Смертницы из Беслана. Кто скрывался под хиджабом?

Среди террористов, захвативших школу в Беслане, были две женщины. По словам Генпрокурора России Владимира Устинова, они погибли в первый день от рук главаря Хучбарова. Заместитель генерального прокурора Николай Шепель утверждал, что это Марьям Табурова и Роза Нагаева. Но к тому времени Розу уже объявили погибшей, обвинив ее в теракте у метро “Рижская” в Москве. Обозреватель “МК” не верит прокурору, проводит собственное расследование и делает вывод, что личности смертниц до сих пор не установлены, а местонахождение Марьям Табуровой и Розы Нагаевой по сей день неизвестно.

Беслан, 4 сентября 2004 года

Убийц отделили от жертв и сложили во дворе школы. Двое криминалистов с планшетками продвигались от трупа к трупу. Ветер украл с мертвеца бирку.

— Прикрепи новую!

— А как подписать?

— Подпиши: бандит №12.

Марьям Табуровой и Розы Нагаевой в этом ряду не было. То, что осталось от смертниц, лежало поодаль в черном пластиковом пакете.

Шахидки с рынка

История этих смертниц началась 24 августа прошлого года подрывами в небе двух пассажирских авиалайнеров, вылетевших из “Домодедова” в Сочи и Волгоград. В списках пассажиров значились две чеченки — тридцатилетняя Амнат Нагаева из села Тевзана Веденского района Чечни и тридцатисемилетняя Сацита Джебирханова из Майртупа Курчалоевского района, — которые и стали главными подозреваемыми. Вскоре выяснилось, что женщины, летевшие в разных самолетах, были близкими подругами, вместе торговали на грозненском рынке. Выехали из Чечни в Баку за товаром 22 августа, но не вдвоем, а вчетвером.

С ними была младшая сестра Амнат Нагаевой, двадцатидевятилетняя Роза. И двадцатисемилетняя Марьям Табурова — жительница Майртупа. Утром 31 августа 2004 года Марьям и Розу объявили в федеральный розыск, а вечером того же дня в Москве произошел теракт возле станции метро “Рижская”. Тогда источники в ФСБ и в ГУБОПе в один голос утверждали, что на “Рижской” взорвалась Роза Нагаева. От смертницы мало что осталось, но опознали ее якобы по отпечаткам пальцев и послеоперационному шраму на черепе. Однако последующая экспертиза личность шахидки не подтвердила. И вот спустя семь месяцев, 25 апреля 2005 года заместитель генерального прокурора Николай Шепель назвал имена двух смертниц, участвовавших в захвате бесланской школы.

— Посредством молекулярно-генетической экспертизы, — заявил Шепель, — установлена шахидка Роза Нагаева. Вторая шахидка — Марьям Табурова.

На этом можно было бы и поставить точку. “Молекулярно-генетическая экспертиза” — звучит убедительно. Граждане, потенциальные жертвы террора по всей России, напуганные двумя выехавшими на задание и неведомо где затаившимися смертницами, могут наконец успокоиться. Четверо выехало — вот вам четыре трупа.

Но стоит углубиться в эту историю, проанализировать детали, оценить возможные мотивы и реакции, и станет очевидно, что ясности не прибавилось. И никаких фактов, только слова. Ничем не подтвержденные фразы “анонимных источников” и официальных лиц. И даже пресловутая “молекулярно-генетическая экспертиза” вызывает сомнения, потому что акта ее не видели даже близкие родственники погибших, как это положено по закону. Может быть, кто-то ввел Николая Шепеля в заблуждение и никакого акта вообще нет? Точно известно одно — никто этих четверых шахидок из близких не опознавал.

Ни их трупов, ни вещей. Никаких документов об их смерти родственникам не выдали. А поэтому судьба этих женщин так и остается неизвестной. Может, они и погибли в самолетах и в Беслане. А может, сидят на конспиративной квартире и только готовятся погибнуть. Или вообще никакие они не смертницы, а жертвы, которых настоящие террористы убили из-за чистых документов для того, например, чтоб настоящие шахидки могли попасть в самолет. Тем более что убить четырех челночниц проще, чем завербовать их всей компанией в смертницы. Властям выгодно объявить их уничтоженными, это я докажу позже, а пока — начнем по порядку.

“Нам не дали от Марьямки ни кусочка...”

Год назад я уже приезжал к Табуровым в Майртуп. И теперь ехал, не надеясь их увидеть. После того как Марьям объявили бесланской смертницей, я полагал, что все ее родственники, по крайней мере молодые, уедут из дома, рассеются по Кавказу, затаятся у близкой и дальней родни, чтобы избежать обычного в таких случаях внимания местного отделения ФСБ, да и просто спрятаться от возможной мести. 330 погибших в Беслане. И у каждого родственники. И наверняка есть такие, что служат в Чечне или в Ингушетии и могут запросто приехать ночью на бэтээре и вырезать всех. 330 погибших. Из них 186 детей. А еще 10 погибших бойцов ФСБ, у которых остались обозленные товарищи. Короче, я был уверен, что Табуровых в Майртупе не застану.

Однако застал. Всех, кроме Розы, матери Марьям, отъехавшей по делам в Курчалой, и брата Хасмагомета, который ушел на работу. Остальные сидели дома: тетя Курман, сестры Зулай, Медни, Румиса, маленькие племянники — девочка Иман и мальчик Аюб. Мужа у Марьям не было. Отца тоже. Умер два года назад от рака.

— Первое время к нам много кто приходил, — говорит Зулай, старшая сестра Марьям. — И милиционеры, и еще какие-то. Из Грозного, из Курчалоя. Спрашивали, не узнали ли мы что-нибудь нового о сестре. Говорили, что если кто-то к нам будет приходить незнакомый, чтоб мы им сообщали. Вас как зовут, я забыла? Давайте я запишу. Я-то вообще в Хасавюрте живу, я там замужем, а остальные дома постоянно находились. Маму осенью в Курчалой вызывали, кровь на экспертизу сдавать. Маме там плохо стало. А один там есть такой Тимур в ФСБ, чеченец. Наклонился к маме: вы, говорит, про Марьямку ничего не слышали? Не знаете, где она? А откуда нам знать. Мы ее в розыск подали. В декабре брата моего мужа арестовали в Москве, посадили на сутки, муж поехал его выручать, так мужа моего тоже задержали, про Марьямку расспрашивали, какой у нее характер, да не слышно ли чего нового про нее. А потом по телевизору сказали, что она в Беслане была. А нам никто ничего не сообщил, что ее там опознали. И никаких бумаг не выдали.

На днях Беслан по телевизору показывали. Там одна девушка в платке и с пистолетом. Но это не Марьям, точно. Я бы ее даже с закрытым лицом узнала, потому что родного человека чувствуешь. Всю жизнь я с ней рядом прожила, я бы ее узнала, почувствовала. Видишь и чувствуешь — твой человек. А увидела эту девушку в телевизоре и ничего не почувствовала. Если бы мы точно знали, что Марьямка умерла, мы бы ее похоронили по обычаю. Когда люди точно знают, что человек мертв, то должны совершить похоронный обряд — тезит. Даже если тела нет. Но мы ее не хоронили, потому что никто нам твердо не сказал, что Марьям мертва. Хоть бы кусочек какой от Марьям нам дали. Или бумагу хотя бы, что она умерла. Не дали. Нету, наверное, такой бумаги, поэтому и не дают. А мама сама не ходила и никаких бумаг не требовала. Потому-то она каждый день надеется, что Марьямка придет. Мама нам говорит, что, наверное, Марьямка увидела по телевизору, в чем ее обвиняют, испугалась и где-то спряталась. Вот так наша мама думает. И никаких бумаг у них не просит. А сами они не дают. Может, вам дадут? Лучше уж похоронить человека, чем потерять.

— А после того как объявили, что Марьям была в Беслане, вам или вашим родным никто не угрожал? Здесь или в Хасавюрте? — спрашиваю я Зулай.

— Нет, ничего такого не было. В Хасавюрте тоже все об этом знают. К нам туда осенью милиция приезжала чуть ли не из Москвы. Но никто из соседей никаких претензий нам не высказывал, не угрожал. Потому что никто твердо не уверен, что Марьям террористка. Как они могут меня, например, убить, если толком не уверены.

От Табуровых я поехал в Курчалоевский РОВД, рассчитывая, что мне покажут хоть какой-нибудь документ, касающийся Марьям. Все-таки родственники подавали на нее в розыск, есть розыскное дело, которое должно быть прекращено, если девушка действительно погибла в Беслане. Меня радушно принял начальник милиции общественной безопасности по имени Султан. О Марьям он ничего никогда не слышал. Когда я сообщил Султану о том, что девушка с его территории была среди нападавших в Беслане, офицер очень удивился. Я и не знал, сказал Султан, что в Беслане еще и женщины были. Султан с чистой душой отправил меня в территориальное управление ФСБ. Террористы, сказал, это по их части, пусть фээсбэшники тебе все и расскажут. На КПП военной комендатуры ко мне вышел приветливый русский офицер, представившийся начальником местного отделения ФСБ. Внимательно выслушал и сообщил, что весь состав отделения только недавно сменился, поэтому в курс дела контрразведчики еще не вошли и ничего о здешней обстановке и людях не знают. И посоветовал обратиться в РОВД, откуда меня только что отфутболили.

Думаю, будь на моем месте Роза Табурова, мать Марьям, результат был бы таким же. Милиция отправляет к чекистам, а у тех все дела секретные. Жаловаться вышестоящему начальству, ссориться с властью мать девушки, публично объявленной террористкой, не будет. Хотя бы потому, что у нее кроме пропавшей Марьям еще пять дочерей, сын и шесть внуков. И никто до правды копать не будет. Можно шить дело без помех и как угодно. Точный психологический расчет.

Чистые девочки

Я не случайно пытал Табуровых насчет угроз, преследования или просто внимания к ним спецслужб. Тот факт, что все Табуровы до сих пор живы и здоровы и, более того, практически игнорируются органами, пусть косвенно — свидетельствует о том, что Марьям к терактам непричастна. По своим масштабам захват школы в Беслане сопоставим разве что с захватом театрального центра на Дубровке. Так вот родственников смертниц из “Норд-Оста” после теракта не только преследовали, но и похищали и даже убивали.

Показательны злоключения семьи Ганиевых из станицы Ассиновская Ачхой-Мартановского района. Среди захватчиков “Норд-Оста” было две сестры Ганиевых — Айшат и Хадижат. Обе там и погибли. Спустя три недели после событий в Москве неизвестные в камуфляже поздно вечером взорвали дом Ганиевых. Лишь по счастливой случайности никто не погиб — родители с внуками смотрели телевизор в пристройке. А еще спустя полгода ФСБ арестовала одну из сестер Ганиевых, студентку Раису Ганиеву, и вытянула из нее показания на брата-боевика Рустама Ганиева взамен на новые документы и тайное переселение куда-то за Урал.

И еще один пример по тому же “Норд-Осту”. Среди уничтоженных в театральном центре шахидок была некая Мадина Дугаева. На ее трупе оперативники обнаружили поздравительную открытку с таким текстом: “Поздравляю с днем рождения. Желаю много счастья. Амина и мама.

13.01.02”. 19 мая 2003 года Временный пресс-центр МВД России на Северном Кавказе распространил такой пресс-релиз: “В селе Улус-Керт Шатойского района Чеченской Республики в ходе спецоперации милиционеры задержали двух местных жительниц, которые завербовали женщин для участия в теракте в театральном центре на Дубровке. Их имена в интересах следствия не называются”. Имена я тогда без труда узнал в администрации Шатойского района. Задержанными оказались тридцатипятилетняя Курбика Зинабдиева, она же Гехаева, и пятнадцатилетняя Амина Дугаева, та самая, с открытки, родная младшая сестра Мадины из “Норд-Оста”. Эти двое задержанных пропали бесследно. Спустя месяц я спросил у шатойского межрайонного прокурора Артура Хачатурова, моего хорошего знакомого, о том, что известно о судьбе Зинабдиевой и Дугаевой. И вот что сказал мне тогда Артур: “Я знаю, что их зачистили федералы. И зачистили по делу. Зачем они об этом объявили, непонятно. Может, из-за несогласованности между спецназом и пресс-центром.

Забрать-то они их забрали, но нигде не легализовали — ни в МВД, ни в ФСБ, ни в прокуратуре. Поэтому я был вынужден возбудить уголовное дело по похищению. Это моя территория, и юридически эти две женщины похищены неизвестными. Думаю, что их уже нет в живых. Только писать об этом нельзя”. Теперь, к сожалению, уже можно. Артур Хачатуров погиб 19 декабря 2003 года.

На фоне этих событий непонятно равнодушие спецслужб к родственницам Марьям Табуровой. И в частности, к ее матери Розе. По словам Розы, она почти полгода жила вместе со всеми четырьмя девушками в съемной квартире в Грозном. Находилась рядом с ними почти круглосуточно, все вместе они торговали на базаре. Трудно поверить, что если девушки, одна из которых дочь Розы, были уже тогда завербованы ваххабитами и готовились в смертницы, то живущая с ними женщина ничего об этом не знала. Однако никто ее в причастности к терроризму не подозревал, в тюрьму не сажал, по ночам не похищал и даже толком не допрашивал. Она и сейчас спокойно и открыто живет в Майртупе, и дай бог ей здоровья. Такое равнодушие спецслужб можно объяснить только тем, что сами-то чекисты знают, что все эти девушки скорее всего никакие не террористки, несмотря на то, что о них пишут в газетах. Контрразведчики работают не по газетным заметкам, а по оперативной информации, которой у них на четырех подружек, видимо, нет.

Можно предположить, как эти четверо попали в террористки. По информации источников в МВД, женщины выехали 22 августа 2004 года из Хасавюрта в Баку. Затем они якобы передумали, взяли такси и уехали в Махачкалу, где сели в поезд до Москвы. В железнодорожной кассе были обнаружены корешки билетов, выписанных на их фамилии. А может, всех четверых убили где-то по дороге в Баку, забрали у них паспорта, а на поезде в Москву ехали уже другие женщины, настоящие шахидки. Новые паспорта понадобились им, чтобы пройти в самолет со взрывчаткой. Документы Джебирхановой и Нагаевой для этого как раз подходили. Их фамилии не числились ни в одной милицейской базе данных. На этот факт после взрывов самолетов указывали все чеченские оперативники. “Чистые девочки” — говорили и милиционеры, и чекисты.

Особая папка “Ведьма”

В конце ноября 2004 года, спустя три месяца после событий в Беслане, я беседовал с генералом Рожиным, в ту пору начальником управления ФСБ по Чеченской Республике. Я спросил Юрия Александровича о чеченских смертницах, и вот что он тогда ответил:

— Подозреваемых — десятки. Не всегда эта информация подтверждается. Тех, которые, по нашему предположению, уже получили задание и выдвинулись, — таких несколько человек. Все они находятся в активном розыске как потенциальные террористы. И это не только женщины. Есть и мужчины. Что касается женщин-смертниц, у нас есть выделенные материалы, под общим названием “Ведьма”.

— Марьям Табурова среди этих разыскиваемых? — спросил я генерала. — Что о ней известно? Она, часом, не в Москве?

— Мы знаем, куда она примерно уехала. Находится за границей в одной из бывших советских республик. У меня нет данных о том, что она вообще была в Москве.

Напомню, этот разговор происходил спустя три месяца после событий в Беслане. К этому времени все генетические экспертизы скорее всего уже были сделаны. Странно, что самый главный чеченский контрразведчик не знал, что Табурова опознана в Беслане. А может быть, тогда, в ноябре 2004-го, еще не было решено назвать безымянную бесланскую смертницу именем Марьям Табуровой. Из Курчалоя я отправился в горы. Искать родственников другой шахидки — Розы Нагаевой. Проехал Гелдыген, Герменчук, Шали. Не доезжая до Агишты, наткнулся на блокпост, каких давно уже в Чечне не встречал. Дорогу охраняли не вальяжные, надменные менты, а военные. И они не стояли, как обычно, с оружием на плече, а лежали у шлагбаума в положении “к бою” с автоматами и пулеметом наизготовку, в ожидании нападения неведомо кого и непонятно откуда. Решительные и настолько сосредоточенные, что даже не взглянули в мою сторону. Так меня встретил Веденский район, где я скоро узнал, за что Хучбаров подорвал своих шахидок и как Розе Нагаевой удалось погибнуть дважды — сначала в Москве, затем в Беслане. А вы узнаете об этом из завтрашнего номера.