Истории, которые всплывают у нас на кухне

В середине пятидесятых годов я прочитал странную книжку, вышедшую в московском Детгизе. Называлась она, может, кто и помнит, “Наследник из Калькутты”. На обложке значились имена двух авторов: Штильмарка и Василевского.

Штильмарк, высокий веселый человек с бородой лопаточкой, похожий на капитана дальнего плавания из старомодных романов или, скажем, кадрового белого офицера, встречался мне, начинавшему сочинителю, в Центральном доме литераторов — нельзя было его не выделить из прочей публики. Впоследствии Роберт Александрович подписывался еще и псевдонимом Роман Шабурин, поскольку под таким зонтиком легче печататься.

Во время Второй мировой войны Штильмарк служил вполне советским офицером, а за год до окончания был даже переведен в Генштаб. Занимался он там снабжением, то есть хозяйственными делами, или, как шутили его коллеги, фуражом.

Вскоре после войны Штильмарка послали по делам в подмосковный полусекретный городок Солнечногорск, в совершенно секретный, но всем известный район военных учений “Выстрел”. Там остановился он в гостинице, как водится, деля номер вдвоем с офицером, с которым они вечером выпивали и, естественно, разговаривали. О чем разговаривали, не известно, но вскоре Штильмарк был арестован и перевезен на Лубянку. Ему предъявили серьезное обвинение: в тот вечер он по пьяной сказал офицеру, своему напарнику по гостиничному номеру, что немецкая военная техника лучше советской.

— Ну как я мог такое сказать? — оправдывался Штильмарк. — Ведь я же сам воевал. И не немецкие танки оказались в конце концов под Москвой, а наши танки под Берлином…

— Послушай, Штильмарк, — говорил ему усталый следователь, — ты офицер и я офицер. Давай договоримся по-хорошему. Я получил приказ составить на тебя обвинение. Ты — человек военный и понимаешь, что приказ есть приказ. Так помоги мне! Наговори про себя побольше, чтобы мне было что записать в протокол допроса. Вот ты сказал, что советские танки плохие… Продолжай в том же духе! Говори все, что думаешь... Что еще тут у нас плохо?

— Да нет у нас ничего плохого! Мне все нравится!

— Э, нет! Это я в протокол не буду записывать… Так у нас дело не пойдет. Ты давай, ругай… Ругай нашу страну и советскую власть! Я разрешаю. Что еще тебе не нравится?

Штильмарк долго молчал, потом произнес:

— Ну, все у нас, конечно, хорошо, а вот у меня дома, в парадном, лампочка разбита…

— Так! Хорошо! — обрадовался следователь и сразу стал записывать. — Значит, недостаточно света в нашей стране... Давай, давай! Дальше наговаривай...

Мало-помалу следователь довел дело до предвидимого конца, и вскоре Штильмарк, получив причитавшиеся ему десять лет за антисоветскую агитацию, оказался в отдаленных местах, в Сибири, в Туруханске, в лагере. Затолкнули его в один барак с уголовниками. Надо было как-то выживать.

Тут уместно вспомнить, что до того, как его забрали на фронт, Роберт Штильмарк учился на историческом факультете, любил литературу и много читал. Теперь в лагере ему это очень даже пригодилось. По вечерам приведенные со стройки уголовники любили слушать длинные истории про романтические приключения выдуманных и невыдуманных литературных героев. Изо дня в день Штильмарк пересказывал им романы Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Александра Дюма и все прочее, что только мог вспомнить. А уголовники его за это не били и не отбирали еду.

Годы текли. Надо было вспоминать и рассказывать все новые и новые истории. Дальше пришлось, напрягая фантазию, придумывать сюжеты самому, соединяя восточный колорит, средневековые страсти и, конечно, ближе к реальной жизни, некоторые современные человеческие характеры, понятные ворам и убийцам.

Одну из таких историй услышал десятник бригады зеков по фамилии Василевский, тоже из заключенных, но выслужившийся перед лагерным начальством. Он вызвал Штильмарка из барака на улицу, чтобы никто не слышал их беседы.

— Послушай ты, интеллихент! — сказал Василевский. — Зачем тебе заниматься грязной работой: возить тачку с землей, грузить камни, пилить лес, собирать щепки?

— Что же мне остается?

— А вот что: переведу я тебя работать на бельевой склад учетчиком. Там чисто, тепло, занятие — не бей лежачего. Будешь ты там записывать все то, что нам рассказываешь. Бумагой, ручкой и чернилами я тебя снабжу. И все написанное будешь отдавать мне лично.

Несомненно, в голове десятника Василевского созрел какой-то план.

Следует напомнить, что зеки в тех суровых краях, на берегу реки Нижняя Тунгузка, что-то строили, осуществляли грандиозные планы. То, что они делали, называлось великой сталинской стройкой коммунизма. Строительство шло не один десяток лет. Зимой зеки строили, а каждой весной паводок все смывал, и приходилось начинать сначала. Так что работа была трудная, конца ей не видать, рабсила изнашивалась и возобновлялась регулярно.

Штильмарку износиться не хотелось, и он с удовольствием согласился пойти работать учетчиком на бельевой склад. Там он сидел с листом фанеры на коленях и делал вид, что ведет учет грязного белья. А сам страничка за страничкой писал роман. Если появлялось начальство и проводили шмон — на коленях у учетчика грязного белья каждый раз лежал только один листок, все остальное каждый вечер забирал и куда-то прятал опытный десятник бригады Василевский.

Однажды Василевский пришел на бельевой склад, похвалил Штильмарка и заявил:

— Я все прочитал. Оказывается, ты не без таланта, интересно получается. Можно сказать, художественно. За это я тебя повышу в должности, переведу в еще более теплое местечко. С завтрашнего дня ты будешь заведовать лагерным складом ГСМ — горюче-смазочных материалов.

Теперь Штильмарк сидел в кабинке между бочек с керосином и машинным маслом в отдаленном от бараков с зеками месте один со своей фанеркой. Периодически он записывал, сколько кому керосина и масла отпущено. И по-прежнему у него на случай неожиданного шмона имелся один листок бумаги, на котором он продолжал сочинять роман в стиле, доступном ворам и уголовникам. Писал маэстро заключенный быстро и через год с небольшим закончил рукопись, которую называл “Наследник из Калькутты”.

Время действия этого странного приключенческого романа, написанного в туруханской дыре, — конец XVIII столетия. Происходит все в Англии, Индийском океане, Северной Америке и в Африке. Ни в одном из этих мест Штильмарк, естественно, не бывал и в ближайшее время туда вряд ли собирался. Оставалось придумывать. Как положено, хорошие и плохие герои борются друг с другом, а кончается все намеками на счастливую жизнь в будущем: “Не об одних близких думали они, но и про то, какой дорогой люди должны идти в будущее. В светлых и смелых мечтах своих они продолжали верить, что среди мира насилия и рабства им удастся заложить первый Город Солнца. Но они понимали, что воздвигнуть Город Солнца для всей огромной семьи человечества смогут лишь новые поколения отважных людей на вольных просторах земли, освобожденной от страшной власти золота. Они надеялись, что это будет скоро!”

Вот такие вполне прозрачные мечты — то ли всерьез, то ли весьма иронично — среди мира насилия и рабства, а именно на складе горюче-смазочных материалов Туруханского отделения Гулага, вышли из-под пера зека Штильмарка.

Василевский забрал у автора последние листки, и больше не появлялся, словно испарился.

Через некоторое время Штильмарк от соседа по нарам прослышал, что его роман Василевский переплел,сделал картонную обложку, нарисовал на ней название и поставил сверху свою фамилию. В расчете на досрочное освобождение десятник поднес свою книгу в подарок начальству. Начальство, в свою очередь, удивилось и засчитало это как культурно-перевоспитательное мероприятие, о чем доложило по субординации наверх.

Вскоре знакомые зеки сообщили Штильмарку шепотом, что дело его оборачивается плохими последствиями. У десятника Василевского стали выяснять, когда он ухитрился написать роман. Он объяснял, что сделал это в отпущенное на отдых время. А его спрашивают, как он это сделал, если сам, судя по его письмам, которые они читают, полуграмотный. В общем, начальники засомневались, спрашивают: где украл рукопись. На всякий случай, чтобы избавиться от улики, то есть ненужного теперь автора, Василевский подыскивает среди рецидивистов специалиста по мокрым делам. Он обещает устроить его работать на теплое местечко — склад горюче-смазочных материалов, с условием, что этот зек должен сам для себя освободить это теплое место.

Немного спустя зеки шепнули Штильмарку, что Василевский уже нашел Васю-санитара, который согласился за это взяться, так что теперь исполнение не за горами. Штильмарк погрустнел и стал покорно ждать Васю-санитара, поскольку укрыться от него все равно негде.

Тут вдруг взял да и помер усатый вождь всего прогрессивного человечества. Настала реабилитация, лагерь расформировали. Как ни странно для политического заключенного, Штильмарк оказался на свободе раньше уголовника Василевского. Вернулся зек в Москву, но вскоре получил письмо из лагеря. Десятник Василевский просил раздобыть в архивах Лубянки роман “Наследник из Калькутты”, который они вместе написали, и который, он точно знает, попал из лагеря туда. Задание — получить рукопись и попытать счастья наш с тобой роман опубликовать. Действуй, Штильмарк, не медли, а то пришлю Васю-санитара, специалиста по мокрым делам. Василевский надеялся, что за книгу ему скостят срок.

В архивах лубяночных, как известно, хранится все. И было тогда некое слегка либеральное время: кое-что реабилитированным зекам за полной ненадобностью даже возвращали. Короче говоря, там в подвалах поискали, почитали, увидели, что в романе нет никакой крамолы, а в конце есть даже Город Солнца и — выдали.

Почти вольный художник Роберт Александрович Штильмарк по совету одного из старых друзей принес приключенческий роман в детское издательство. Редактором отдела прозы в Детгизе работала жена писателя Рувима Исаевича Фраермана, автора знаменитой тогда повести “Дикая собака Динго”. Роман Штильмарка “Наследник из Калькутты” ей понравился. Конечно, к нему сделали предисловие о том, что в далекой сибирской тайге самоотверженно работали на благо родины отважные комсомольцы-геологи. Они, мол, в короткие часы досуга, между трудовыми стахановскими вахтами, рассказывали эти истории.

В письмах Штильмарку из лагеря Василевский намекал, что если его имени на обложке не будет, он пришлет в Москву Васю-санитара. Это было страшно. На обложке первого издания книги “Наследник из Калькутты” 1958 года стояло два имени: Р.А.Штильмарк и В.П.Василевский.

Поскольку один из авторов был в заключении, весь гонорар за книгу получил второй — Штильмарк. Перво-наперво он купил в Купавне, на тридцать третьем километре от Москвы небольшой домишко, — ведь ему негде было жить. Оставшуюся часть разделил и половину гонорара послал Василевскому, которого к этому времени уже выпустили на свободу. Он осел на Урале.

Когда Василевский получил деньги, он решил, что ему досталось мало. Он стал бомбардировать Штильмарка письмами, что теперь-то уж точно пошлет к нему Васю-санитара. Но времена слегка изменились. От кого-то из солагерников дошла весть, что самого Васю-санитара в лагере зарезали. Штильмарк стал теперь профессиональным писателем, прошлое старался позабыть, и эта старая лагерная история ему изрядно надоела. Помогло издательство: Детгиз подал дело в суд, чтобы защитить права их автора.

Как потом мне рассказывал сам Роберт Александрович, в 1959 году Московский городской суд в закрытом заседании рассмотрел дело. Эксперты подтвердили, что рукопись создана почерком данного автора, а следов другого автора в ней не имеется вообще. Переиздание книги “Наследник из Калькутты” вышло только под фамилией одного подлинного автора. Но, учитывая большую помощь уголовника Василевского в создании творческих условий для написания романа, часть гонорара была опять благородно переведена Штильмарком на Урал.

Умер писатель Роберт Штильмарк в 1985 году, дожив до восьмидесяти лет. Остаток жизни он писал бесконечные воспоминания “Горсть света”, рассказывая про свою непростую жизнь. Мемуары так и остались недописанными, в черновиках. Лишь после развала советской системы родственники стали публиковать их по частям.

Дочь писателя-зека вышла замуж и перебралась в Варшаву. У нее свое маленькое издательство, которое русских книг, если моя информация не устарела, вообще не издает.