Солонгирей Атаев показывает фотографию, пытаясь объяснить, почему его сын Рустам стал участником одного из самых кровавых убийств заложников в истории. На снимке – мертвый 12-летний мальчик. Он лежит на земле с разбитой головой. Его звали Ибрагим, это младший брат Рустама. "Он исчез в Грозном в 2002 году. Потом жители одного из сел увидели, как мужчины в камуфляже пытаются что-то сжечь. Это был Ибрагим и еще два мальчика, все – обнаженные, с разбитыми головами, – сказал 63-летний Атаев. – Вы можете представить, как на это отреагировал Рустам".

Рустам, которому было 25 лет, когда он участвовал в захвате школы номер один Беслана, вырос в селе Пседах в Ингушетии, регионе, граничащем с Чечней.

Его родители, оба этнические чеченцы, говорят о том, что он рос скромным и заботливым человеком. Затем началась одна, потом вторая война России против Чечни, наступило десятилетие ковровых бомбардировок, казней без суда и насилия, в результате чего погибли десятки тысяч людей и все местное население ожесточилось.

Опрос, проведенный в прошлом году организацией "Репортеры без границ", показал, что 90% чеченцев потеряли кого-то из близких родственников, причем каждый шестой из опрошенных видел гибель близкого человека своими глазами.

За последние пять лет бесследно исчезли от трех до пяти тысяч человек, чаще всего после того, как они были задержаны сотрудниками спецслужб, сообщает правозащитное общество "Мемориал".

"Мы очень жалеем детей Беслана. Они были невиновны", – говорит 48-летняя Нуржан Саламова, мачеха Рустама. Атаев перебивает ее горькой фразой: "Но это была одна школа, а в Чечне терроризируют всех".

Мы едем мимо развалин чеченской столицы, города Грозного, в горное село Энгеной – на родину двух людей, участвовавших в захвате школы, в том числе единственного оставшегося в живых боевика Нурпаши Кулаева. Его белобородый отец, Абуркаш Кулаев, говорит, что он сожалеет о страданиях Беслана, но отказывается осудить Нурпаши или его брата Ханпаши, который также был среди террористов и был убит.

"Это жестоко. Конечно, мы чувствуем их боль", – говорит 70-летний Кулаев, сидя в шаткой хижине, возле которой находится кукурузное поле и растут грушевые деревья, среди лесистых гор, откуда чеченские партизаны все еще продолжают тревожить российские силы.

"Матери перенесли ужасный удар: их дети ушли и никогда не вернутся. Но что случилось, то случилось. Я не осуждаю своих сыновей и не пытаюсь оправдать их. Тысячи детей погибли в Чечне".

Кулаев, который потерял и третьего сына, сражавшегося с российскими войсками в чеченском городе Аргун, сказал, что во время своего четырехчасового свидания в тюрьме с Нурпаши, который сейчас находится под судом во Владикавказе (городе недалеко от Беслана), сын-террорист "не просил у меня прощения".

Эксперты говорят, что та ущербная атмосфера, в которой выросло новое поколение чеченцев, дает возможность лидерам экстремистов, тому же Шамилю Басаеву, легко набирать себе новых рекрутов. Басаев был организатором захвата заложников в Беслане и недавно предупредил в интервью американскому телеканалу о том, что он готов провести новые подобные атаки.

В чеченском обществе, где очень сильно развита культура мести, некоторые сражаются с целью отомстить. Других привлекает существующая в экстремистских группировках строгая дисциплина, основанная на исламе. Кто-то попадает в ряды экстремистов случайно, а потом понимает, что обратного хода уже нет.

"Большинство из тех, кто участвует в террористических атаках, не знает заранее, что станет целью атаки, – говорит офицер российского антитеррористического подразделения, попросивший не называть его имени. – Но на их руках – кровь, они уже завязли в этом и не могут убежать, когда попадают на объект. Большинство из тех, кто захватывал школу в Беслане, не знали, куда их отправили".

"Они оказываются в ловушке. Представьте жизнь в лесу, постоянные лекции о Коране и жизнь рядом с людьми, для которых убийство – абсолютно нормальная вещь. Если ты не подчинишься, то ты умрешь".

Родители Рустама Атаева, живущие в селе Пседах, как и многие чеченцы, также чувствуют себя в ловушке из-за конфликта, в котором, как кажется, нет предела жестокости и не видно выхода.

"Нет пути из этого круга, – говорит Атаев. – Живые будут завидовать мертвым".