Как — в реанимации? Почему?

Ангелину подключили к аппарату искусственного дыхания, но помочь ей так и не смогли. Девочка уже находилась в коме и спустя 20 часов после вызова к ней “скорой” умерла.

“Врачебная ошибка”, — вздохнули медики. “Причинение тяжкого вреда здоровью”, — поправили их прокуроры. Два “дела врачей” впервые в истории Башкирии не только дошли до суда, но и закончились вполне реальными приговорами.

Врачебные ошибки у нас крайне редко становятся предметом уголовного разбирательства. А дела врачей, дошедшие до судов, вообще можно пересчитать по пальцам. Два обвинительных приговора по двум разным делам, вынесенные нынешним летом медикам провинциального города Стерлитамака, оказались в ряду исключений в России, и уж точно стали первыми в Башкирии.

55-летнюю Анису Насретдинову — дежурного врача-педиатра выездной бригады станции “Скорой помощи” Стерлитамака — признали виновной в смерти ребенка.

47-летнюю Гульназ Рафикову — заведующую акушерским отделением городской больницы — в том, что она сделала женщину-роженицу инвалидом. Рафикова, осужденная условно, была вынуждена уехать от позора в Подмосковье. А врач “скорой” получила реальный срок и попала в тюрьму. — Очень трудные это были дела, — говорит следователь Стерлитамакской прокуратуры Тимур Галиев. — И не потому, что пришлось вникать в медицинские тонкости, а потому, что в маленьком городке все друг друга знают и довести следствие до конца представляло большую проблему.

Обвинение врачам было предъявлено по статье 118 УК РФ — причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности.

Проклятые таблетки

Двухлетнюю Ангелину в тот день в садик не повели. Девочка покашливала, и ее бабушка, Зугура Губайдуллина, сочла за лучшее оставить ребенка дома. Хотя внучка явно больной себя не чувствовала и бегала по квартире как обычно. Дочка Губайдуллиной Айгуль родила Ангелину без мужа. А трудилась она в ночном киоске, поэтому воспитание внучки целиком легло на бабушкины плечи.

Старая и малая сходили к врачу, который поставил девочке диагноз “бронхит” и прописал какое-то лекарство. Но по дороге домой мать купила бромгексин, поскольку товарки на работе сказали ей, что это лучшее средство от кашля.

После ночной смены Айгуль легла спать, а с Ангелиной осталась ее тетя. Бабушка отправилась в магазин за хлебом, тетя вышла на кухню, и ребенок какое-то время был предоставлен сам себе. Когда в шестом часу вечера девочка зашла в спальню к матери, в руках у нее была облатка от таблеток бромгексина. Почти пустая.

— Я спросила ее, где таблетки, — рассказывает Айгуль. — А дочка только смеялась, разводила руками и высовывала язык. Я поняла, что эти таблетки она съела.

Вызвали “скорую” не сразу — ждали бабушку, чтобы принять решение. Приехавшая врач-педиатр Аниса Насретдинова сразу принялась промывать ребенку желудок.

— По словам матери, ребенок съел двухмесячную взрослую норму бромгексина, — говорит Насретдинова. — Если бы я знала, что таблетки девочка проглотила часа за два до вызова “скорой”, я бы сразу отправила ее в больницу, потому что лекарство уже должно было всосаться в кровь.

Тут мать заметила, что из желудка дочки вышло гораздо меньше воды, чем врач залила через зонд. Причем вода была чистая, таблеток в ней не наблюдалось. Наверное, почувствовала что-то неладное и педиатр, потому что, несмотря на вполне удовлетворительное состояние Ангелины, все-таки настояла на том, чтобы отправить ребенка в больницу.

Когда ночью Айгуль позвонила в больницу, чтобы узнать, как там ребенок, ей сообщили, что дочь находится… в реанимации.

— При поступлении девочка уже была очень плохая, — рассказывает медсестра приемного покоя Светлана Флакс. — В очень тяжелом состоянии и практически неконтактная.

Девочка уже находилась в коме и спустя 20 часов после вызова к ней “скорой” умерла. Экспертиза установила, что в крови ребенка смертельной дозы бромгексина не было. Скорее всего Ангелина просто куда-то запрятала таблетки, а мама неправильно поняла дочь, когда та высунула язык. Возможно, двухлетняя малышка хотела сказать, что таблеток-то она как раз и не ела.

Как установили эксперты, девочка скончалась от того, что промывочный зонд проткнул ей желудок и задел печень. А в реанимации ребенка спасали от тяжелого отравления.

Виноват только педиатр?

Для следствия было важным выяснить, в какой момент Ангелина получила смертельное ранение. Как рассказали сестры в приемном покое, ребенок поступил к ним со вздувшимся животом — значит, жидкость, влитая ей врачом “скорой”, уже разлилась по брюшной полости. Мама говорила, что зонд не был зафиксирован и в один момент глубоко ушел в горло дочки… Следствие решило: виноват врач, который должен внимательно следить за подобными манипуляциями.

Впрочем, Аниса Насретдинова — педиатр с большим стажем, проработавшая на станции “Скорой помощи” более 20 лет, — не отрицала своей вины. Даже каялась перед родными ребенка на следствии. Более того, Насретдинова, доставив Ангелину в больницу, сразу предупредила принимающего девочку врача, что при промывании желудка несколько раз не удержала зонд. Однако в приемном покое не обратили внимания на предупреждения врача “скорой”, безоговорочно поверив бабушке, что девочка отравилась лекарствами.

Насретдинова за свою ошибку расплатилась более чем серьезно, получив реальный срок лишения свободы. Женщину пенсионного возраста закрыли в СИЗО сразу после решения суда, там она провела три месяца — пока кассационная инстанция не заменила наказание более мягким, условным приговором.

Но разве только ее вина, что девочка умерла? Неужели ребенка нельзя было спасти в больнице, правильно поставив ей диагноз и проведя экстренные хирургические меры?

Ведь для того, чтобы выяснить, действительно ли девочка отравилась, достаточно было взять кровь на анализ. Также несложно было бы установить перфорацию стенки желудка, если бы врачи догадались осмотреть полость с помощью гастродуоденоскопа. Вместо этого Ангелине промывали в больнице желудок еще 4 раза, заталкивая зонд в рот и закачивая внутрь воду уже находившемуся без сознания ребенку!

Врачи утверждают, что внешние признаки больной очень напоминали тяжелое отравление, и никому в голову не пришло, что причина резкого ухудшения состояния ребенка может быть в чем-то ином. Более того, к угасающей малышке был вызван хирург, который никаких отклонений по своей части не обнаружил.

“Неужели так больно?”

Схватки у 26-летней Ризиды Хайруллиной начались неожиданно. До родов ей оставалось не менее месяца, она и мужа на зимние каникулы отпустила в родное село со спокойным сердцем. Приезжие Ризида с мужем (оба правоверные мусульмане) сумели найти в Стерлитамаке отличную работу — в местном медресе. И все у них было до поры до времени прекрасно.

Сложности начались, когда Ризида забеременела. Вставать на учет ей пришлось по месту прописки, а наблюдаться в платной поликлинике. Там ей все время твердили, что плод развивается нормально, поэтому преждевременные роды стали большой неожиданностью.

Воды отошли у Хайруллиной еще дома, потом “скорая” доставила ее в роддом. Ризиду осматривала сама заведующая обсервационным отделением Гульназ Рафикова, она и приняла решение срочно готовить роженицу к кесареву сечению.

Для Хайруллиной сам приезд в роддом стал шоком. А тут еще операция… — Когда меня привезли в приемный покой, медсестры на меня начали кричать, — рассказывает Ризида. — Издевались надо мной: “Чё, неужели так больно?”. Спрашивали, почему я не снимаю мусульманский платок, говорили: “Наверное, она СПИДом больна!”, а потом стали смеяться, как будто я ненормальная.

Впрочем, у многих женщин впечатления от гинекологических отделений не слишком приятные. Просто обычно счастливые мамочки, когда страшное уже позади, грубость забывают.

У Хайруллиной такой возможности не было. Ее ребенок скончался на третьи сутки после рождения, а сама она осталась инвалидом на всю жизнь. Ведь из-за грубой ошибки врачей женщина лишилась 70 сантиметров жизненно важного органа — тонкой кишки.

Забытая “метровка”

Родившийся 8-месячным мальчик Хайруллиной весил всего 1850 граммов и плюс ко всему имел патологию пищевода — его конец оказался сращен с трахеей. Ребенка срочно отправили в Уфу, но ничего не помогло…

Когда Ризида очнулась после операции, она почувствовала себя очень плохо. Хайруллина сообщила об этом завотделением Рафиковой. “Это спайки от аппендицита беспокоят”, — уверила та. Однако Ризиде становилось все хуже, температура зашкаливала уже за сорок.

— Жена мне жаловалась на неестественное уплотнение с правой стороны, — вспоминает супруг Хайруллиной. — Я сказал об этом лечащему врачу Рафиковой, но та снова озвучила версию про спайки.

Лишь на 16-й день мучений несчастную осмотрел хирург, который и предположил, что в брюшной полости женщины находится инородное тело. Им оказалась… метровая салфетка — хирурги называют ее “метровкой”. Самая большая марлевая салфетка из тех, что применяются при операции.

Салфетка, пролежавшая внутри женщины свыше двух недель, сдавливала кишечник и тонкую кишку, способствуя загноениям. У Хайрулиной развился перитонит — еще немного, и она отправилась бы к праотцам. Только экстренные меры спасли Ризиду — но 70 сантиметров загноившейся тонкой кишки хирургам пришлось удалить.

Жить без тонкой кишки человек не может, и резекция целой трети этого незаменимого органа чревата самыми тяжелыми последствиями. Ризида говорит, что теперь ее жизнь больше похожа на жалкое существование.

Но самое кошмарное, что в тот период, когда салфетка вызвала загноение кишечника, больной ежедневно делали… клизмы с трехпроцентным раствором соли. Более дикую экзекуцию сложно придумать: разлагающуюся внутри рану поливать едким раствором.

Операционный конвейер

Врачи никак не смогли объяснить на следствии, почему на установление правильного диагноза ушло столь долгое время. Ведь женщину осматривала не только завотделением, ее состояние тревожило и главврача. Хайруллину возили на УЗИ, но специалист лишь подтвердил диагноз — воспаление кишечника. Первопричину же загноения он почему-то не увидел.

— Врач мне сказала, что жене срочно нужны дорогие таблетки, — рассказывает глава семьи. — Якобы у нее воспаление кишечника, и нужны ампулы по 850 рублей каждая, которых в клинике нет.

Муж все-таки достал лекарство, его прокололи жене, но легче ей не стало. Как потом выяснила экспертиза, помочь дорогостоящие уколы Хайруллиной никак не могли. Более того, их назначение выглядело абсурдно — во-первых, потому что препарат несовместим с другими, вводимыми роженице, а во-вторых, потому что лечение им проводилось бессистемно, а доза была превышена. И конечно, никакое, даже золотое, лекарство не могло извлечь из живота больной разлагающуюся там ткань.

Следствию необходимо было установить: кто в ответе за появление “метровки” в брюшине Хайруллиной. Операцию ведь проводила целая бригада, а женщины, стоявшие у операционного стола (все — медработники с большим стажем), валили вину одна на другую.

Однако в прокуратуре вину за нанесение вреда здоровью Хайруллиной возложили все-таки на оперирующего хирурга. — Почему вы, когда начали зашивать рану, не проверили полость? — спросил Рафикову следователь. — Потому что не хотела еще больше травмировать больную, — ответила врач.

А вот ассистирующие при операции медсестра и санитарка дали другие показания. Они уверяют, что в момент окончания операции в помещение уже ввозили другую роженицу, которой тоже нужно было срочно делать кесарево сечение. Врач торопила операционную бригаду — для того, чтобы проверить полость больной, просто не было времени.

Серьезные выводы

Мы уже привыкли к бедности наших больниц, к грубости персонала, к тому, что врачи работают топорно. Всем известно, как устают дежурящие сутками врачи, как мала их зарплата и как непредсказуем может быть организм больного. Однако все эти оправдывающие обстоятельства меркнут, когда горе приходит к тебе самому.

Сейчас гинекологи твердят, что наблюдайся Хайруллина, как положено, у участкового врача, не было бы преждевременных родов, а соответственно, и эксцессов при кесаревом сечении. Ведь ее мальчик родился со смертельной патологией пищевода, выявить которую можно в первом триместре беременности. Лежала бы Хайруллина на сохранении — глядишь, и родила бы сама, и ребенок бы выжил.

— После этих процессов в медицинских учреждениях сделали самые серьезные выводы, — считает следователь Тимур Галиев. — На “Скорой” принято решение промывать желудок маленьким детям только в условиях стационара под наблюдением нескольких врачей, а в роддоме — большие салфетки при кесаревом сечении прикреплять к простыне, чтобы не “терять” их. Хирург детской больницы, не выявивший патологии, реаниматолог, не догадавшийся взять у ребенка кровь из вены, дежурный врач наказаны выговорами и лишением премий.

Между тем в роддоме не увидели в произошедшем ничего экстраординарного. Ну наказали виновных — лишили их премии. Но перед пострадавшей Хайруллиной никто и не подумал извиниться. Ризиде говорили: “Все же хорошо закончилось! А в нашей работе всякое случается”. И советовали никуда не жаловаться.

Врачи всегда считают себя несправедливо обиженными. — Люди теперь боятся работать, — вздыхает осужденная Аниса Насретдинова, педиатр “Скорой помощи”. — Ведь мы жизнь кладем на то, чтобы спасти больного. А теперь, получается, каждый из нас под уголовной статьей ходит.

Ее коллеги писали в суд коллективные письма, объясняя, что в медицинской практике не зафиксировано случаев, когда промывочным зондом можно нанести травмы, способные повлечь смерть пациента. И обвиняли в случившемся нерадивую мать, купившую не те таблетки, оставившую ребенка без присмотра…

Аниса Насретдинова, вину которой в смерти ребенка суд все-таки посчитал доказанной, сейчас сидит дома — ей запрещено заниматься медицинской деятельностью в течение двух лет. Еще суд обязал станцию “Скорой помощи” выплатить ущерб матери погибшей девочки — 100 тысяч рублей.

— Коллеги мне говорили: зачем ты признала вину? — вздыхает Аниса Гиндулловна. — Теперь они за это будут расплачиваться. А я ведь призналась только в том, что промывала желудок девочке. У меня 30 лет стажа, за последние 20 лет работы на “Скорой” желудок детям я промывала не менее 300 раз. Считаю, что экспертиза доподлинно так и не установила, от чего умер ребенок.

Вот вам и “серьезные выводы”.