке…

Иногда задают вопрос: есть среди семи десятков фильмов, в которых вы сыграли, случайные? Есть! Есть! Не очень много — ну, пять, шесть. Но зато в остальных обязательно, как писал в свое время в статье «О моем друге» Лешенька Баталов, присутствует что-то никулинское.

Меня никогда не задевало, что я, допустим, не такой знаменитый, как, например, Кобзон. Однажды мы беседовали на эту тему с Вячеславом Тихоновым, и он сказал: «Я знаменит, так сказать, для народа. Ты же знаменит в определенном, элитарном слое…»

Так что на судьбу я не обижаюсь. Да и покойная мама мне часто повторяла: «Не дай бог, если ты станешь похож на упоенных собой идиотов!»

— Коль речь зашла о Кобзоне, я слышал, что озвучивать песни к кинофильму «Семнадцать мгновений весны» должны были вы?

— Ну, «должен» — громко сказано… Микаэл Таривердиев действительно хотел, чтобы песню «Не думай о секундах свысока…» исполнил я. Но… я, как всегда, опоздал. Потому что, наверное, всегда относился к своему исполнительству чуть-чуть иронически…

«Ничего не потерял, ибо я — нищий»

В СЛЕДУЮЩИЙ раз мы встретились с Валентином Никулиным в 1998 году, через несколько месяцев после его возвращения в Москву.

— Валентин Юрьевич, если помните, в 1992 году я вас спросил: почему вы уехали? Тогда вы ответили, что вас увезла жена. А теперь хочу спросить: почему вернулись?

— Да, жена увезла… Ее дочь — очень хороший врач. Прекрасно устроилась. Работает в американском центре в Иерусалиме. Они там все более-менее ничего, лишь я один: ни-че-го!

— Как вас встретила Москва?

— У меня такое ощущение, что я не очень вписываюсь в сегодняшнюю Москву, как она ни похорошела. Единственное, что хоть как-то утешает — я ничего не потерял, ибо я — нищий.

К счастью, меня не успели забыть ни как актера, ни как человека. Приглашают выступать на вечерах в Доме кино от Гильдии актеров, на радио. Есть предложения сниматься в кино, в телесериалах. Мечтаю выйти на сцену в родном «Современнике»…

— Чему вас, Валентин Юрьевич, научила жизнь?

— Жизнь меня научила, если она, конечно, чему-то научила, оставаться верным себе. В мои годы переделаться невозможно! Как и прежде, я верю людям, они мне интересны. Очень надеюсь, что они платят мне взаимностью.

К сожалению, из этого путешествия не возвращаются

Марлен ХУЦИЕВ, народный артист СССР, кинорежиссер:

— Я ПОЗНАКОМИЛСЯ с Валентином Никулиным в 60-х годах, мы все только начинали, кружились по близким орбитам, пересекались. Я был другом театра «Современник» и часто там бывал.

Впервые в кино Никулин запомнился мне по фильму, в котором он причудливо плывет по морю в корыте и гребет веслом. Потом были другие его прекрасные работы в картинах «Путь к причалу», «Девять дней одного года», «Три толстяка», «Братья Карамазовы»…

И когда в «Современнике» я поставил спектакль по пьесе Артура Миллера «Случай в Виши», Валентин Никулин сыграл в нем одну из центральных ролей — старого князя. Спектакль сложный, практически без мизансцен, персонажи общаются, сидя на длинной скамейке.

Я до сих пор с благодарностью вспоминаю эти репетиции. Дело в том, что мне как кинорежиссеру нелегко было общаться с театральными актерами. В кино все делается быстро, замечания лаконичны, а в театре — сплошные контрвопросы, дотошный анализ, все бесконечно долго, начинаешь нервничать.

Так вот Валентин Никулин и Игорь Кваша, как никто другой, поддерживали меня своим доверием и с большим вниманием относились к режиссерским пожеланиям. Даже когда я отменил фирменный никулинский жест рукой и предложил взять трость, он не спорил. И эта необходимость опираться, не отрывая рук, Вале даже понравилась.

Мне было горько узнать об отъезде Никулина в Израиль. Он там не прижился. Думаю, что этот переезд изначально был ошибкой. Мало кто из русских актеров способен прижиться за рубежом. Вот и Никулин в конце концов вернулся. То ли оттого что дела не пошли, то ли дела не пошли, оттого что ему было там трудно. Я обрадовался его возвращению и очень надеялся, что все у него дома наладится. Увы, он начал болеть. Видимо, отъезд все-таки сказался на его здоровье.

Мы принадлежим к одному поколению, поколению, для которого служение искусству было всем. Сейчас у актеров много побочных интересов и занятий, одни пытаются заниматься бизнесом, другие становятся рестораторами. Честно говоря, у меня это вызывает недоумение. В наше время мы не могли себе такого представить. Вот и Валя вернулся в Россию, чтобы заниматься любимым делом.

Горько, что ушел замечательный артист, со своей особой индивидуальностью. А как он исполнял песни Булата Окуджавы! Более деликатной манеры исполнения я не встречал. Да и сам Валентин Юрьевич был человеком деликатнейшим.

Его уход я в какой-то степени воспринимаю как очередной отъезд. К сожалению, из этого путешествия уже не возвращаются. Но Никулин останется в памяти и сердце всех, кто его любил. Он был очень нежным человеческим созданием, абсолютно незащищенным в этой жизни, натура по-своему уникальная.