Пятеро основоположников исторического пика на нефтяном рынке. На фоне роста мирового спроса действия саудовского министра ограничивают предложение

Причина нефтяных встрясок 1970-х и 1980-х годов была проста: значительное и внезапное сокращение поставок. Когда поставки возобновились, цены на нефть упали.

Нынешнее энергетическое потрясение, за время которого цены на нефть выросли вдвое с 2003 года, имеет другую природу. Свою роль в нем снова играет нестабильность поставок вследствие ураганов в Мексиканском заливе и американского вторжения в Ирак.

Но подлинной причиной является кардинальный сдвиг в глобальной энергетической системе, который длится уже 25 лет: мировая потребность в нефти растет быстрее, чем способность отрасли ее удовлетворить. Еще в конце 1990-х годов были излишки. Теперь лишней нефти практически не осталось.

За кризисом стоит сочетание серьезных сил: стремление ОПЕК избежать рыночных потрясений; акцент нефтяных боссов на прибыли, а не на поисках нефти; появившееся у Китая пристрастие к нефти; давнее пристрастие к ней Америки; новая роль инвесторов на энергетическом рынке. Сыграли роль еще и решения отдельных людей в разных странах: саудовского министра, британского нефтяного барона, пекинского профессионала.

Царь ОПЕК

В раннем детстве Али Наими пас овец в Саудовской Аравии. Он вырос и стал самым могущественным человеком в энергетической отрасли благодаря своему умению пасти более сложное стадо – страны ОПЕК.

Наими начал карьеру мальчиком на побегушках в гигантской нефтяной компании королевства, где посещал школу для одаренных провинциалов. Потом его отправили в Стэнфорд, где он получил степень магистра геологии, и он быстро вырос, став руководителем компании.

К 1995 году, когда он стал нефтяным министром Саудовской Аравии, в отрасли было множество дополнительных мощностей для увеличения добычи в результате энергичной разведки начала 1980-х. Разведанные запасы нефти раздулись в 1998 году, когда азиатские экономики зашатались.

Будучи главой крупнейшего в мире производителя, Наими был фактическим лидером ОПЕК и определял стратегию. Картель должен был вести себя как центральный банк – единый, технократичный, опирающийся в своих действиях на информацию, а не на внутреннюю политику. Поскольку у производителей ОПЕК были бездействующие месторождения, им не надо было осваивать новые. Чтобы не создавать излишков, ОПЕК была вынуждена ограничить приток нефти в закрома потребителей.

В конце 1990-х годов Наими заинтересовался коммерческими запасами нефти американского Среднего Запада, ключевого сегмента крупнейшего мирового рынка. Если запасы станут меньше определенного уровня, считал Наими, цены поднимутся и ОПЕК надо будет открыть вентиль. Если они поднимутся выше потолка, ОПЕК придется его закрыть. "Ты должен парить над ними, как коршун", – заявил он журналистам в начале 2004 года об американских инвентарных описях.

Это была дерзость: иностранный чиновник пытался влиять на ключевой экономический индикатор самой могущественной страны мира. В Вашингтоне ОПЕК никто не противостоял. Нефть укрепилась, но осталась сравнительно дешевой. Наими хотел удержать цены от большого роста, при котором мировой рост и спрос на нефть замедлится или потребители найдут альтернативы "черному золоту".

Оказалось, что в основанной на цифрах стратегии Наими есть слабое место: неточные данные. К моменту, когда стало ясно, что спрос растет, а не падает, ОПЕК свела на нет прослойку, необходимую для того, чтобы сдержать рвущиеся вверх цены.

В феврале 2004 года нефтяные министры картеля собрались на вилле в Алжире. Дела в мировой экономики шли хорошо, и потребление нефти росло. Цены превысили 30 долларов за баррель, что многих обеспокоило, так как сильно выходило за пределы среднего уровня 1990-х годов в 20 долларов. Однако информация о спросе и предложении из разных источников, включая министерство энергетики США, заставляла думать, что идет накопление излишков. Захватив биржевиков врасплох, картель объявил о сокращении добычи на 9%, хотя сокращения так и не последовало.

Данные были неточными, и излишки так и не появились. Спрос же вырос. Цена одного барреля техасского сырца достигла 40 долларов в мае 2004 года, 50 долларов в октябре, после урагана "Иван", 60 долларов в июне 2005 года, и 70,85 долларов 30 августа, после урагана "Катрина".

В ретроспективе февральское совещание 2004 года представляется последней попыткой сохранить динамику, формировавшую нефтяной мир почти два десятилетия: тенденцию создавать излишки. Реакция рынка на это совещание продемонстрировала новую динамику: жесткое ограничение поставок.

Саудовская Аравия увеличила добычу и начала инвестировать в новые месторождения. Однако эти шаги запоздали, говорит Наими. "Цены продолжают расти. Их влияние на спрос огромно".

Вскоре после алжирского совещания Наими во главе саудовской делегации отправился с визитом в Китай. Они ожидали увидеть, что Китай запасается нефтью, так как казалось, что он импортирует больше своих потребностей. Но вместо этого они увидели один из самых больших скачков в использовании нефти.

Пожиратель бензина

Джейсон Ю вырос в Пекине и каждое утро ездил в школу на велосипеде. В прошлом году 38-летний бухгалтер забросил велосипед, занял 33 тыс. долларов и купил черный Volkswagen Passat.

Новая машина Ю помогает объяснить одну из главных причин нефтяного кризиса – энергетическую ненасытность Китая. Профессионалы, подобные Ю, который зарабатывает больше 20 тыс. долларов в год, ринулись на автомобильный рынок, способствуя превращению Китая во второго после Америки крупнейшего потребителя бензина.

Когда в 1980-е годы Китай решил реформировать свою экономику, государственные планировщики объявили автомобилестроение двигателем роста. Они пригласили в страну иностранных производителей и предложили банкам облегчить кредитование покупателей. Они субсидировали бензин, установив потолок цен: сегодня он стоит примерно 1 доллар за галлон, тогда как в США больше 2 долларов, а в Англии 6 долларов. Тем временем горожане стали зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе автомобиль.

Сегодня по дорогам Китая колесит 27 млн автомобилей, тогда как в 1995 году их было всего 10 млн. По прогнозу правительства, к 2010 году их число удвоится. На долю Китая приходится около 40% увеличения мирового спроса на нефть в последние четыре года. В прошлом году одной из причин стало использование нефти для производства электроэнергии во время отключений электричества, но автомобильное безумие по-прежнему оказывает давление на нефтяные рынки так же, как спрос китайской промышленности.

Когда Китай открылся в конце 1970-х – 1980-х годах, Ю увлекся западными фильмами. "Конечно, нам хотелось иметь то, что мы видели в кино", – сказал он. Он особенно мечтал о машине.

В 1997 году он стал клерком Charna Chemicals & Pharmaceuticals, и его босс вручил ему ключи от машины, принадлежавшей компании. В 2002 году Пекин отменил правила, ограничивающие число новых моделей, которые разрешается продавать иностранным производителям. Цены упали, и в мае 2004 года Ю купил свой Passat.

Дважды в неделю он приезжает на одну из множества моек, разбросанных по улицам Пекина. Он является активным членом интернет-сообщества владельцев Passat. По выходным они играют в баскетбол против владельцев Honda, Citroen и Buick, устраивают поездки за город.

Ю знает о неприятностях, которые причиняет его автомобиль: пробках на пекинских улицах и смоге. Но машина дает ему свободу, говорит он: "Нельзя требовать, чтобы человек отказался от свободы".

Нефтяной барон

В сентябре 1996 года Джон Браун собрал совет директоров British Petroleum в одном из берлинских отелей. Он второй год работал генеральным директором BP и решился на дерзкую просьбу: разрешить ему найти партнера для слияния. Два дня он излагал свой план: BP, в прошлом государственная компания, нуждается в доходах через крупную сделку, которая позволит со временем увеличить прибыли, сократив расходы.

Лорд Браун – английская королева сделала его пожизненным пэром – получил то, чего хотел, и два года спустя BP слилась с Amoco Corp.; цена вопроса составила 52 млрд долларов. Через несколько месяцев он согласился купить Atlantic Richfield Co. После сделки с Amoco началась лихорадка консолидаций: Exxon слилась с Mobil, Chevron – с Texaco, а французская Total поглотила европейских конкурентов.

Эти сделки привели к снижению расходов в западных нефтяных компаниях, которое через 15 лет достигло кульминации, и инвесторы ликовали. Но результатом консолидации и снижения расходов стало резкое падение инвестиций в разведку новых месторождений. Индустрия оказалась неготовой к быстрому освоению нового сырца, когда подскочил спрос.

В былые времена нефтяная отрасль регулярно замещала добытую нефть новыми находками. В последние два года ей это не удается, отмечает консалтинговая фирма Wood Mackenzie. По оценкам этой шотландской компании, для полного замещения расходы отрасли на разведку должны увеличиться более чем вдвое, на 30 миллиардов долларов в год. Доступ отрасли к новым месторождениям и оборудованию ограничен, к тому же она потеряла такое количество инженеров, что "просто не приспособлена к инвестированию на таком уровне", отмечала Wood Mackenzie.

В грубоватом бизнесе лорд Браун выделяется как знаток вин, фотограф и коллекционер произведений искусства. Но его страсть к сокращению расходов неутолима. В третьем квартале 2005 года BP заработала 6,46 млрд долларов при объеме продаж в 97,7 млрд.

Лорд Браун утверждает, что доллары, потраченные на поиск нефти, – это неадекватная мера, так как современные технологии дают нефтяным компаниям возможность больше получать с долларов, потраченных на разведку. "Большая нефть", говорит он, это уже не бизнес авантюристов, ищущих нефть любой ценой.

"Сегодня это бизнес эффективности, мы должны максимизировать свободный денежный поток", доступный акционерам в долгосрочной перспективе, говорит он.

Вашингтонские политики винят нефтяных королей в том, что они спровоцировали нынешний кризис, чрезмерно увлекшись краткосрочной выгодой. Лорд Браун отмечает, что бум вызвал приток инвестиций в BP и другие компании, которые в перспективе увеличат предложение. Он верен своей философии долгосрочных прибылей.

"В конце концов, корпорации должны реагировать на ценовые сигналы, – говорит он. – Мы не государственная структура".

Пророк

Мэттью Симмонс, опытный банкир нефтяной отрасли, побывал на огромных нефтяных месторождениях Саудовской Аравии в 2003 году. Королевству принадлежит почти четверть резервов на планете, и мир рассчитывает на них перед лицом постоянно растущего спроса. Но Симмонс уехал обеспокоенным. В самолете он высказал своим спутникам сакраментальную мысль: а что если эти месторождения не так хороши, как утверждают саудовцы?

Вернувшись в Хьюстон, 62-летний уроженец Юты углубился в научные труды и написал книгу, в которой изложил свои выводы: на саудовских месторождениях скоро может начаться необратимый спад. Он устроил провокационную презентацию "Саудовская нефть. Реальность или мираж?"

На рынках часто есть гуру, помогающий кристаллизовать мнение, что цены могут идти только вверх. Симмонс сыграл именно такую роль в нефтяном буме. Его выводы критикуют руководители западных нефтяных компаний и инженеры-нефтяники. Саудовцы говорят, что могут увеличить добычу на 50%, а некоторые эксперты считают, что и больше.

С момента появления нефтяной отрасли в XIX веке люди предсказывают, что добыча вот-вот достигнет пика, за которым начнется спад. Симмонс произвел фурор, так как говорил о конкретных месторождениях Саудовской Аравии. В прошлом году Симмонс "спровоцировал настоящие дебаты среди наших клиентов", говорит Реймонд Карбоун, генеральный директор брокерской фирмы Paramount Options Inc. из Нью-Йорка. "Усомнившись в саудовских резервах, он способствовал игре на повышение".

Его влияние высвечивает новый фактор нефтяного кризиса; это крупные инвесторы и спекулянты. Нью-йоркская торговая биржа ввела нефтяные фьючерсные контракты в 1983 году. С тех пор инвесторы за пределами отрасли могут покупать и продавать нефть, не поставляя ни единого барреля. Вместо этого они торгуют контрактами на будущие поставки, которыми можно торговать, как другими финансовыми инструментами.

Даже такие консервативные инвесторы, как пенсионные фонды, видят в энергоносителях альтернативу низкодоходным облигациям и дорогим акциям. Но оценке Goldman Sachs, инвесторы в этом году вложили около 70 млрд долларов в инструменты, привязанные к индексам товарных рынков, тогда как в 2000 году – менее 10 млрд. Джеффри Карри, возглавляющий в Goldman отдел товарной аналитики, говорит, что неотраслевые игроки сегодня занимают 15% финансовых рынков, связанных с мировыми поставками нефти. Когда на нефтяных рынках наступают трудные времена, дополнительный спрос со стороны новых инвесторов может еще поднять цены.

В этом году Симмонс издал новую книгу, "Сумерки в пустыне". Пока продано 90 тыс. экземпляров, но он говорит, что его влияние пока не отразилось на нефтяных ценах. "Если бы люди меня послушали, – говорит он, – цена была бы в три раза выше".

Вашингтонский воитель

В начале 2001 года вице-президент Дик Чейни назначил Эндрю Линдквиста, бывшего профсоюзного босса с богатого нефтью Северного Склона Аляски, главой энергетической рабочей группы. Тогда, как и сегодня, США были крупнейшим в мире потребителем нефти. Спрос рос, а когда-то огромные нефтяные и газовые месторождения страны переживали спад. Президент Буш и Чейни, оба в прошлом нефтепромышленники, обещали что-нибудь предпринять, чтобы выровнять дисбаланс.

Но, как показывает краткая служба Линдквиста, топливо – это сильно политизированная проблема. Его группа не один месяц консультировалась с экспертами и подготовила план, где не было недостатка в предложениях, касающихся бурения новых скважин, в том числе – в Арктическом национальном заповеднике на Аляске.

Планы вызвали бурю. Экологи объявили, что они блокируют процесс и безуспешно судились за доступ к документам рабочей группы. Многие демократы были недовольны тем, что в плане нет мер по энергосбережению. "Они начали не с того", – говорит сенатор-демократ Джефф Бингамэн.

Энергетический закон пролежал под спудом остаток первого срока Буша, даже когда он повысил ставки, вторгшись в Ирак. Чейни и другие предсказывали, что Ирак скоро начнет добывать больше нефти, чем при Саддаме Хусейне. Однако конфликт вызвал один из самых серьезных сбоев в поставках, оставив позади национализацию иранских месторождений в начале 1950-х годов и иранскую революцию 1979 года. Ирак до сих пор добывает меньше нефти, чем до вторжения.

Линдквист, который ушел из администрации Буша в 2002 году, чтобы стать лоббистом нефтяных компаний, включая BP, возлагает на своих оппонентов ответственность за тупик. Он утверждает, что консультировался с экологами и сосредоточился на поставках отчасти потому, что даже некоторые демократы были не уверены, что следует мешать американцам ездить на "пожирателях бензина". Бурение на Аляске, подчеркивает он, давало бы миллион баррелей в день, то есть обеспечивало бы 5% американских потребностей.

"Это раздражает, – говорит Линдквист. – Необходимо принимать жесткие решения в ситуации, где мало хороших вариантов, а политики просто не хотят принимать такие решения".

В этом году президент Буш наконец подписал закон об энергетической политике. Бурение на Аляске в него не попало. Равно как и предлагаемые демократами меры по ограничению потребления. В результате закон практически не меняет дисбаланс между спросом и предложением. Дебаты продолжаются: в ходе консультаций по бюджету на этой неделе конгресс снова обсуждает, не открыть ли части арктического заповедника для нефтегазовой разведки.

Судьба энергетического закона – лишь новый пример того, как американским лидерам, республиканцам и демократам, не удается ослабить зависимость страны от нефти. Нефтяной шок 1970-х годов заставил конгресс выработать стандарты самодостаточности. Но впоследствии низкие цены на энергоносители ослабили политическую волю обеих партий к продолжению усилий, направленных на энергосбережение.

Линдквист отмечает, что закон включает в себя некоторые предложения рабочей группы, например стимулирование коммунального хозяйства к использованию угольных и атомных электростанций. Может быть, через десятилетие эти меры дадут США новые энергетические альтернативы. Но он считает, что Америка так и откладывает жесткие решения, необходимые для будущего.

Сенатор Бингамэн согласен: "Серьезными вопросами так никто и не занимается".