Откуда эти водители? Одни работают на государство. Другие воюют в сопротивлении или отрядах смерти. Третьих наняли американцы. Никто не спрашивает, никто не рассказывает, никому не известно, кто есть кто.

Кровопролитие превратило Ирак в страну скрытности и страха. Уличное насилие не подчиняется логике, и, как следствие, оживленный город, где люди с радостью вмешивались в чужие дела, превратился в лабиринт личин, где соседи быстро минуют друг друга, как танцующие на мрачном костюмированном балу.

"Иракцы скрывают все, люди подозревают друг друга", – сказал 66-летний Хайави Махди Абаси, успешный адвокат, который не ремонтирует свою Toyota 1982 года, чтобы не привлекать ненужное внимание.

"Зачем мне привлекать к себе внимание террористов? Я стараюсь быть заурядным, как все", – сказал он.

Богатые прячут ювелирные украшения и вытаскивают из недр шкафов старую одежду, чтобы отпугнуть тех, кто похищает людей ради выкупа. Мусульмане, в зависимости от ситуации, объявляют себя то суннитами, то шиитами. Христиане притворяются мусульманами. Ложь о том, где работаешь, стала нормой. Полицейские патрулируют улицы в масках, чтобы их не узнали.

Кажется, что каждый притворяется кем-то другим в надежде остаться живым. Жители Багдада считают, что вне зависимости от того, кем ты являешься, ты, скорее всего, в чьем-нибудь списке врагов.

"Вопрос не в том, лгать или не лгать, – сказал Али Абдулла. – Вопрос в жизни и смерти".

Абдулла – 31-летний суннит, как и многие жители Багдада, окруженный завесой тайны.

Во времена Саддама Хусейна он выучился на инженера, но работает в американской неправительственной организации. Его жизни угрожают, и жена умоляет его уйти, но он не может: слишком хорошие деньги, а им надо думать о трехлетнем сыне.

Абдулла ездит на работу на такси, и его машину не узнают. Он ездит по разным улицам и раз в несколько месяцев меняет номер телефона.

Он купил часы Swatch за 100 долларов в соседней Иордании, но боится носить их на людях. Когда его спрашивают, где он работает, он отвечает, что у него компьютерный магазин.

Главное, говорит он, никогда, ни при каких обстоятельствах, не признаваться соседям, что ты продался иностранцам.

"Если соседи узнают, где я работаю, это верная смерть", – сказал он.

Для Абдуллы и его семьи это означает изоляцию. Он уклоняется от разговоров, не мешкает у дверей, сводит к минимуму визуальный контакт и покупки. Недавно, увидев в переполненном ресторане знакомого по колледжу, он развернулся и убежал, чтобы не вступать в разговор.

Говоря об утрате общности, иракцы грустят. Как в большинстве ближневосточных стран, в Ираке традиционно ценят теплоту и общение на темы, которые на Западе относят к частной жизни. В прежнем Ираке лучше было прослыть любопытным, чем холодным и отчужденным. Было абсолютно нормальным выспрашивать незнакомого человека о его браке и стоимости его имущества.

Мало-помалу война унесла теплоту. Теперь в городе царит напряженность. В воздухе висит интрига, как в триллере о плаще и кинжале. Но она реальна и смертельна.

"Поведение изменилось, оно было разумным, а стало инстинктивным, животным, – заявил Эшан Мохаммед Хасан, один из ведущих иракских социологов, профессор Багдадского университета. – Человек чувствует, что от других исходит опасность. Он вынужден прятаться. Он не хочет, чтобы люди его видели, потому что считает их злыми".

Страх и ненависть уничтожили клановые традиции. Раньше этикет требовал, чтобы мужчины спрашивали друг друга о работе; это был способ проявить интерес к жизни знакомого и продемонстрировать готовность помочь в трудные времена.

Но сегодня спрашивать о работе невежливо и даже опасно. Теперь задают пустые вопросы: как поживаешь? как дела?

"Людей часто убивают без причин. Как вы думаете, что они сделают, если узнают, что ты работаешь у американцев? – спросил Абдулла. – Вот именно. Ты предатель".

Работать на иракские институты не лучше. Университетских профессоров, спортсменов национальных сборных, полицейских убивают мятежники, решившие уничтожить всю гражданскую и общественную жизнь.

Ирак, пожалуй, единственная в мире страна, где ополченцы и мятежники ходят по улицам с открытыми лицами, тогда как госслужащие, солдаты и полицейские носят маски.

"Я ношу маску, потому что не хочу, чтобы люди знали, что я работаю в полиции", – сказал 34-летний Ахмед Али. Было обеденное время, и некоторые его коллеги уехали на другой конец Багдада, чтобы пообедать там, где их никто не знает.

Их участок находится в районе Дора, к югу от центра Багдада, и является местом кровопролитных религиозных стычек. Полицейские не решаются приносить свою форму домой, хотя бы для того, чтобы постирать.

Они выходят из дома в штатском, пробираются в участок и быстро переодеваются в форму.

"В Доре меня знают, – сказал Али. – Приходится носить маску и темные очки".

Некоторые наживаются на страхе. Например, те, кто подделывает документы.

29-летний Ассад Хелдун продает фальшивые удостоверения личности по 30 долларов. "Не отличить от оригинала", – хвастается он. Но есть одно отличие – вымышленное имя.

Он не продает фальшивые документы преступникам. Среди его клиентов – водители автобусов, дорожные рабочие, автомеханики – те, кто зарабатывает на улицах.

Фамилии в Ираке выдают религиозную принадлежность, происхождение из клана, о котором известно, шиитский он или суннитский. Например, фамилии Джабур и Дулайми, равно как имя Омар, означают "суннит".

Среди иракцев, стремящихся спрятаться, популярны такие фамилии, как Байяти, Обейди и Саади. Они могут быть и суннитскими, и шиитскими.

"Людей убивают из-за их имен, – сказал Хелдун. – В последние месяцы все просят фальшивое удостоверение личности. Это поветрие. Люди напуганы".

В почти пустом автосалоне Абу Тарика владельцы лениво бродили среди сверкающих машин. Бизнес идет вяло.

"Такая машина может стать концом твоей жизни", – сказал 60-летний Абу Тарик.

Его партнер, 48-летний Фаик Убайди, показывает на Toyota Avalon за 19 тыс. долларов и Super Saloon Toyota за 11 тыс. долларов. Они уже год собирают пыль, и никто ни разу не поинтересовался ими, вздохнул он.

Страх укоренился в сегодняшнем Багдаде. Христианка в мусульманской одежде отказывается назвать свое имя, потому что ее могут убить. Ей 33 года, она живет с родителями на мусульманской улице и каждый день рискует жизнью, проскальзывая на работу в "зеленую зону".

Она боится, что слух о ее работе дойдет до соседей, даже двоюродные братья и сестры не знают, что она работает в иракском правительстве.

"Я все отрицаю", – сказала она.

Но религиозная изоляция больнее всего. Она и ее родные уже не осмеливаются ходить в церковь по воскресеньям. И ей пришлось носить мусульманский платок – хиджаб и платье – абайю.

"Это пугает меня. Есть люди, которые считают, что все христиане поддерживают американцев, – сказала она. – Мы не можем доверять друг другу. Я должна держать свои секреты при себе, потому что не знаю, что за человек передо мной".