Попробуйте представить себе, что Джордж Буш приказывает американским телекомпаниям ограничить показ героических усилий наших спасателей в Новом Орлеане и убрать с телеэкрана сцены нищеты и горя его жителей.

Представьте, что Буш заставил Конгресс одобрительно высказаться по поводу спасательной операции после Катрины. Представили? Вот вам и американская версия путинской России.

В отличие от электронных средств массовой информации, которые полностью контролируются государством, местным газетам, в общем, никто не мешает распространяться о некомпетентности лидера страны - главным образом потому, что их мало кто слушает. Никто не запрещает и оппозиционным политикам кричать, взобравшись на забор, но на них тоже не обращают внимания ни полиция, ни граждане. А Путин тем временем невозмутимо пересчитывает и раскладывает по кучкам невообразимые потоки нефтедолларов, с помощью которых Кремль продлевает свое право на политическую жизнь.

Может быть, в такое время, какое переживает сейчас Америка, Буш потому и отвлекся от реальности, что начинает мечтать о такой же власти, какая есть у Путина. Так это или нет - не знаю. Ясно одно - на предстоящей на этой неделе встрече с Путиным в Вашингтоне в компании русского коллеги президенту будет хорошо. Этих двух человек, каковы бы ни были их разногласия по Ираку, Ирану и другим мировым проблемам, роднит между собой сходство характеров, облика, а теперь и опыта пережитой национальной трагедии.

На прошлой неделе Путин в Кремле провел продлившуюся 2 часа 15 минут встречу с западными специалистами, участвовавшими в работе дискуссионного клуба 'Валдай', на которой он показал все свое обаяние, всю энергичность, всю внутреннюю дисциплинированность и целеустремленность, которые когда-то произвели такое впечатление на Буша. Но временами за ними проглядывало некое стремление во всем сказать последнее слово, почти бушевская решимость до конца отстаивать свою правоту в любом вопросе, что бы ни говорили по этому поводу эксперты и мыслители.

- Всех политиков за что-нибудь критикуют, - отмахнулся Путин, когда поднялся вопрос о его авторитарном имидже за рубежом и о том, что он привел Россию к 'управляемой демократии'.

- Демократия либо есть, либо ее нет. . . С тем, что я авторитарный [лидер], я не согласен. - Вот так.

Он очень гладко и своевременно говорил о важной роли религии в посткоммунистической России, о его планах превратить 'энергетическую безопасность' в центральную ось своей внешней политики, о войне в Чечне, о других тяжелых вопросах. Но главным на встрече все же оставался сам Владимир Путин - человек, с 31 декабря 1999 года, когда Борис Ельцин катапультировал его к власти над всей страной, выросший из полковника КГБ, каких в СССР было множество, в могущественного политика мирового класса.

Путин не только сумел мгновенно понравиться Бушу, но и продолжать оставаться с ним в тех же отношениях, хотя в Кремле тем временем концентрировалось все больше и больше политической и экономической власти - все с неизменной поддержкой общества под флагом построения 'стабильности' после господствовавшего в ельцинские времена 'хаоса'.

Кстати, у Путина с Бушем есть еще одна общая черта - оба сегодня стремятся дистанцироваться от тех самых групп элиты, которые в свое время сформировали их как политиков и привели к власти. Ни наши гарвардские экономисты, ни их российские олигархи так и не смогли уловить, с кем на самом деле их лидер ассоциирует понятие 'народа', который, как известно, 'все решает'.

В пятницу, когда Буш будет говорить с Путиным о разобщении Америки, последовавшем за Катриной, его слова упадут на благодатную почву. Путин еще не забыл провальную операцию по спасению заложников в сентябре прошлого года, когда властям не удалось предотвратить убийство чеченскими террористами сотен школьников в Беслане. Последовавшая за этим волна национального шока и ужаса скоро спала, потому что власть не давала никому говорить об этом ни в эфире, ни в Думе. У Путина же эта травма уже вообще прошла.

На кремлевской встрече Путин, очевидно, апеллируя к фаталистическому характеру своих соотечественников, заметил, что Катрина доказала: ресурсов, достаточных, чтобы быстро справиться с неожиданным бедствием, не оказалось 'даже у самой сильной страны в мире'.

Нельзя было ошибиться и в оценке его отношения к событиям на Украине - 'А я вам говорил', что-то вроде того. На Украине, считает Путин, в результате избрания на пост президента не кремлевского кандидата, а Виктора Ющенко началось распространение хаоса и коррупции. Теперь Путин, правда, уже не так жестко, критикует за вмешательство в ход событий на Украине Соединенные Штаты, Европейский Союз и западные неправительственные организации. Все, чего хочет Россия на постсоветском пространстве, сказал он - 'чтобы к нашему мнению прислушивались'.

- Мы не идем назад к Российской империи, - заявил он. - Надо быть идиотом, чтобы вообразить, что мы этого добиваемся. Это невозможно, и Россия не заинтересована в том, чтобы против нее был весь мир.

Когда его начали забрасывать вопросами о том, каким он видит собственное политическое будущее, Путин ответил по-шермановски: он не будет баллотироваться на выборах в 2008 году ни при каких обстоятельствах, так как это противоречит российской Конституции (в 1884 году американский генерал Уильям Шерман [William T. Sherman], один из героев Гражданской войны 1861-65 гг., отказался от выдвижения кандидатом в президенты: 'Если меня выдвинут, я не буду баллотироваться; если же меня выберут, я не буду работать' - прим. пер.). Изменение конституции было бы 'дестабилизацией', сказал Путин.

Выглядит Путин гладко и в общем здорово, и, хотя за этой маской практически наверняка скрывается неугасающая обида на Украину за 'предательство' России и неослабевающее недовольство глобальным демократическим наступлением Буша, его правильные слова о демократии и международном сотрудничестве уже звучат хорошо и в целом убедительно. Теперь бы ему только убедить самого себя.