90 лет назад, в мае 1916 года, начался знаменитый Брусиловский прорыв. Авторство замысла этого победоносного наступления и его воплощение в жизнь целиком принадлежат командующему Юго-Западным фронтом генералу от кавалерии А. А. Брусилову.

Вопреки проискам царицы и Распутина

17 МАРТА 1916 года генерал Брусилов, ранее командовавший 8-й армией, был назначен командующим Юго-Западным фронтом вместо смещённого генерала Иванова. Он сразу стал готовить фронт к наступательным операциям.

На совещании командующих фронтами и начальников их штабов в Могилёве 1 апреля 1916 года начальник штаба Ставки генерал М. В. Алексеев предложил главный удар нанести войсками Западного фронта, где имелось двойное превосходство над немцами. Юго-Западному фронту отводилась вспомогательная роль — Алексеев считал, что к серьёзному наступлению он не способен.

Но Брусилов не согласился с начальником штаба Ставки и заявил, что его войска не только могут, но и должны наступать. Вернувшись из Ставки, Брусилов собрал командармов и изложил им свой план наступления, оригинальный и смелый. Тогда считалось, что прорыв следует осуществлять в одном месте, сосредоточив максимальное количество артиллерии и людских резервов. Но скрытно провести подготовку к такому массированному удару было невозможно. Противник, имея разведывательную авиацию, мог сразу определить единственное место сосредоточения войск и, пользуясь развитой сетью железных дорог, подтянул бы силы для укрепления обороны и контрудара. Поэтому Алексей Алексеевич придумал свой способ взламывания вражеской обороны. Он решил осуществить попытки прорыва одновременно на нескольких участках, сбив врага с толку и лишив возможности перебрасывать резервы на угрожаемое направление. Другим неожиданным новшеством оказалась артиллерийская подготовка наступления.

Утром 22 мая (4 июня) вся артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по проволочным заграждениям и окопам противника. Тяжёлые орудия и гаубицы, траншейные и полевые пушки методически, с небольшими интервалами молотили передовые позиции австро-венгров. Временами обстрел прекращался. Оглушённые и напуганные солдаты противника выползали из полуразрушенных укрытий и готовились к встрече русской пехоты. Но не более чем через четверть часа огонь возобновлялся…

Первой пошла вперёд 9-я армия в Буковине. Уже к 3 часам дня 22 мая она заняла всю передовую полосу противника, захватив в плен более 11 тысяч солдат и офицеров. Затем перешла в наступление 8-я армия. За три дня австрийский фронт был прорван на протяжении 80 км и откатился на добрую сотню километров. К концу июля 11-я армия дошла до истоков Буга, 7-я пробилась к Галичу, 9-я взяла Черновицы и ворвалась в Карпаты. «Популярности не искал, но она сама пришла», — скромно замечал Брусилов. Победоносное наступление принесло ему великую славу как в России, так и за её пределами. Генерал получал мешки поздравительных телеграмм и писем. О нём писали все газеты, журналы помещали его фото. Иллюзионы (кинозалы) собирали аншлаг на просмотрах документальных кинолент «Брусилов и его штаб» и «Трофеи Брусилова и его штаба».

Горячо поздравляли Алексея Алексеевича и союзники. Ведь австро-германская коалиция в результате Брусиловского наступления потеряла полтора миллиона человек. Кайзер Вильгельм вынужден был перебрасывать войска в Карпаты из-под Вердена…

Но беда была в том, что соседние фронты не поддержали героических усилий Юго-Западного фронта. Случилось то, чего больше всего опасался Брусилов: он оказался в наступлении один, без помощи соседей. В этом следует винить как трусливое упрямство генералов Эверта, Куропаткина и Рузского (сменившего Куропаткина), так и Ставку Верховного главнокомандующего, показавшую полную неспособность обеспечить взаимодействие фронтов.

Однако Алексей Алексеевич не знал, что его войска остались без поддержки ещё и благодаря закулисной интриге, которая плелась могущественнейшими людьми: германофильствовавшей императрицей Александрой Фёдоровной, немкой по рождению, «святым» старцем Григорием Распутиным-Новых и даже оказавшимся под их влиянием государем императором. Буквально за день до начала прорыва австро-венгерских позиций, 21 мая, Брусилова вызвал к прямому проводу начальник штаба Ставки Алексеев. Он «передал мне, что Верховный главнокомандующий желал бы отложить атаку, чтобы собрался кулак и ударил в одном месте, — вспоминал Брусилов. — На это я ему ответил, что каждый имеет свою методу, а я задумал ударить по всему фронту и менять этого не могу и не хочу. Если недовольны мною, то надо сменить, а не требовать перемены действий».

Алексей Алексеевич не ведал, что сие странное пожелание царя возникло сразу после того, как его в могилёвской Ставке посетила царица.

4 июня, когда обозначился крупный успех Брусилова, Александра Фёдоровна передала мужу новую порцию «вещих слов» Распутина-Новых, из которых следовало, что Северный фронт надо с наступлением придержать. 25 июля — очередное откровение «святого»: «Не следует так упорно наступать». Усилия германофильской придворной партии возымели действие, и Николай II отдал командующему Юго-Западным фронтом прямой приказ о приостановке наступления…

И хотя царь наградил Брусилова за Луцкий, как тогда говорили, прорыв Георгиевским оружием — шашкой с золотым эфесом, украшенным бриллиантами, — старый генерал мучительно переживал крушение своих монархических идеалов.

На посту Главковерха

ПОСЛЕ Февральской революции 1917 года Брусилов одним из первых генералов привёл к присяге на верность Временному правительству войска своего фронта. Выступая по этому случаю, он выразил уверенность, что новая власть «выведет родину на светлый путь счастья и благополучия». Его назначили Верховным главнокомандующим. Но Алексей Алексеевич пробыл им менее двух месяцев — с 22 мая (4 июня) по 19 июля (1 августа) 1917 года. Глава Временного правительства А. Ф. Керенский не простил ему провала летнего наступления, хотя Брусилов сделал, кажется, всё возможное для организации победоносной операции. Например, поднять боевой дух солдат он пытался, поощряя создание частей со всевозможными громкими названиями — «железные», «ударные» и т. д. Так возник и женский «батальон смерти» во главе с нижегородской крестьянкой Марией Бочкарёвой.

«Пора нам забыть о трёхцветном знамени…»

УЯЗВЛЁННЫЙ скоропалительным смещением со своего поста, Брусилов вместо приезда в Петроград для передачи дел попросил разрешения уехать на время в Москву. Это было ему позволено телеграммой Керенского с оскорбительной припиской: «Впредь до особого распоряжения в Петроград не прибывать».

Полностью отставленный от дел, Брусилов поселился в купленной им некогда квартире в Мансуровском переулке близ Остоженки. В дни октябрьских боёв в Златоглавой этот район стал местом ожесточённых столкновений. Выпущенный красными тяжёлый снаряд разорвался прямо в квартире Брусилова. Взрыв разворотил пол, стены, потолок, несколько осколков попало в правую ногу генерала, раздробив кости. Домашние кое-как перенесли его, теряющего сознание от боли, переулками в небольшой лазарет ближайшего лицея. Там он сутки валялся, никому не нужный, «в каком-то закоулке», а затем был переправлен в госпиталь. «Моя первая в жизни огнестрельная рана, — скажет Брусилов. И горько добавит: — Она получена от русского снаряда…»

На больничной койке Алексей Алексеевич пролежал восемь месяцев, в течение которых генерала навещали представители антибольшевистских организаций. Так, дворянка М. А. Нестерович-Берг, выполнявшая роль связной между московским подпольем и создателями Добровольческой армии генералами Алексеевым и Корниловым, передала Брусилову письмо с предложением бежать на Дон. Генерал ответил: «Никуда не поеду. Пора нам забыть о трёхцветном знамени и соединиться под красным».

Тем не менее по выписке из госпиталя в июле 1918 года полководца вскоре посетил разыскивавшийся чекистами резидент английской разведки Брюс Локкарт. Он тоже предложил Брусилову бегство, на этот раз в Самару, где подняли мятеж чехословаки. Брусилов от участия в гражданской войне отказался. Но вскоре ВЧК перехватила письмо Локкарта, в котором тот писал о планах всё-таки сделать автора Луцкого прорыва, популярнейшего генерала, вождём Белого движения.

После двухмесячного заключения Алексея Алексеевича выпустили под подписку о невыезде из Москвы и обещание не участвовать в антисоветской деятельности. Вернувшись в свою восьмикомнатную квартиру, он обнаружил, что пять комнат у него отобрали «в порядке уплотнения», причём его соседями в этой коммуналке оказались некий комиссар со своей любовницей. В комиссаре генерал узнал солдата своего Юго-Западного фронта, которого военно-полевой суд в 1916 году приговорил к смертной казни за антивоенную агитацию. Тогда он, командующий фронтом, своей властью из человеколюбия заменил ему смерть на каторгу… Но сосед-комиссар оказался из породы шариковых — каждый вечер в его комнатах происходили пьянки, драки, слышалась матерная ругань. «Вот уж отменил ему расстрел на свою голову», — грустно шутил Брусилов в «Воспоминаниях».

«Если бы я не был глубоко верующим человеком…»

1 МАЯ 1920 года Брусилов, встревоженный известиями о нападении Польши на Советскую республику, обратился к начальнику Всероссийского главного штаба Н. И. Раттэлю, своему прежнему сослуживцу, с письмом, предложив создать «совещание из людей боевого и жизненного опыта для подробного обсуждения настоящего положения России и наиболее целесообразных мер для избавления от иностранного нашествия». Политбюро ЦК РКП(б) эту идею одобрило. Так возник консультативный орган из семи бывших генералов под председательством Брусилова, названный Особым совещанием. Оно обратилось с воззванием ко всем бывшим офицерам с призывом поступать на службу в Красную армию и идти на Польский фронт. На воззвание Брусилова и его коллег откликнулось до 14 тысяч офицеров всех чинов, пополнивших РККА. Брусилов имел прямое отношение и к другому воззванию, адресованному Советской властью врангелевским офицерам, подписал его. Оно гарантировало амнистию всем сложившим оружие воинам армии Врангеля. Тысячи белых офицеров и казаков поверили и остались на крымском берегу. Но каков же был ужас Алексея Алексеевича, когда от вернувшихся с ликвидированного Южного фронта очевидцев он узнал, что особисты во главе с Бела Куном сдавшихся расстреливали из пулемётов и топили в Чёрном море…

«Суди меня Бог и Россия! — пишет Брусилов о своей роли в этих трагических событиях во второй части «Воспоминаний», так и не увидевшей свет на Родине при Советской власти и безосновательно объявленной советскими графологами фальсификацией. — Первый раз в жизни столкнулся с такой изуверской подлостью и хитростью… Если бы я не был глубоко верующим человеком, я смог бы покончить жизнь самоубийством». Таковы были переживания человека чести, поверившего, что представители власти — тоже люди чести и сдержат обещание…

Скончался полководец 17 марта 1926 года. В официальном некрологе «Памяти А. А. Брусилова» отмечалось, что «в феврале 1917 года он оказал энергичное давление на царя, убеждая его отречься от престола», а затем «не ушёл в стан врагов рабоче-крестьянской власти…» Его похоронили со всеми воинскими почестями на Новодевичьем кладбище. «Речи красных военных властей, — вспоминала вдова генерала Н. В. Желиховская, — чередовались с речами духовенства». Ветераны Брусиловского прорыва положили генералу в гроб свои Георгиевские кресты и медали…