В мире не так много людей, которым было суждено находиться так близко от Саддама, чтобы учуять запах его лосьона после бритья. Однако Зайнаб Салби и ее семья были вынуждены проводить бесчисленные выходные в компании иракского диктатора – после того, как ее отец стал личным пилотом Саддама.

Подрастая, Зайнаб имела уникальную возможность наблюдать, как жил Саддам, пока ее дрожащая от страха семья подчинялась всем его желаниям, посещала устраиваемые им вечеринки, проводила с ним выходные и участвовала в охоте.

Она знала, что это такое, когда тебя заставляют называть его "дядей", смеяться над его шутками и без содрогания выслушивать истории о том, как он убивал ее сограждан-иракцев.

Зайнаб было 11 лет, когда Саддам попросил ее отца стать его личным пилотом – и у папы просто не было выбора, кроме как согласиться, ибо он боялся того, что может с ним случиться, откажи он Саддаму.

Сейчас Зайнаб 36 лет, она работает в благотворительной организации. По ее словам, ее родители быстро поняли, что не имеют права отделять свою личную жизнь от Саддама.

"Мои родители говорили так: "Сначала мы думали, что сможем избежать личных отношений с ним, потом мы думали, что сможем поддерживать нормальные отношения, и, наконец, он стал подобен утечке газа. Мы медленно вдыхали этот газ, подчинялись и умирали".

Зайнаб поняла, что ее жизнь зависит от того, сможет ли она скрывать свои истинные чувства от семьи Хусейна – а также от собственных родителей.

"Моя мама говорила мне, что я должна улыбаться, когда улыбается он, быть восхищенной, когда восхищен он. Она говорила мне: "Будь осторожна, потому что он умеет читать по глазам, – рассказывает Зайнаб. – Часть борьбы – это учиться не выражать вообще никаких чувств, слыша ужасные истории, сохранять каменное лицо и не общаться даже с собственными родителями. Иногда, когда я была подростком, я приходила в школу и слышала, как одноклассники разговаривают о публичной казни на улице и о том, что любой, у кого есть оружие, может выстрелить. Я не могла показать, что я чувствую при этом, потому что это было слишком опасно. Я не могла рассказать того, что знаю, даже своим родителям".

По ее словам, ей было нелегко мириться с тем, что ее родители находятся под полным влиянием Саддама.

"Подростком я просто видеть не могла своих родителей перед ним, они находились в рабском положении, они были напряженными и нервными в его присутствии".

В один из многочисленных дней, проведенных с Саддамом, Зайнаб стала свидетельницей "охоты на уток", которая ее напугала.

"Он охотился на уток, окружая стаю на пяти вертолетах, двери которых были открыты, – поясняет она. – Он стрелял по ним с очень близкого расстояния, с воздуха: Я помню, как утробно кричали утки, пытаясь выбраться из ловушки, образованной пятью вертолетами. Я принялась орать и визжать: "Это же резня!" Это была естественная реакция, а я была девочкой-подростком, которая на мгновение забыла о правилах. Моя мама так испугалась, что кинулась ко мне и прижала мою голову к груди. Она начала успокаивать меня, потому что боялась, что, если охранники увидят меня в слезах, это расстроит Саддама, и никто не знает, что случится дальше".

Саддам внимательно следил за модой, интересовался психологией и питал страсть к коллекционированию автомобилей. Во время одной из поездок Зайнаб нечаянно увидела, как упал чемодан Саддама и из него вывалились сотни шляп.

Как ни странно, говорит Зайнаб, Саддам, ныне ожидающий в иракской тюрьме суда за убийства иракцев за время своего правления, временами казался "нормальным". Однако даже в таком состоянии то и дело всплывали детали, свидетельствовавшие о том, что он за человек в действительности.

"Можно было сидеть с ним "нормальным", и вдруг ни с того ни с сего он начинал рассказывать, как он убил одного из своих лучших друзей или как он убивал своих любовниц или своих родственников. Не было никаких правил, было только настроение Саддама, так что ты чувствовал себя уязвимым все время, потому что в любой момент ему могло что-то ударить в голову и он мог убить тебя. Ты все время ходил по острию ножа".

Его дети устрашали своих сверстников так же, как Саддам контролировал их родителей.

"Его дочери были его миниатюрным подобием. Старшие дочери были очень влиятельными. Самой влиятельной была самая старшая дочь, мы все должны были ходить за ней по пятам. Когда она радовалась, мы все должны были делать то же и восхищаться теми же вещами".

Зайнаб пыталась демонстрировать свой протест скрытыми путями: "Когда я отправлялась на вечеринки его дочерей, они все были одеты по моде 1980-х, в яркие пышные платья, и ярко накрашены. Я в знак сопротивления одевалась только в черное, белое и серое и вообще не пользовалась косметикой. Я сопротивлялась в мелочах, чтобы показать: "Я другая, я не буду частью этого круга".

По рассказам Зайнаб, если одной из дочерей Хусейна нравилось платье, в которое была одета ее подруга, на следующий день она отправляла помощника в дом подруги, который забирал это платье.

Саддам мог забрать все что угодно. "Единственное, что я хотела бы получить от своей матери, это старая золотая монета, которую ей подарил друг ее отца. Но Саддам забрал и ее. Он заявил, что все иракские женщины должны отдать свое золото, чтобы страна могла вести военные действия. Он мог забирать не только вещи – сыновей народа отправляли на войну. За каждого убитого во время войны сына семье выдавали 10 тыс. динаров (в то время около 30 тыс. долларов), машину и дом. Да, он отдавал, но отдавал вещи, а забирал самое родное и близкое".

Когда Зайнаб исполнилось 20 лет, ее мать выдала ее замуж в Америку, чтобы вывезти ее из страны, подальше от внимания Саддама, потому что Зайнаб уже превратилась в женщину.

Однако в результате брака Зайнаб оказалась в другом мире, полном несчастья, потому что муж плохо обращался с ней. В итоге она нашла в себе смелость уйти от мужа и создать собственное благотворительное общество Women For Women International, которое помогает женщинам – жертвам военных зон. За гуманитарную работу в 1995 году Зайнаб чествовали в Белом доме. После этого она взялась за написание книги о своем опыте.

"Я плакала в процессе написания всей книги. Я смогла рассказать о том времени только через 20 лет, когда смогла плакать над тем, что я написала, – рассказывает она. – Мне потребовалось поработать с женщинами, которые пережили войны, и призвать их нарушить молчание, чтобы найти собственный ответ на вопрос о том, зачем моя мать заставила меня вступить в несчастливый брак. Через 10 лет моя мать приехала в Америку: она была больна, и ей требовалось лечение. Она онемела. Мы общались в письменной форме: я спрашивала ее, почему она так со мной поступила, а она отвечала, что спасала меня. Есть некая ирония в том, что я руководила программой, поощряющей женщин писать друг другу письма, а потом стала переписываться со своей мамой, которая рассказывала мне собственную историю. Так я узнала, что моя мать ничем не отличается от конголезской матери, которая предлагала мне своих детей со словами: "Возьми этих детей, может быть, ты сможешь дать им лучшую жизнь", или от вьетнамских матерей, которые бросали своих детей под ноги американским солдатам со словами: "Заберите их, вы обеспечите им лучшую жизнь". Моя мать сделала тоже, устроив мой брак".

По словам Зайнаб, тот день, когда поймали Саддама, и тот день, когда его будут судить, – это "самые счастливые дни в ее жизни".

"Я никогда не думала, что мы доживем до того времени, когда будем свободны от его террора и ужаса, который душил нас. Я уверена, что суд над ним – это очень важная историческая возможность для Ирака. Мы должны документировать свое прошлое, мы должны рассказывать о нем своим детям, мы, как иракцы, должны достичь примирения и создать новое видение Ирака, продумать способы движения вперед".

"Мне кажется, что лучшая пытка для Саддама – это чтобы он знал, как сильно его ненавидит его народ. Как сильно его не любят. Я не знаю, доживет ли он до этого этапа. Я надеюсь, что да. Для него это будет самое поэтичное правосудие".