После публикации статьи «В пожар СПИДа керосин просвещения» на редакцию обрушился шквал писем и звонков. «…Неужели это происходит с нашими детьми?», «…потрясает изощренность пропаганды разврата…», «…как остановить это безумие?». Буря эмоций и главный вопрос: где же разумная граница между растлением и просвещением? Как найти, обозначить ее в наше сложное, сотканное из реформ время? Вопрос, на который должен ответить каждый родитель — для себя и для своих детей.

Мы продолжаем разговор на эту тему с Ириной Медведевой и Татьяной Шишовой.

НЕОБХОДИМОСТЬ раннего сексуального просвещения, призванного бороться с «нездоровым интересом», похоже, ни у кого уже не вызывает сомнения. «Детская сексуальная энциклопедия» во многих домах прочно вошла в «круг семейного чтения».

Но когда речь заходит о каких-либо новшествах в вопросах воспитания, весьма полезно поинтересоваться, что называется, отдаленными последствиями…

Сексуальная революция в «цивилизованном мире» свершилась более тридцати лет назад. Срок вполне достаточный, чтобы сделать какие-то выводы.

Лет двадцать назад немецкие психологи рассказали нам о последних завоеваниях прогрессивной педагогики: в семье нет никаких запретных тем, а утром каждая девочка, начиная с пятого класса, получает от мамы перед уходом в школу противозачаточную таблетку вместе с утренней кружкой молока…

А в этом году к нам приехала психотерапевт из Мюнхена. Оказывается, там есть специалист, которая, как и мы, занимается драматическими методами в психотерапии. Мы, конечно, заинтересовались и стали расспрашивать.

— Барбара показывает в присутствии детей и взрослых пьесы собственного сочинения. Они должны определенным образом воздействовать на психику зрителей… Совсем недавно с огромным успехом демонстрировался сюжет о сексуальных связях родителей с детьми. О, для Германии это сегодня одна из актуальнейших проблем!..

От теории к практике?

Не станем сейчас обсуждать актуальность этого вопроса у нас. Лучше зададим другой. Скажите, если можно (и даже необходимо, как уверяет нас сегодняшние просветители) муссировать с ребенком вопросы секса, рассматривать картинки, которые еще недавно квалифицировались как порнографические, если можно вместе сидеть у телевизора, когда на экране демонстрируют половой акт, то почему, собственно говоря, нельзя логически продолжить эту цепь и от теории перейти к практике? Где пролегает граница между просвещением и уголовно наказуемым развратом?

— Но ведь инцест был строжайше запрещен всегда, во все времена! — возразят нам.

Да, но этот строжайший запрет был сопряжен с множеством других, не менее строгих. Матери и в голову не приходило обсуждать с сыном, «как это происходит».

Короче говоря, «антикровосмесительный» закон был логическим продолжением и венцом целого комплекса других табу на эту тему. Он не висел в воздухе, а был как бы крышей массивного здания. Конечно, нарушали его и тогда. Но тогда задать вопрос: «А зачем он нужен, этот закон?» Ц мог только сумасшедший. Сейчас же, когда практически все остальные запреты отменены, подобный вопрос, к сожалению, свидетельствует скорее о здравомыслии.

Норма или патология?

Наши наблюдения показали, что в подавляющем большинстве случаев, когда родители увлекаются новациями в области сексуального воспитания детей, это приводит их к самым разнообразным нервно-психическим нарушениям.

Вспоминаем женщину, мать двоих сыновей — четырех и семи лет, которая в духе нового времени относилась к вопросам сексуального воспитания. Читала «Детскую сексуальную энциклопедию», подробно поясняла картинки, обстоятельно отвечала на любые вопросы. Но самой смелой педагогической новацией было то, что она не стеснялась при мальчиках переодеваться и даже ходила по квартире голой. К нам же она обратилась с жалобами: ее старший сын страдал энурезом, а младший занимался онанизмом, причем делал это на людях, при посторонних…

Психологи, правда, уверяли мать, что в этом нет ничего страшного. А один специалист даже привел ей в качестве примера американский роман, в котором мать восстанавливает утраченный было контакт с сыновьями-подростками, поведав им о том, как она в их возрасте занималась мастурбацией.

Наша, отечественная мама, хоть и была готова на все для блага своих детей, но ее все же смущал один момент: она собиралась отдать младшего в детский сад. А вдруг старомодные воспитательницы неправильно поймут «нормальные» проявления ее Коли?

Пусть победит разум

Тщетно мы призывали мамашу тоже стать хоть немножко старомоднее. Наконец, уже ни на что ни надеясь, мы взмолились:

— Ну, хоть ради эксперимента спрячьте «Сексуальную энциклопедию» на дальнюю полку, разрешите старшему мальчику самому мыться в ванне, раз он вас стесняется, и не ходите по квартире раздетой.

Неожиданно мама среагировала на слово «эксперимент» и согласилась!

А через некоторое время потрясенно сообщила нам, что у ее детей почему-то «сами собой» исчезли невротические симптомы.

Вообще странная, на первый взгляд, картина. Дети, такие, казалось бы, такие восприимчивые и переимчивые, в вопросах пола проявляют удивительный консерватизм. Любят, когда папа живет в семье, и не любят, когда взрослые целуются прилюдно. Очень четко делят поведение людей на «приличное» и «неприличное». И совершенно не жаждут раздеваться в присутствии сверстников.

Такое поведение вполне объяснимо. Дети более естественны, чем взрослые, они ближе к природе, к первоначальному. Поэтому при всей психической пластичности ребенка, глубинный пласт его психики с трудом поддается трансформации, активно ей сопротивляется.

Отметим и еще один очень важный момент. Наверное, многие обращали внимание на странную особенность нашего языка. С одной стороны, он такой богатый, и вдруг в такой наиважнейшей сфере, как любовь — белое пятно, черная дыра. Нет слов для обозначения физической любви. Либо научные термины, либо непристойности. А нормальные человеческие слова, которыми так богат любовный словарь европейских народов, — отсутствуют. Случайно ли это? Конечно, нет. Эта тема в русском языке, а следовательно, и в русской культуре явно табуирована, запретна. А что обычно табуируется? Нечто очень важное и грозное, внушающее трепет и благоговение, священный страх. Первобытные люди боялись называть вслух животное, которое считалось прародителем их племени. Религиозные евреи никогда не произносят вслух имя Бога. В общем, словесный запрет налагается на священную, сакральную сферу жизни.

Сегодня же под лозунгом возвращения в мировую цивилизацию, эта сфера грубо попирается. А ведь так опасно трогать фундаментальные основы психики!

Что же делать родителям?

Советуем — устранитесь. Постарайтесь, по возможности, не обсуждать с детьми «проблемы пола». Конечно, когда ребенок задаст вам прямой вопрос: «Откуда берутся дети?» — не обязательно рассказывать ему, что детей находят в капусте (хотя, если ребенку три-четыре года, то в этой версии нет большого греха). Но ни в коем случае не читайте ему пространную лекцию по анатомии и физиологии человека. Уверяем вас: детское любопытство в этом вопросе отнюдь не столь велико, как вам кажется. Да и удовлетворить его ребенок может сейчас самыми разными путями.

— Ах, вот как?! Вы за то, чтобы он узнал такие важные вещи во дворе, в подворотне? Набрался черт знает чего от уличных «просветителей»?

Да, мы за это. Мы считаем уличное просвещение естественным и необходимым этапом духовного (да-да, как это ни парадоксально звучит!) развития ребенка. Во все времена «правду о любви» дети узнают от более старших или шустрых сверстников. И всегда эта правда преподносилась в искаженном, скабрезном виде. Однако наступал следующий этап, и юноша, который еще вчера, будучи подростком, писал на заборе матерные ругательства и рисовал непристойные картинки, влюблялся, переставал есть и спать, сочинял стихи и думал о предмете своей любви как о неземном, ангелоподобном существе… А потом юность сменялась молодостью, и уже «не мальчик, но муж», любивший теперь вполне земную жену и мать своих детей, в ярости кричал на сына, обнаружив в его тетрадке похабный рисунок…

И потом, все равно ваш сын (или дочь) поверит своим друзьям-наставникам, а не вам. Взрослая жизнь всегда окутана для ребенка тайной, и если авторитетный друг или подруга скажут ему, что дети рождаются от поцелуя, детское мифологическое сознание с готовностью примет это за истину.

Один из самых «убойных» аргументов в пользу сексуального просвещения детей: чтобы не было ничего тайного, ничего запретного, ведь запретный плод сладок!

А вы что, хотите, чтобы этот плод стал для вашего ребенка кислым, горьким? Или, может, вовсе безвкусным? Но не захочется ли тогда «чего-нибудь рыбного»?

О послевкусии

Посмотрите, что происходит в странах, где сексуальная революция победила «полностью и окончательно». Падение рождаемости, рост импотенции, процветание однополой любви… Ну, допустим, падение рождаемости на Западе объясняют (хотя это очевидный парадокс) ростом благосостояния. Импотенцию — издержками прогресса, связанного с напряженным ритмом жизни. Но вот педерастию ни на какой другой счет не спишешь. Традиционно запретный плод перестал быть запретным, следовательно, перестал быть сладким, и человека Ц так уж он устроен! — тянет переступить какой-то другой запрет.

Любовь перестает быть таинством — и неизбежно перестает быть таинством продолжения рода. Официальные браки заключаются все реже. На Западе некоторые чадолюбивые холостяки находят женщину, которая за деньги зачинает ребенка, вынашивает его, рожает, а потом исчезает навсегда. Как такси… Довезло до места — и привет!

То, что мы сейчас наблюдаем можно назвать десакрализацией любви. И самым разрушительным, быть может, тут является не обнажение женского тела и даже не постельные сцены в литературе и на экране, а уверенное вторжение в разговоры о любви наукообразных терминов. Когда девочка-подросток, рассказывая своей подружке о свидании с кавалером, без запинки произносит слова «оргазм», «оральный и анальный секс» и т.п. возникает ощущение чего-то непоправимого. Так могут говорить роботы, но не люди.

Дело не в ханжестве

Многие родители признаются нам в том, что и они, и их дети испытывают «странную» неловкость при обсуждении интимных вопросов. Но, вконец замороченные глупой пропагандой, объясняют это все тем же «совковым» ханжеством. Неправда, дело не в ханжестве. Сколько можно называть ханжеством нормальный стыд?! Такая неловкость совершенно естественна. Это включается подсознательный механизм. Это краской стыда вспыхивает сигнал запрета: нельзя! инцестуальный барьер! Ибо постельная тематика в разговоре матери с сыном или отца с дочерью — это своего рода инцест. Пусть не физический, а психологический, но тоже уродующий душу.