Со стен в упор смотрят безглазые маски — от их пустых взглядов на душе становится как-то космически-отрешенно. Им в ответ ласково улыбаются человеческими лицами нарисованные хищники. Окна наглухо зашторены, рассеянный по всей комнате свет скрывает четкие очертания предметов, пряча их в полутона. Все какое-то потустороннее, выходящее за границы привычного мира. Побывав в гостях у Валерия Леонтьева, я убила двух зайцев сразу: проинспектировала, в каких жилищных условиях обитает живая легенда, и побеседовала с Павлом Фридманом — дизайнером, с которым Валера находится в доброй дружбе уже четверть века. Именно Павел воплотил в жизнь мечту Леонтьева — создать квартиру-фантасмагорию, которой нет подобных.
     
     — Ты кофе хочешь? — любезно интересуется Павел. Отвечаю согласием, на какое-то время остаюсь одна, и сразу появляется ощущение неловкости из-за отсутствия хозяина дома. Но, казалось бы, законное желание вежливо извиниться и по-быстрому уйти не появляется, совсем наоборот — неловкость приобретает незаконную форму: я вдруг прикидываю себя на себя роль... домушника. И тут же начинаю развлекаться мыслью — а чего бы, собственно, здесь можно было бы спереть? Вон, например, можно сундук унести, что стоит под лестницей. Он классный такой, пиратский, червячком изъеденный, украшенный рисунком кораблика, что идет по волнам под всеми парусами.

     — Павел, а что в сундуке? Сокровища капитана Флинта?
 
    — Там Валерины фотографии, — отзывается мой собеседник.
  
   О, попала! А как для работы потом пригодится!

     А еще мне, конечно, очень нравится хищная кошечка, что балансирует на краю лестницы.
  
   — Павел, а как Валерину мурку зовут?
  
   — Это пумочка, пума.
 
    — Я спрашиваю про собственное имя. Есть у нее такое?
 
    — Нет, как-то не придумали, — удивляется мой собеседник.
  
   Пьем кофе в гостиной, и я между делом мысленно селю в исследуемую квартиру самых разных персонажей и прикидываю, как бы они себя здесь чувствовали. В этих трехэтажных хоромах. Ну, скажем, королева Виктория. Нет, ей бы не хватило величественности и строгости — слишком здесь все мягко и обтекаемо. А если Папу Римского устроить? Тоже не пойдет: его раздражали бы леопардовые оттенки, даже отдаленно не напоминающие кроваво-красные тона пышной церковной обстановки. О! Нашла! Людовик XIV! Король-Солнце наверняка чувствовал бы себя здесь как дома. На эти раскиданные по дивану подушки усадил бы фаворитов, а за теми ширмами разместил любовниц! А сам бы валялся в свое удовольствие на этом вот божественно мягком диване. Наверное, понравилось бы здесь леди Диане. И мадам Помпадур тоже оценила бы небось обстановку по достоинству. Хотя нет, последней бы, пожалуй, не хватило белого в золоте!
 
    — Знаешь, — делюсь вслух своими мыслями, — если бы не знала, кто здесь живет, даже не смогла бы сказать — мужская эта квартира или женская. Тут, по-моему, и ребенок мог бы жить. Какой-нибудь Маленький принц! И ему бы очень пригодился вон тот игрушечный леопард!
  
   — Да ты что? — Мой собеседник искренне удивлен. — Слушай, ты, похоже, дала волю женской фантазии! Тебе что, не хватает сурового аскетизма холостяцкой квартиры?
 
    — Не знаю. Быть может, да, — смеюсь я, — а кстати… Валера ведь бросил курить, что пепельница-то — вот эта большая черепаха, которая спит и видит весь этот мир во сне, — на столе делает?
 
    — Да больно красивая, он не захотел ее убирать. А что касается квартиры, то у тебя такое ощущение универсальности, наверное, возникает из-за того, что она задумана в американской манере. Это им свойственно так делать и расставлять мебель, чтобы всегда можно было упасть где удобно, развалиться в кресле, вытянуться на полу — все драпированное, уютное.
  
   — Значит, Валериной жене Люси с ее американизированными вкусами эта квартира понравилась?

     — Не знаю. Она вообще прагматичная женщина, не любит ненужных вещей в доме. А здесь их слишком много. В принципе минимализм — это правильно, не должно быть перебора — это как все кольца на пальцы, чтобы не подумали, что у тебя их нет.
   
  — А как Валера вообще переживает нашествие женщин? Часто они вносят свои коррективы в обстановку?
 
    — Нет, это квартира одного человека. Здесь все сделано так, как хотел Валера. И никто, кроме него, ничего никогда не изменит здесь по своему вкусу. А по мелочи…
  
   Вон на даче не было посудомоечной машины. Приехала Люся. Теперь посудомоечная машина есть. Ну, американский подход: как без посудомоечной машины? Это не просто было сделать — кухня-то встроенная, на заказ изготавливали, но нашли технике место... Другое дело, будет ли ей кто-то пользоваться…
  
   — А что бы ты в этой квартире на свой вкус изменил?
 
    — Стойку с сувенирами выкинул бы. Но Валера не хочет, говорит: “Люди дарили от души, жалко выбрасывать”. Там, правда, есть интересные вещи.
 
    Подхожу, рассматриваю. Среди всевозможных приколов больше всего мне нравятся челюсти молодой акулы.
 
    — Что это — его квартира, я поняла, но все-таки твое влияние какое-то имеется?
 
    — Знаешь, где мы сейчас пьем кофе? В бане! Это пространство — стандартная баня финская, которая продавалась, а Валера очень хотел баньку. Но нет снега под боком, нет возможности бассейн построить. Я его уговаривал: “Валера, надо же где-то и покушать”. Он отмахивался: “Да я приеду сюда на пять минут, переодеться…” Но все равно я убедил, и он отказался от бани — построили кухню.
 
    А вот это панно, которым ты сейчас любуешься, — вообще образец Валериного пофигизма. Он привез его откуда-то из-за границы — как по дороге не расколол, одному богу известно. Валера решил, что оно будет висеть вон там, на противоположной стенке. Так он не только не сделал замеры, он даже не подумал, что стенка-то вогнутая, а панно — нет! В результате здесь нашли ему место.
 
    — Вот эти сушеные пауки и скорпионы: экзотические, мерзкие, смертельно опасные, что висят по стенам, не оставляя надежды спрыгнуть однажды на обеденный столик, — они откуда здесь?
 
    — Это я купил и привез. Валере они понравились, и он повесил их здесь, над столиком. Как обычно говорит гостям: “Для приятного аппетита”.
 
    — А это ярчайшее пятно в простенке что символизирует?
 
    — Валера очень хотел такой рисунок, долго объяснял художнику свою идею. Художник сделал бесконечное количество эскизов, пока, наконец, Валера не выбрал один-единственный. Валера хотел, чтобы был изображен хаос, но такой хаос, из которого появилась сама жизнь.
  
   — Хорошо им по соседству! Насекомые — классные, как-то на философский лад настраивают, и аппетит действительно возбуждают. Но соитие двух бабочек — это все-таки образец гармонии мира.
  
   — Только не двух, а четырех, ты не заметила — вон там еще пара совсем маленьких нарисована.
 
    — Ах да! Четыре! И всем им здесь хватает места...
 
    Интервью с Павлом Фридманом, в котором он рассказывает подробности постройки уникальной квартиры Леонтьева, читайте в ближайшем номере “МК-Бульвара”.
     
      АНЕКДОТ В ТЕМУ
     Встречаются Валерий Леонтьев и Ирина Аллегрова:
     — Помнишь мою квартиру?
     — Да.
     — Так я в ней рельсы проложил, теперь трамвай ходит.
     — Круто!
     — Круто-то круто, а вот когда в дверь звонят, все равно приходится такси ловить.

Владимир ЧИСТЯКОВ