Франц Яковлевич ЛЕФОРТ — один из ближайших сподвижников Петра. Частое общение с этим выходцем из Швейцарии, как считают многие историки, во многом и подвигло молодого царя приступить к тем радикальным реформам во всех областях политической, общественной, военной жизни, кои превратили Московское государство — отсталую полуазиатскую деспотию — в Российскую империю, одну из самых могущественных держав XVIII — XIX cтолетий.

Бесшабашный расточитель

ПАМЯТЬ о Франце Яковлевиче сохранена в названии одного из московских районов — Лефортово. В конце XVII столетия это была часть Немецкой слободы. Поскольку тут квартировал драгунский Первомосковский полк Лефорта (набранный из заезжих иностранцев), который часто именовали по фамилии командира, то и место стало зваться Лефортовым.

В 1697 — 1698 годах здесь же, на левом берегу реки Яузы, по царскому указу был отстроен роскошный (по меркам того времени) дворец — специально для царского любимца Лефорта. Ныне в его изрядно обветшавших стенах обретается Российский государственный военно-исторический архив.

Царь щедро одарял деньгами полюбившегося ему швейцарца, которому ещё в 1690 году присвоил новый на Руси чин генерал-майора. А Лефорт не складывал царские подношения в кубышку, как все прочие его соотечественники на Москве, а без счёту тратил на покупку шикарной мебели, дорогой скульптуры, серебряной посуды, картин, зеркал, ковров и прочих предметов роскоши, коими украшал свою резиденцию. Вокруг дома был разбит регулярный парк с прудами, устроен зверинец, куда привозились диковинные в России животные…

По смерти Лефорта кредиторы предъявили счета на 6 тысяч рублей, что по тем временам были очень большие деньги. Расплатился же по долгам своего уснувшего вечным сном любимца государь…

А дворец он передал другому соратнику — А. Д. Меншикову, который был куда большим расточителем, но при этом не довольствовался огромным жалованьем и царскими подарками, а со временем навострился и сам тащить из казны при всяком удобном случае…

Храбрый воин

С ЛЕФОРТОМ самым тесным образом связаны начатые Петром преобразования в военной сфере.

Смелый и ловкий, Лефорт великолепно фехтовал, метко стрелял, а кавалеристом был таким, что даже не боялся сесть на необъезженную лошадь. В показательных сухопутных сражениях (т. н. «Кожуховских манёврах») он командовал полком и однажды сильно пострадал: прямо в лицо ему попал «огненный горшок», начинённый порохом. Но, несмотря на это, Францу Яковлевичу всё же удалось водрузить своё знамя над взятым укреплением «противника»…

Затем последовали Азовские походы 1695 и 1696 годов, в которых Лефорт принимал самое деятельное участие. При штурме Азова 5 августа 1695 года он вёл на приступ один из трёх корпусов и лично захватил турецкий стяг. Во Втором Азовском походе Франц Яковлевич командовал флотом (который перед этим строился в Воронеже под его руководством), за что царь произвёл его в адмиралы, пожаловал ему две вотчины и назначил новгородским наместником…

Весёлый собутыльник и галантный кавалер

С ПЕРВОЙ своей пассией — дочерью немецкого виноторговца Анной Монс — Пётр тоже познакомился в доме Лефорта, когда с ноября 1696 года царский двор бурно праздновал взятие Азова. Здесь же у государя и его возлюбленной «амур первый начал быть», а Франц Яковлевич стал «конфидентом интриг амурных».

Ухаживать за дамами, говорить им комплименты и вести себя галантно, как было принято в лучших домах Лондона и Парижа, Лефорт умел бесподобно. Разумеется, царь всея Руси не имел нужды перенимать манеру обхождения заморских хлыщей, но, стараясь превратиться в европейца, Пётр Алексеевич невольно подражал своему «конфиденту», а глядя на государя, начинали себя вести в том же духе и окружавшие его стольники, постельничьи и денщики, будущий цвет российского дворянства. Так что светские манеры нашей дворянской элиты тоже берут своё начало от «галантерейного» кавалера, задававшего пиры в Немецкой слободе…

Кстати, о пирах. С Бахусом Франц Яковлевич был на короткой ноге, но пил, по свидетельствам современников, очень умело, никогда сам не напиваясь допьяна, зато непрестанно подливая тем собутыльникам, кому хотелось забыться в хмельном чаду. При этом он мастерски поддерживал застольную беседу, вовремя шутил и вовремя молчал, был, можно сказать, идеальным тамадой.

И опять ли не у него перенял Пётр Алексеевич этот фокус — оставаться трезвомыслящим в буйной пирушке и внимательно слушать хмельные речи сотрапезников, мотая на ус их вырвавшиеся из-за потери самоконтроля признания?

Обходительный дипломат

ВЕЛИКОЕ посольство, выехавшее из России в марте 1697 года, тоже не смогло обойтись без Лефорта. Он формально его и возглавлял, выполняя представительские функции (хотя реальное руководство было в руках опытного переговорщика Ф. А. Головина). Но главное заключалось в том, что Франц Яковлевич выступал в роли личного переводчика царя при его переговорах, изучал и подписывал дипломатические документы, занимался наймом специалистов на русскую службу и закупал снаряжение для строящегося флота.

Противник жестоких нравов

ПРИ всей теплоте и искренности отношений с молодым государем Лефорт считал невозможным для себя следовать варварским обычаям московитов. Он, например, отказался рубить головы мятежным стрельцам и вообще предпочёл в дни массовых казней после подавления мятежа сторонников царевны Софьи (он разразился, пока Великое посольство путешествовало по Европе) заниматься обустройством своего великолепного дворца, не показываясь даже на глаза неистовствовавшему Петру… Франц Яковлевич знал, что гнев царя пройдет, и не боялся навлечь на себя царскую немилость, как прочие «птенцы гнезда Петрова», превратившиеся в эти дни прямо-таки в заправских палачей.

Сердечный друг

ДРУЗЕЙ более близких, чем Франц Лефорт, у молодого царя просто не было. Живой по характеру, всегда остроумный и находчивый, жизнерадостный швейцарец слыл на редкость обаятельным человеком. Сердечную дружбу царя он завоевал не только европейской образованностью, познаниями в военном деле, придворном этикете, лучших винах и искусстве винопития, но, безусловно, и своими человеческими качествами.

Неслучайно, когда Лефорт, заболев 23 февраля 1699 года горячкой, через неделю с небольшим скончался, Пётр переживал его потерю как самую тяжёлую утрату, когда-либо случавшуюся в его жизни. «На кого я могу теперь положиться?! — горевал государь. — Он один был верен мне!»

Верному соратнику царь устроил пышные похороны, причём под страхом жесточайшей опалы заставил на них приехать всю боярскую Москву, презиравшую фаворита.

Францу Яковлевичу и другим своим ближайшим сподвижникам Пётр собирался построить грандиозный монумент в Александро-Невском монастыре Санкт-Петербурга, заявляя: «Люди эти своею правдивостью и заслугами — вечные памятники для России».

Но намерение это так и не было осуществлено. И даже могила Лефорта на московском Введенском кладбище со временем пришла в ужасное запустение…