- Вы не перестаете критиковать позицию Москвы в конфликте в Южной Осетии.

- Это парадоксальная ситуация: 1 июня российский министр иностранных дел сказал об уважении территориальной целостности (Грузии. – Le Figaro), но также сказал о праве народов на самоопределение. Россия говорит о независимости, но Южная Осетия говорит о союзе с Россией, апеллирует к российскому Конституционному суду и предоставляет жителям российское гражданство. Где логика? Россия говорит одно, думает другое, а делает третье. А ввод на прошлой неделе российских войск под предлогом ротации контингента через Рокский тоннель, использование которого не разрешено соглашениями, подписанными под эгидой ОБСЕ? Это называется российской военной интервенцией. И я не русофоб, у меня мать русская.

- Российские СМИ критикуют Грузию за воинственность. Что на это отвечаете вы?

- Для нас немыслимо иметь плохие отношения с Россией. Мы – очень маленькая страна, которая 200 лет борется за свою независимость. Россия запретила грузинское вино, потом минеральную воду. Мы подвергаемся сильнейшему экономическому, военному и политическому давлению. Но было бы безумием хотеть урегулировать осетинский конфликт силой оружия. Незаконная армия Южной Осетии насчитывает 6 тысяч человек, в Осетии находится 500 российских военнослужащих, в Абхазии – 1500, не считая более 7 тысяч вооруженных абхазов. Вся грузинская армия – это 12 тысяч человек, из которых 1000 военнослужащих находятся в Ираке, 150 – в Афганистане и 100 – в Косово.

- Как положить конец осетинскому конфликту?

- Оружие, деньги и наркотики идут через Рокский тоннель. Эта зона не контролируется. Мы хотели бы, чтобы на этой границе находились наблюдатели из ОБСЕ или какой-нибудь другой международной организации. Уверяю вас, конфликт был бы улажен через полгода, если бы эта граница контролировалась. Это не этнический, а политический конфликт. Для его разжигания используются местная сепаратистская элита и ошибки, совершенные Гамсахурдиа.